– Дерганый он какой-то. Я бы справился лучше. Аня повернулась и посмотрела Владу в глаза. – Ты что, хочешь снова играть? – Да. Пора. Аня задумалась. Он взял ее за руку и сказал: – Мне очень, очень нравится, как ты поешь. Вместе мы объездим весь мир! – Понятно. Ты пьян. – Да нет же, то есть я, конечно, пьян, но это неважно. Давай я буду играть с вами вместо этого танцующего? Аня как-то дико глянула на него, отстранилась и пошла к группе. – 9– – Значит, это все? – спросила она. – Так, – ответил Ян по-польски, стоя на пороге ее квартиры. – Жэгнай[55]. Аня крепко обняла его и прижалась носом к кожаной куртке. А потом подняла лицо и сказала: – Подари мне что-нибудь на прощание. Ян снял бандану и повязал Ане на шею. Она закрыла за ним дверь, прошла на кухню и села. Перед глазами все поплыло, и она поняла, что плачет. Вытерев глаза, Аня увидела стоящий на полу маленький пакетик, в котором была трубка и коробочка с табаком. Она быстро набрала его номер. – Ты забыл у меня трубку. – Возвращаюсь. Аня сразу пошла ко входу, открыла и ждала, когда он войдет. Ян тихо прикрыл дверь и сказал с улыбкой: – Я еще кое-что запомнялэм[56]. Он пошарил в кармане и протянул ей большое красно-желтое яблоко. Потом взглянул на нее еще раз, отвернулся и ушел. Аня стояла на пороге, не в силах закрыть, и смотрела на яблоко. Услышав, как внизу хлопнула подъездная дверь, очнулась и вернулась домой. Пройдя на кухню, она положила яблоко на стол. Посмотрев на него, совершенно растерялась. Долго стояла на одном месте, пялясь на яблоко, и никак не могла взять в толк, что же ей теперь делать. Решила домыть посуду. Помыла три чашки и застыла над раковиной. – Отдохни, милая, я помою посуду сам. Она разозлилась на себя, бросила посуду и огляделась. К глазам подступали слезы, и она подняла лицо вверх, чтобы не дать им выйти наружу, и увидела, что люстра совсем грязная, надо бы помыть. Она встала на стул и раскрутила плафоны, по одному складывая их на стол. Перенесла в ванную и стала мыть плафоны под краном. – У тебя есть что-нибудь острое? Из-под пальцев потекла бурая вода, и Аня подумала, что, наверное, надо еще помыть окна. Она выключила воду, оставив плафон лежать в раковине, взяла средство для мытья стекол, тряпки и полотенце. Снова вошла в кухню. Застыла на секунду, увидев яблоко, но сразу же взяла себя в руки и открыла окно настежь. Было слегка прохладно, но Ане было все равно, она будто не чувствовала ветра. Брызнула на стекло средством. Мелкие голубые капли потекли вниз по стеклу. – Все можно решить, но вот дети… Она вспомнила, как дедушка Митя поливал огород из длинного черного шланга. Аня со Светкой смотрели, стоя за стеклом на веранде, а дедушка делал вид, что не замечает их. А потом резко оборачивался и, зажав отверстие для воды пальцем, брызгал на стекла веранды, и Аня со Светкой пугались, визжали и бросались врассыпную. Потом возвращались на то же место, а дедушка снова поливал огород, чтобы через две минуты опять неожиданно повернуться с широкой улыбкой на лице. Дедушка Митя умер раньше других родственников, и Аня его почти не помнила. – Я еще кое-что запомнялэм. Она смотрела на стекающие капли как-то равнодушно. Провела по ним тряпкой и стала собирать грязь со стекла. Потом насухо вытерла полотенцем, еще раз побрызгав средством. Раньше, когда она мыла стекла с мамой, они протирали их газетами. Но эти окна были пластиковыми, и газеты только царапали их – Аня пробовала. – А ты знала, что ты – сокровище?.. Она помыла одну сторону и застыла. Потом слезла с подоконника и медленно пошла в ванную, вспомнив, что не домыла плафоны. Окно осталось открытым. Аня взяла плафон и открыла блестящий серебристый кран. – Спасибо. Я буду носить его, не снимая. Плафон был из очень тонкого стекла (один миллиметр – автоматически подумала Аня). Она мыла его губкой – и вдруг вспомнила, что надо закрыть окно, и домыть посуду, и плафон вдруг лопнул, вонзившись в ее пальцы. Аня сжалась от внезапной боли и тихо, одними губами заплакала: – Я понимаю!.. * * * Она стояла у Птичьего Древа и смотрела, как падают яблоки. Бум. Бум. Бум. Аня наклонилась и взяла одно. Надкусила, и из-под пальцев побежал прозрачный сок. Яблоко было сладким и не вполне похожим по вкусу на обычное: в нем были какие-то неуловимые ноты малины, кагора и арахисового драже в цветной глазури. Она откусила еще раз, и вдруг ей на плечо села птица и тоже стала есть это яблоко вместе с ней. Птица клевала сочную мякоть и курлыкала, шевеля сложенными крыльями. Аня подумала, что эта птица очень похожа на ту, из ее сна, только сейчас она не ест ее, а кормит. Она чуть вытянула руку, чтобы птице было удобнее клевать, и та пересела прямо на яблоко. Красная кожица стала быстро-быстро покрываться рваными белыми точками, из которых бежал сок и стекал по ладони вниз, впитываясь в землю. Аня услышала какой-то шум и подняла голову. Она увидела, что к ней летят еще птицы, и еще – целая стая разных птиц. Все они были маленькими, самая крупная не больше голубя. Они обсадили Аню целиком: птицы сидели на ее плечах, на вытянутых руках, на голове, самые мелкие цеплялись коготками за волосы и платье. В воздухе стоял радостный гомон, и Аня ощутила какую-то внезапную целостность, абсолютное единение с этой стаей. Ей казалось, что сейчас ее платье превратится в перья и она взлетит вместе с птицами-сестрами на верхушку яблони, и они покажут ей что-то такое, чего она еще не видела, что-то самое ценное, о чем она до сих пор не знала. Но платье оставалось платьем, и Аня не взлетала, но и птицы оставались с ней. Они вели себя как люди в обычной очереди – одна ела, а другие терпеливо ждали, и все клевали понемногу, чтобы хватило остальным. Когда одно яблоко кончилось, Аня бросила огрызок тут же, на землю, и подняла другое яблоко, желтое. Она заметила, что многие яблоки, лежащие на земле, были уже поклеваны, и ощутила благодарность к этим птицам за то, что они едят у нее с руки, позволяя ей стать причастной к их жизни здесь, в каганате. Аня подняла очередное яблоко, и следующая птица подлетела и раскрыла клюв. Это была маленькая синичка, она моргала бусинками глаз и щебетала, будто приветствуя и благодаря. Аня улыбнулась. Синичка улетела, вместо нее, широко переставляя лапами, откуда-то явилась старая черная ворона. Она каркнула, клюнула один раз и улетела. Ее сменила другая птица. Аня подумала, что это похоже на очередь за каким-то дефицитным продуктом, совсем как из ее детства, в девяностых, когда стая женщин, закутанных в платки, стояла за колбасой, продаваемой по талонам, – по много часов, иногда занимая место с вечера и возвращаясь каждые два часа, подменяясь с соседкой. Эти яблоки словно были такими талонами, только круглыми, и блестящими, и разноцветными, как арахисовое драже, и сладкими, как сахарная вата. Наевшись, птицы возвращались на свои ветки. Аня не знала, сколько времени прошло, но постепенно рука ее опустела, и почти закончились отброшенные деревом яблоки под ее ногами. Она стояла на том же месте, опустошенная, умиротворенная, и смотрела, как перед ее лицом кружит маленькая колибри – размером не больше обыкновенного шмеля. * * * Аня часто резала пальцы, ей было не привыкать, но в этот раз получилось как-то особенно больно, и она заплакала – беспомощно и беззвучно, склонившись над раковиной. Потом вытерла глаза и собрала осколки. Почти все были крупными, и она подумала, что можно склеить их, чтобы не покупать новую люстру. Было уже поздно, и в мастерскую она поехала на следующий день, сложив осколки в пакет и обернув полотенцем. В это время в ее голове всплыла похожая картинка. Она наливает горячий суп в стеклянную банку и плотно закрывает крышкой, а банку оборачивает полотенцем, чтобы суп не остыл, а банка не разбилась по дороге. Ставит в пакет и кладет туда еще батон и полпалки колбасы. Влад работает монтажником на вышке, далеко в Подмосковье, и она привозит ему обеды. Она временно осталась без работы, Лиля в саду, и Аня совершенно свободна, поэтому может себе позволить долго кататься туда-сюда на электричке. Однажды Влад даже позволит ей залезть на вышку вместе с ним. Она будет лезть вверх внутри узкой ржавой трубы, качающейся от ветра, по маленькой лесенке из ребристых железных прутьев. Ветер гудит в трубе, труба качается – туда-сюда, и Ане страшно, но она лезет за Владом, вперед, к маленькому круглому просвету. Когда они залезут наверх, он процарапает ключами на вышке их имена. Влад плюс Аня равно сердечко. * * * Раскольников умер во вторник, через несколько дней после концерта. Он решил выбраться с друзьями на дачу, и нужно было ехать на электричке. На платформе была драка, он вмешался, заступившись за какую-то девушку, и незнакомый парень ударил его в челюсть. Раскольников потерял сознание и упал как-то странно, боком, прямо на железнодорожное полотно. Электричка не успела затормозить. Ане рассказали на следующий день, когда все собрались на репетицию. Почти все. Они так и сказали ей: – Он умер. Аня не знала, что ответить. Она только вспомнила, как Раскольников сдувал пыль с гитарного грифа во время концерта и что на нем была очень белая майка, а степовки – черными, и кухня на Чеховской была вся в его стихах, которые он писал прямо на стенах. Она вспомнила, как Раскольников молился перед обедом. Даже когда был пьян.