Сообщение было от Петра: «Отрубил себе палец на производстве. Ничего не помогает, только водка». – 16– Аня приложила лист пленки к стеклу, сквозь которое просвечивал шаблон. Она обвела маркером нужный фрагмент, придерживая пленку локтем. Теперь нужно было вырезать его ножницами, одной рукой это сделать сложно. – Маш, помоги, пожалуйста. Маша взяла ножницы и аккуратно вырезала по контуру, оставляя припуск в полсантиметра, как учила Аня. – Как съездили в Поля? – Нормально. Женька молодец, все хорошо снял. У него даже запасы оргстекла были, так что получится сделать быстро. Ну, в меру возможностей. – Она посмотрела на свою руку. – Он и согнул сразу, при мне. Я даже придержала немного. Правда, все равно придется ему заплатить больше, чем планировалось. Ничего, мне тоже немного перепадет. Но некоторые планы придется отложить… Хотя посмотрим… Ты скажи лучше, как себя чувствуешь? – Сейчас ничего, – сказала Маша, кладя ножницы обратно на стол. – Утром рвало сильно. – Скоро пройдет. Потерпи. – Аня посмотрела на Машин пока еще совершенно плоский живот. – Знаешь, когда я в первый раз забеременела, мне приснился сон. Как будто я стою на холме и вдруг вижу, что ко мне летит птица – маленькая, белая. Я вытянула руки, и она села прямо в ладонь, а я почему-то стала ее есть. Прямо брала и откусывала по кусочку, как хлеб. А утром прочитала в соннике, что это к рождению девочки. Аня замолчала, вспоминая, а потом тряхнула головой и сказала: – Мне кажется, у тебя будет мальчик. – Посмотрим, – улыбнулась Маша. – Ань, слушай… – М-м-м?.. Аня пыталась отлепить пленку от подложки, зажимая край забинтованной рукой. На клеящий слой налипали ворсинки бинта. – Даже не знаю, как сказать, – замялась Маша. – Да ладно уж, говори! Вряд ли ты скажешь что-то ужаснее того, что я постоянно слышу в последнее время. Маша встала, опустив глаза. – Я, наверное, уеду… Аня отложила пленку. – Куда?.. – Домой. Я же понимаю, что даже при самом удачном раскладе не стоит пытаться строить с ним семью. Аня подошла к ней. – Но ты же не… – Нет, что ты. Я давно хотела ребенка, ты же знаешь. Я буду рожать. Только дома. Здесь я не справлюсь, там мама… – Да, конечно, я понимаю… Они помолчали. – Чаю хочешь? – Нет. Он воняет рыбой. – Чай? Рыбой? – Ага, – улыбнулась Маша. – Хеком. – Ну, главное, что не хером. Они рассмеялись. В мастерской было душно и всегда немного темно. Были бы окна… Аня тряхнула головой и сказала: – Ладно, что уж… Конечно… Когда ты едешь? – Через неделю. Аня поправила вечно сползавший бинт и кивнула. На столе полукругом дыбилось акриловое стекло. Еще одно такое же стояло на полу, малярным скотчем приклеенное к жесткому шаблону, чтобы не терялась форма. Рисунок был простым, стекло не очень большое. При обычных обстоятельствах работа была бы совсем не сложной, но сейчас казалась почти нереальной. Монтаж был запланирован на следующий четверг. Это как раз чуть больше недели. Маша поможет. Она еще здесь. Вместе они справятся. * * * Она достала сигарету из пачки одной рукой и поднесла ко рту. – Прикури мне, пожалуйста. Женька с готовностью чиркнул зажигалкой. – Слушай, ну прости, я сам не понимаю, как так вышло. Аня молча курила и смотрела на стекло. В полукруглом, гнутом, покрытом пленкой и лентой акриловом стекле было несколько аккуратных отверстий. От одного из них шла огромная трещина через весь витраж. – Ты же сама меня отвлекла! Аня молча курила и смотрела на стекло, которое она помогала гнуть в Женькиной мастерской. На рисунок, сделанный одной рукой. На ровные, безупречные отверстия. На трещину, которая перечеркнула все: работу, дружбу, новую мастерскую. У нее больше не было денег. Точнее, были, но их остаток уйдет на новое стекло и материалы, и дай Бог, чтобы этого хватило. Хорошо, что есть хотя бы мебельный цех, в котором можно еще немного подработать. Вчера она проводила Машу домой. Они стояли в аэропорту Домодедово, обнявшись, обе плакали, а Маша просила: – Главное – пожалуйста, обещай, что не скажешь ему, если он появится. Аня обещала. Женька ничего ей не обещал и ничего не должен. Он вообще просто вызвался помочь. Она знала, что он не монтажник. Но она не знала, как будет делать это стекло сначала. Одна, без Машиной помощи. Без какой-либо помощи вообще. И кто будет делать монтаж. * * * Ворс от бинта прилип к клеевому слою пленки до того, как Аня успела отодвинуть руку. Она чертыхнулась, сдвинула белый мусор ножом, прикатала. Взяла следующий фрагмент. Прикатала. Она быстро уставала. Левая рука ныла, пальцы жгло. Вчера после монтажа они поехали снова гнуть стекло, и Аня не успела на перевязку. Она решила, что ничего страшного, если один раз сделает ее позже. Поэтому сегодня присохшие бинты отрывали от руки почти с мясом, хоть и заливали их перекисью. Бинт будто вживили в изрезанные пальцы, он стал плоть от плоти ее, кровь от крови ее. У нее больше не было руки. Были только бинты, белые, белые бинты, которые очень мешали работать. Аня закрыла глаза и опустилась на пол. – Сто раз, – говорила она себе. – Ты должна сыграть «Мяу» сто раз, и тогда обязательно получится. У нее в голове всплыл образ Валдиса Пельша, который широко улыбался и спрашивал: – С какой ноты вы угадаете эту мелодию? Десятилетняя Аня, бывало, вскакивала на диване перед телевизором и кричала: