– О вашей репутации при обсуждении ходатайства я позабочусь. Идите. Вам придётся спрыгнуть вниз. Лестница с той стороны ремонтируется. Я хватаю рюкзак. Лена и Виктория закончили складывать картины в футляр, так что мы все немедленно выбегаем через нормальную коричневую дверь. Теперь нам предстоит спрыгнуть вниз на четыре фута. Здесь, как я могу теперь понять по доскам в полу, есть ещё одна лестница, но с другой стороны. Сейчас мы заперты на внутренней. Мы замираем, боясь, что мужчины могли услышать нас по ту сторону двери. Может быть, этот кабинет не так уж идеально звукоизолирован, с учётом того, что теперь я слышу, как Тим обсуждает с каким-то мужчиной устриц, только что съеденных ими на Херефордстрит. – Что, чёрт возьми, происходит, Морис? Почему ты здесь? – кричит Тим. – Какое право вы имеете приходить в мой кабинет и задавать мне такие вопросы? – интересуется Морис. – Тут кто-то был? Они ушли через эту дверь? – Я слышу, как поворачивается золотая ручка. Мы прямо под ней, четырьмя футами ниже. – Где Караваджо? – вопит Тим. – Морис, где Караваджо? Мой отец помог тебе их получить. Они наполовину мои! – Тимоти, они никогда не были наполовину вашими. И вы это знаете. В документах о происхождении указано, что все они принадлежат мне. И я, Тим, отдал картины и несколько жёстких дисков – да, я знаю о жёстких дисках, которые вы пытались уничтожить, – людям, которые давно отсюда ушли. Вы опоздали на несколько часов. Очень мило с вашей стороны устроить такой долгий ужин с приятелем. Жёсткие диски будут вам возвращены, когда вы освободите Брэда и Паркола. Но картины к вам не вернутся никогда. – Старый мудак. – Не надо так со мной разговаривать, Тим. Вы не наследник этой фирмы. Вы здесь вообще никто. Сейчас же звоните по поводу Брэда. И Парка. Мы спускаемся по лестнице на следующий этаж, как велел Морис. – Сейчас же! – кричит Морис достаточно громко, чтобы мы услышали эхо. – Брэд в полном порядке. В особняке, который я снял, его разве что в задницу не целуют. Расслабься. Я верну его в целости и сохранности, когда ты отдашь мне картины и жёсткие диски. Мы переходим на следующую площадку, идём как можно быстрее, чтобы спрятаться под верхней лестницей и чтобы сверху нас никто не увидел. Конечно же, задняя дверь открывается ровно в тот момент, когда мы спешим спрятаться. Я слышу в открытом дверном проёме голос Тима: – Пока я не найду того, кому старый пердун передал картины и жёсткие диски, ты, Крен, оставайся тут с ним. Убедись, что он не двигается. Если Тим решит спуститься вниз, нам конец. Мы можем быстро метнуться к двери и подняться на сорок девятый этаж, но он может нас услышать. Так что мы стоим на месте, надеясь, что он поднимется в их с Морисом личный кабинет. Может быть, нам лучше было бы самим туда подняться и выйти через чёрный ход. Кто знает. Вдруг мы совершили огромную ошибку, спустившись на этаж? Секунды, что мы ждём тут, затаив дыхание, неописуемы. Я готова взорваться. Я смотрю на Викторию и Лену – обе даже не моргают. Тим не движется, и я чувствую, что он там, наверху, на лестничной клетке у запертой двери, решает, вверх ему идти или вниз. В конце концов я слышу, как он спрыгивает вниз на четыре фута, как и мы. Он делает шаг. Ещё один шаг. И вот мы слышим, как он поднимается в их с Морисом кабинет. Я рассчитываю его шаги, жестом показываю Лене и Виктории, чтобы они не двигались, не двигались, не двигались, пока я очень осторожно пробираюсь к двери сорок девятого этажа, кладу руку на ручку, и лишь когда слышу, как щёлкает дверь наверху, толкаю её и пропускаю Викторию и Лену на сорок девятый этаж. Я иду следом, и дверь, теперь просто белая эмалированная панель, которая кажется частью стены, закрывается вакуумными уплотнителями. Возможности открыть её обратно нет. Это односторонняя дверь. – Идём к пожарному выходу, – командую я, указывая в дальний конец коридора, который выведет нас на свободу, если только Тим или его подозрительный Крен на нас не наткнутся. Нам нужно пройти весь путь до конца зала, и ещё нас отделяет от пожарного выхода стеклянная стена-аквариум. Когда два года назад «КоКо» переделывала этажи, они продолбили сорок девятый посередине аж до сорокового, сделав внутренний атриум, залитый псевдосолнечным светом, сияющее яркими огнями поле, вокруг которого установлены стеклянные стены. По обеим его сторонам располагаются кабинеты, библиотеки и конференц-залы. Виктория уже добежала до конца зала и стоит между библиотекой налогового права и пожарным выходом на лестницу. Можно сказать, что она вырвалась. Мы с Леной всё ещё стоим у двери, глядя на закрытый шкаф напротив нас. Я не знаю, почему мы с Леной зависли. Придя в себя, я дёргаю её за здоровую руку, сжимающую футляр с картинами. Она смотрит на закрытую дверь позади нас. Со стороны внутренней лестницы слышатся быстрые шаги. Мы несёмся к шкафу, открываем дверь и проталкиваемся внутрь. Виктория стоит в другом конце, перед библиотекой налогового права. Она видела, как мы запрыгнули в шкаф, так что я надеюсь, ей хватит ума укрыться в библиотеке. Мы с Леной не дышим, когда дверь на лестничную клетку открывается и вокруг нас вновь смыкается пустое пространство. Шаги приближаются к двери шкафа, и ручка начинает поворачиваться. Кто бы ни был этот тип, он ведёт себя как собака, вынюхивающая бомбы. Слышится громкий кашель, и ручка перестаёт поворачиваться. – Кто вы? Что вы тут делаете? – кричит Тим. Шаги приближаются. Я смотрю в щель, как движется тень Тима. – О боже, я вас напугала? Простите, – говорит Виктория. – Кто вы? – Я … я, мистер Котон … я просто стажёр, Хенна Грин. Мне сказали, что я могу побыть тут подольше, потому что я занимаюсь своим проектом налогового исследования. Разрешили тут поработать. Эта книга … – Кто вам разрешил работать в налоговой библиотеке? – Простите, я не знала, что нельзя, мистер Котон, – лепечет Виктория. Роль взволнованной и покорной молодой сотрудницы даётся ей идеально – вероятно, благодаря многолетним наблюдениям. Я представляю, как она показывает Тиму какую-то книгу по налоговому законодательству, вся дрожа, может быть, по-настоящему – в конце концов, она пытается вытащить нас всех отсюда живыми. Надеюсь, ему придётся по душе эта дрожь молодой женщины перед высокопоставленным мужчиной. Она играет на его эго. И поскольку он патриархальный кретин, он на это ведётся. – Я спрашиваю, кто вам разрешил работать в налоговой библиотеке, Хенна Грин? – говорит Тим уже несколько другим тоном, чем секунду назад. Одному Богу известно, что Виктория вытворяет за этой дверью, видимо, используя на полную мощность свою внешность Зои Дешанель и незаурядные актёрские способности, чтобы показать, что мистер Котон – самый привлекательный мужчина в мире, её герой. – Если честно, я … я не помню, мистер Котон. Женщина из отдела кадров. Я так волнуюсь. Знаете, я от вас просто в восторге. Простите меня, не могу вспомнить, как её звали? Может быть, Стефани? Или Сьюзи? Может, Софи или … Господи, ну как же её звали? Помню только, что на С … боже мой, я не помню… – Она тяжело дышит, как будто вот-вот расплачется. – Вы имеете в виду Сью-Энн Миллер? – Кажется, да … как мне стыдно, что я забыла её имя. Простите меня, мистер Котон. Сью-Энн Миллер – глава отдела кадров. Так что теперь я знаю, что Виктория – прирождённая аферистка, способная на лету включить режим салемской гадалки и подбирать вариант за вариантом, пока вы сами не предоставите ей нужный. Что ж, учту. – Хорошо, хорошо. Вы тут никого больше не видели? Но подождите, откуда вы знаете, кто я такой? Уверен, мы с вами никогда не встречались. – О, мистер Котон, я изучила информацию обо всех партнёрах, прежде чем прийти сюда на стажировку ещё прошлым летом. Виктория пошла на расчётливую авантюру. Она предположила – и совершенно правильно – что Тим Котон прошлым летом мотался по всему миру, пытаясь найти новые места для офиса (хотя, может быть, я говорила об этом как-нибудь за обедом и она это просто запомнила). И она, будучи знакомой со многими такими же никуда не годными руководителями, как он, прекрасно понимает: он никогда не признается, что ничего не знает о своей фирме, о найме, о деталях. Так что либо Тим проглотит наживку, либо выдаст себя с головой. Тишина. Его тень не движется. – Ну, да, конечно, – говорит он торопливо, но несколько рассеянно. – Вы видели кого-нибудь на этом этаже? – Нет. Тут только я. Конечно, я зачиталась, но я бы услышала. Только взгляните на эту книгу – хотя я уверена, вы её уже читали. Она такая захватывающая! Мне не терпится с вами поработать, мистер Котон. Вы тоже занимаетесь налоговым правом? Конечно, это же самая интересная работа в мире, а эта книга … боже, эта книга … – Её голос, ещё минуту назад дрожащий, теперь полон радости. Она просто развлекается, и некому её остановить. Вот в чём проблема таких непредсказуемых гениев, как она: порой общаясь с людьми, которых считают низшими, они нарываются на неприятности и при этом игнорируют предупреждения. – Сборник стратегий налоговых инспекторов Толедо, штат Огайо, 1983–1993 годы? – спрашивает он. – Вас он так заворожил? Да, Виктория, ты облажалась. Виктория фыркает и смеётся. Тим всё ещё стоит прямо за этой дверью, его тень не движется. Ей нужно от него избавиться, а она что творит? Нафыркавшись всласть, она заявляет: – Да, я знаю, я такая зануда. О, кстати, мистер Котон, хотите, анекдот расскажу? Заходят как-то в бар судебный юрист, поверенный и адвокат по налоговым делам … Я убью тебя, Виктория. – Ой, подождите! – визжит она. Его тень мечется. – Вы меня спрашивали … знаете, я тут вспомнила! Я видела в лифте одного подозрительного типа, когда ходила перекусить, минут двадцать назад. Мне кажется, он поехал на тридцать девятый этаж. Видимо, тоже тут допоздна заработался. – Спасибо, Хенна. Я проверю. – Он произносит «Хенна» таким тоном, что мне становится ясно – если он купился на её уловку, то не на сто процентов. Но хоть имя запомнил, и то хорошо. – Оставайтесь тут, Хенна Грин. Никуда не уходите, – с этими словами тень Тима исчезает, и я слышу в коридоре шаги. Мы ждём здесь, в шкафу. Лена втягивает воздух крошечными глотками. Если Тим движется к лифтам, чтобы спуститься на тридцать девятый этаж, ему нужно будет пересечь зал в конце коридора, половину стеклянного зала и выйти в вестибюль. На то, чтобы вызвать лифт в этом здании, как правило, уходит целая вечность, и я представляю себе Хенну Грин – воплощенную невинность, которая смотрит на своего героя, мистера Тима Котона, широко распахнутыми и полными обожания глазами, сжимая в руках самую скучную книгу из когда-либо написанных. И хотя я ни черта не вижу, я уверена, что Тим пишет своему отвратительному Крэну сообщение, чтобы он пришёл и забрал Хенну Грин для дальнейшего допроса. У нас есть окно, чтобы сбежать, как только Тим окажется в лифте. Но нас может поймать и Крен, который сейчас, очевидно, спускается по внутренней лестнице. Проходит в буквальном смысле целая вечность. Наконец Виктория открывает дверь. – Он ушёл, – шепчет она, оглядываясь через плечо на стену с эмалированными панелями позади. – Быстрее. Я слышала, как он звонил Крену, чтобы тот приехал за мной. Мы бежим мимо стеклянной стены, через ложный атриум, то и дело поглядывая на другую сторону и на видимые этажи внизу, опасаясь, как бы нас кто-нибудь не увидел в этом аквариуме. Озадаченный Тим вернётся в любую минуту. Озадаченный Крен в любую же минуту свалится нам на голову. Доходим до пожарной лестницы. Не останавливаемся. Не переговариваемся. У меня за спиной надёжно закреплён рюкзак с жесткими дисками, Виктория забирает у Лены картины, чтобы та могла здоровой рукой держаться за перила. Добравшись до тридцать третьего этажа, мы вслед за Викторией сворачиваем в «Стоукс & Крейн», куда Крен, если он спускается по пожарной лестнице, не сможет за нами проследовать. Мы мчимся к частному служебному лифту Стоукса и приземляемся на первом этаже главного вестибюля. Здесь наконец можно выдохнуть. Виктория с силой жмёт на кнопку, и двери закрываются. Передышка. * * * – Я хотела, – говорит Виктория, – затолкать эту скучную налоговую книжку Тимми в глотку, чтобы она вышла через темя. Я видела такое на Ютуб-канале о самообороне. Но ведь лучше же, чтобы он не знал, что мы встречались с Морисом? Чтобы он верил в то, что у Мориса своя служба безопасности, или ещё в какой-нибудь подобный бред. Морис собьёт Тима с нашего следа, верно? – Согласна. Хотя Тим и его засранцы могут посмотреть записи с камер наблюдения. Будем надеяться, что сегодня они этого сделать не смогут. Пита там нет, и он все равно не поможет. Отличная работа, Ви, – говорю я. – И смотри-ка, ужасная шутка про бар уже второй раз нас спасает. Кто бы мог подумать, что дурацкий анекдот может стать средством самообороны. – Что теперь? – спрашивает она. – Теперь, – говорит Лена, – мы как можно скорее мчимся к «Вольво» и смываемся отсюда ко всем чертям. – Про «Вольво» никто не знает, так что да, так мы и поступим. Если каким-то чудом они посмотрят запись с камер наблюдения и увидят, как мы поднимаемся на лифте и в Вентфорт-холле, они поймут, что должны искать трёх женщин. Но у них нет возможности смотреть видео за пределами «КоКо». Ни в этом лифте, ни в наземном вестибюле, ни в главном гараже. Вы двое спрячьтесь, лягте на дно. Сегодня вечером нужно добраться до Кэролайн. – Угу, – бурчу я, потому что Кэролайн – самый неприятный судебно-медицинский эксперт на планете. Наконец-то выпрямившись и свободно дыша, Виктория вручает Лене футляр, глядя на неё с комичной завистью. – Значит, тебе достался красавчик и бесценные картины, а мне только старая кофемашина? Зашибись. – Виктория улыбается, страх и напряжение отступают, чтобы вернуться две секунды спустя. – Не грусти, Хенна Грин. Зато у вас с мистером Котоном взаимное влечение, сразу видно, – отвечает Лена. Мы все фыркаем и смеёмся, представив, что кто-то может испытывать влечение к мистеру Котону, ещё и взаимное. – Эти волосы … эти жуткие волосы! – хохоча, повторяет Виктория. Всё это грозит перерасти в истерику, потому что мы живём в совершенно безумном мире, где даже у нас есть шанс стать владельцами порно от Караваджо, не то что у Котона обрести вторую половинку. Но вскоре мы приходим в себя, и всё возвращается на круги своя. – Хорошо, – говорю я, – пошли к Кэролайн. Выше нос. Мы спасём Брэда. Спасём Парка. И выиграем это проклятое слушание в пятницу. Глава тридцать четвёртая Как только мы благополучно выбираемся из здания и убеждаемся, что за нами никто не следит, Виктория забирается на переднее пассажирское сиденье, а Лена, одной рукой обнимающая футляр, как новорождённых тройнящек, садится на заднее.