Я злобно посмотрела на него. Я забыла, что он временами мог читать мои мысли. — Ты же знаешь, как это раздражает? — Сказала я, пытаясь взвинтить изрядно накопленную злость. — Мне плевать. — И прежде чем я осознала, что он делает, он сорвал с меня майку и бросил её на пол, оставив меня наполовину обнажённой. Ладно, он уже видел меня голой. Мои соски инстинктивно напряглись от тепла комнаты, от воспоминания его прикосновений к ним, его рта на них, как он посасывал, и я... Я не возбужусь. "Холодная вода", — подумала я, мысленно позволяя ей омыть мою разгорячённую кожу. Он не коснулся моей груди, когда я ожидала этого от него, когда приготовила себя к этому, и каким-то образом это ещё больше возбудило меня. От предвкушения кровь приливала туда, где она должна была быть. "Кровь", — напомнила я, стараясь потушить жар во мне. По какой-то причине это лишь ещё больше разгорячило меня. Следом он развяжет шнурок, и брюки соскользнут на пол, и я буду полностью обнажена, и я ни черта с этим не смогу поделать. Если только не откажусь от своего решения. Я ждала, нетерпеливо. Но он этого не сделал. Вместо этого он поднял меня, и от его прикосновения я застыла, вспомнив, как его руки поддерживали меня у деревянной двери, вспомнив его силу, вспомнив его предательство. Желая расплакаться, когда невзирая на отсутствие моего демонического колпака, я всё равно не смогла пустить слезу, только сухое мучительное рыдание, когда никого не было поблизости. Не будет никаких слёз перед Азазелем. Он отнёс меня в спальню, хотя я была жёсткой как бревно, и усадил меня на огромную кровать. Секундой позже он присоединился ко мне, встав на колени рядом со мной. — Хм, не думаешь, что нам следует откинуть покрывало? — нервозно спросила я. — Зачем? Думаешь, мы его перепачкаем? "Сволочь", — подумала я, свирепо взглянув на него. — Зелёные поля и голубые небеса, Рейчел, — сказал он. — Ляг на спину и думай об Англии, помнишь? Я легла, постаравшись подальше отстраниться от него, чем по какой-либо другой причине. Я всё ещё ожидала, что он стянет с меня брюки, но он ничего не делал, и я стала гадать, не собирается ли он сначала укусить меня. — Ты не ответил на мой вопрос, — сказала я, мой испорченный голос был раздражённым. — И какой же был вопрос? — Ты укусишь меня до или после секса? Он встретился со мной взглядом. — В процессе, — сказал он, и положил руку меж моих ног. Я выгнула спину, в изумлении и возбудившись от его прикосновения через материал. Подсознательно я попыталась сомкнуть ноги, но он поставил колено между ними, удерживая их разведёнными, в то время как своими длинными пальцами скользнул меж моих ног, прикасаясь ко мне сквозь тонкий хлопок. — И почему же ты влажная, демон? — прошептал он. — Тебе не должно это нравиться. — Я... я больше не демон, — произнесла я натянутым голосом, пытаясь сопротивляться вероломным чувствам, которые стремительно разрастались во мне. Его прикосновение было лёгким, но даже я смогла почувствовать влагу, когда он чуть сдвинул ткань брюк. — Нет, — ответил он, склонившись вперёд, одной рукой упершись в кровать, другую всё ещё держа меж моих ног. — Только для меня. Я почувствовала как печаль и разочарование начали овладевать мной, но он настолько нежно коснулся моих губ своими губами, что это ощущалось как благословение. — Ты стала моим личным демоном. Ты преследуешь меня, соблазняешь меня, сводишь меня с ума желанием овладевать тобой, я больше не могу винить пророчество или силы или судьбы. Это просто ты. Я выбрал тебя, потому что не могу представить, что возжелаю кого-то ещё, когда-либо снова. Ты завладела мной, обуяла меня, ты во мне во всём, и я не могу избавиться от тебя. И самое худшее, я не хочу избавляться. У меня перехватило дыхание, я изумлённо подняла на него глаза. — Для признания в любви, это оставляет желать лучшего. — Я не люблю тебя. Я не буду любить тебя, — произнёс он, и его нежно сместившиеся пальцы отыскали центр моего удовольствия, и я резко дёрнулась, опускаясь на постель. — Но к тому моменту как я закончу с тобой, ты не заметишь разницы. Он завёл руку за мою шею и притянул мои губы к себе, опустившись рядом со мной. Его язык заглушил все мои бесполезные слова протеста. Он ошибался. Впоследствии я буду помнить разницу. Но прямо сейчас растущие ощущения были настолько могущественными, что я не могла бороться с ними. Я изголодалась, жаждала его. Я приму то, что могла получить. Влажный материал, который ограждал его ловкие пальцы от меня, сводил с ума. Я почувствовала, как он толкнулся в меня, но материал не позволил ему ничего сделать, кроме лёгкого проникновения, и я издала низкий стонущий звук, выгнув бёдра в молчаливой мольбе. Он разорвал поцелуй, его глаза, которые были ярко голубыми в комнате, теперь казалось были полны теней. — Попроси меня, — прошептал он. Я закрыла рот, настроившись не произнести ни слова, и он заиграл языком на моих закрытых губах, дразня меня, пробуя на вкус, пока мне уже ничего не хотелось, кроме того, чтобы открыться ему. Упрямство и раздражение противоречили друг другу, и мне захотелось закричать. Я скользнула дальше по кровати, выгибая бёдра навстречу к его руке. — Попроси меня, — произнёс он снова, пальцем легонько коснувшись меня, послав искры желания по моему телу. Я стала задыхаться, и трение влажной ткани о мою самую чувствительную часть тела было изысканным, почти на грани боли. Я нуждалась в гораздо большем, я нуждалась в высвобождении, и нуждалась в этом сейчас. Я закрыла глаза, когда он склонился надо мной, губами терзая мои губы; но когда возбуждение достигло почти невыносимого значения, я открыла их и уставилась в его глаза, не удосужившись скрыть гнев и боль, которые просачивались сквозь жар. Его глаза были сонными, наполовину прикрыты, но он открыл глаза и встретился со мной взглядом, и в другом создании я могла бы увидеть сожаление. Он убрал руку с моего чувствительного места и, подняв её, обхватил моё лицо, большими пальцами проведя по моим губам, а потом склонился и поцеловал меня в губы. — Так и быть, — прошептал он. — Я сожалею. Я никогда не думала, что услышу эти слова от него. Я подумала о своём надломленном голосе, шрамах на моём теле, и отпустила всё это. Ненависть и любовь к нему раздирали меня на части. Я не могла перестать любить его, как не могла перестать дышать. Так что мне придётся перестать ненавидеть его. Он оставил поцелуи вдоль моей челюсти, целуя, слегка покусывая, скользнув вниз по моему горлу до местечка, где бешено колотился мой пульс, и на миг я задумалась, а не возьмёт ли он мою кровь сейчас, но он двинулся дальше, ниже, и мою грудь покалывало от ожидания его прикосновения, от желания ощутить его рот. Он скользнул руками ниже, накрыв грудь, и я вскрикнула от ощущения. Это был саднящий, грубый стон, и затем я просто замолчала, когда его рот сомкнулся на соске, сильно втянув его в себя, его язык танцевал по горошине соска, когда он посасывал его, и мне стало интересно, смогу ли я кончить просто от его рта на моей груди. И потом я вспомнила его сиплую, односложную команду "кончи", и моё тело окоченело, когда оргазм накрыл меня. Я повалилась на подушки, задыхаясь, потрясённая мощью моего отклика, но он уже переключился на мою другую грудь, оргазм в этот раз был почти мгновенным. Я попыталась восстановить дыхание, когда он спустил свободные брюки вниз по моим ногам, и затем сильными руками скользнул вверх по ним, вверх по икрам, бёдрам. "Он собирается взять меня сейчас", — подумала я, часть меня взбунтовалась. Я не хотела, чтобы он был сверху, контролировал меня; я не хотела быть обузданной. Он руками коснулся меня, и я знала, что была влажной и готовой к нему, и я сказала себе, что смогу сделать это, я смогу смирно лежать ради него. Я ждала звука расстёгиваемой ширинки, грубого шороха спускаемых джинсов, но он склонился ниже и накрыл меня ртом. Я знала, что люди занимались таким, конечно же, знала. Я воодушевляла мужчин делать это с их жёнами, в своей демонической жизни. Но никто, абсолютно никто, никогда не делала этого со мной, никто никогда не опускал голову меж моих ног и не лизал меня, пробовал на вкус, посасывал меня, пока приглушённое рыдание не сорвалось с моих губ. Я обхватила руками его голову, желая оттолкнуть его. Это было чересчур, я не могла вынести это, но его длинные волосы ниспадали на мои бёдра и вместо того, чтобы оттолкнуть его, я запустила пальцы в его шелковистые пряди. Прикосновение его языка было более нежным, чем его сильных пальцев, оно манило меня в темноту, странное место, где существовало такое удовольствие, которого я боялась, когда его язык закружил по мне. Он скользнул одним пальцем в меня, и я выгнула спину, но до того как я успела снова лечь на постель, он вышел и ввёл уже два пальца внутрь, и я почувствовала как у меня подогнулись пальчики на ногах. А потом было три пальца, и я была повержена. Тихий крик поднимался из глубины души, когда моё тело содрогнулось в темноте. Он вошёл в меня раньше, чем я даже начала возвращаться в себя, толкнувшись внутрь, его член глубоко погрузился в меня, и я запаниковала, начала отбиваться, сопротивляться ему, пытаясь скинуть его с себя. Он с лёгкостью поймал мои запястья, прижав их к постели, бёдрами пригвоздив меня. Мои усилия были бесполезными, и я всё же я не могла остановиться, до ужаса перепуганная. Он лежал на мне, вжимая меня в постель. — Перестань, — выдохнул он мне в ухо. — Перестань сопротивляться этому. Мне жаль, но это должно быть именно так. Другого выхода нет. Его слова едва ли были поняты. Всё что я знала, так это то, что я должна остановить его, должна опрокинуть его, должна быть сверху, а не под ним. Но он был слишком сильным, и я не смогла сместить его. Он не пытался продолжить, просто держал меня, "как кто-то пытался усмирить норовистую кобылу", — подумала я внезапно с почти что истерическим изумлением. — Нет, — взмолилась я, моя гордость испарилась. — Пожалуйста, не надо. Он склонил лицо близко к моему, нежно потеревшись. Это очень походило на звериный жест убеждения. — Мы должны, Рейчел, — прошептал он. — Только в этот раз, я должен взять тебя таким образом, так я смогу взять твою кровь. Я дралась, пытаясь скинуть его с себя, но он был слишком сильным, его обладание мной было слишком глубоким. Он был глубоко во мне, наполняя меня. — Ты можешь дотянуться до моей шеи, когда я буду сверху, — умудрилась вымолвить я. — Нет. — Стоя. Я не могла поверить, что предлагаю такое, после того разрушительного раза, который обернулся в такое предательство. — Нет, — произнёс он сквозь стиснутые зубы, и его тело, обнажённое тело было скользким от пота, и на мгновение я отвлеклась от своего бессмысленного ужаса, гадая, когда он успел снять с себя одежду, удивляясь тому, как он ощущается обнажённым на моей коже. Я попыталась вставить локоть между нами, но его сила была невероятной. Это было похоже на удары об кирпичную стену — ничто не могло разрушить его хватку, его обладание — и медленно, очень медленно я перестала бороться. Я лежала смирно, задыхаясь, моё тело было покрыто потом, накрыто Азазелем. Я подняла глаза на него, и увидела сожаление в его глазах. Тени поглотили все цвета в комнате, единственным исключением были его яркие голубые глаза, и я снова вспомнила ловушку Тёмного Города, капкан его предательства. "Он сожалел, — горестно подумала я. — Он сожалел об этом. Он не хотел этого. Он был вынужден..." — Заткнись, — сказал он, отпустив мои руки и обхватив лицо. Я вымотала себя в борьбе с ним, и я не могла уже ничего сделать, кроме как лежать под ним. Он поцеловал мои губы, мои веки, нос. — Мне жаль, что я должен заставить тебя лечь под меня. Сколько раз мне надо сказать тебе это? Моя потребность в тебе настолько мощная, что я соглашусь на всё, что ты хочешь. Но сейчас должно быть именно так. Понимаешь? И чтобы подчеркнуть свои слова, он частично отстранился, мощное проникновение отпустило меня, и затем он снова вошёл в меня, жёстко, достаточно жёстко, толкая меня обратно на матрац, и я задрожала в попытке усмирить панику, которая затопила меня. Я чувствовала его кожу на себе, тёплая, влажная, его мускулистые руки обнимали меня, его рот прижался к моей щеке. Его длинные ноги у моих ног, неглубокое проникновение, его член внутри меня, этого было недостаточно. Медленно, очень медленно я подняла ноги и обхватила ими его узкие бёдра. Медленно, очень медленно, я подняла руки к его шее, притянула его ближе, отпуская ситуацию, отпуская древнюю потребность, рождённую из упрямства и переродившуюся в развратное проклятье, отпустила воспоминание о тысячах демонов, которые брали меня подобным образом, каждую ночь, разрывая меня, делая мне больно, разрушая меня. Ушло, ушло всё, и остался только Азазель, запах его кожи, присущий ему запах прохладного океана, теплота его плоти, его вкус в моем рту после того, как я лизнула его плечо, его неуклонные толчки в меня, затрагивающие нечто внутри меня, от чего я начала сходить с ума. И я была той, кто поцеловал его, выгнулся навстречу ему, присоединилась к нему в этом диком танце похоти и любви, и не из-за того, что он контролировал меня, завоёвывал меня. Дело было не в том, кто был сверху, а кто внизу. Это были просто мы, соединившиеся, заполненные, пылко и прекрасно; и мой оргазм, настолько мощный как никогда в жизни, приближался, и даже несмотря на то, что я хотела сдержаться и отложить его, чувства были несколько сокрушительными, и я отпустила потребность контролировать, отпустила и просто существовала в океане удовольствия. Я чувствовала, как его потребность растёт, его член увеличился во мне, тогда как мне казалось, что такое невозможно. Обрушившаяся скорость его проникновения сотрясла меня, сотрясла постель, и я взмолилась о большем, о том чего хотела, в чём нуждалась, и когда я воспарила на вершину, когда я почувствовала, что он начал кончать во мне, его зубы сомкнулись на моей шее, пронзили мою кожу, и я разбилась вдребезги. Тяга его рта на моей шее, то, как он всасывал, пил, потерявшийся в моём вкусе, напор сладостной страсти, когда он наполнил меня, всё это было чересчур. Я умирала, и меня это не волновало. Мы умрём вместе, разрушенные желанием, которое было совершенно неправильным; они предупреждали нас, а нам было плевать. Я умирала, и я была в его руках, и только это имело значение. Перья, перья вокруг меня, мягкие и блаженные, втягивающие темноту, и когда я вернулась на землю, я позволила себя отдохнуть в их нежности, в мире. Глава 21 Я МЕДЛЕННО ОТКРЫВАЛА ГЛАЗА, не совсем уверенная, что ожидала увидеть. Пламя ада? Белоха — нет, триумфальное лицо Уриэля? Кромешную темноту небытия? Что можно было увидеть в загробной жизни? Я боялась посмотреть. Он лежал рядом со мной на белом покрывале, его чёрные волосы затеняли его лицо, хотя у меня не было никаких сомнений, кто это был. Он спал как убитый, лёжа на животе, но я могла видеть, как вздымалась и опадала его грудь, и я поняла, что он выжил. Я робко прикоснулась к шее. На ней ничего не было, ни отметки, ни боли, и всё же нервная дрожь от припомненной реакции омыла меня, когда я пальцами провела по своей плоти. Казалось, у меня возникла новая и совершенно неожиданная эрогенная зона у основания шеи, и когда я вспомнила тягу его рта, я тихо застонала от вспомненного удовольствия. Я села, очень осторожно, чтобы не разбудить его. Комната была наполнена странным неясным светом, и я поняла, что наступал рассвет. Я с удивлением уставилась на французские двери в личный садик. Я вошла в эту комнату поздним вечером. Поздним вечером мы с Азазелем занялись любовью, если это можно было так назвать. Я сомневалась, что это было ключевое слово с его стороны, но я не собиралась подбирать другие слова. И всё же теперь было утро, и я не помнила ничего после сомкнувшейся вокруг меня темноты. Вот только не было ли там перьев?