– 10– Аня проверила совместимость осколков и обработала каждый спиртом, потом промазала края ультрафиолетовым клеем, соединила и включила лампу. Каждый осколок приходилось приклеивать отдельно, и ушло довольно много времени, но все получилось. Стеклянные швы было, конечно, видно, но это ничего. – Это ничего, – сказала себе Аня и улыбнулась, погладив крестик на груди. Вернувшись домой, она села за ноутбук и написала: – Я год не носила крестик. Вчера надела. Это было не так просто, потому что у единственного крестика, который она нашла в доме, было сломано крепление, и пришлось воспользоваться пассатижами, чтобы можно было подвесить его на шнурок. Но Аня ощутила какую-то непреодолимую потребность в этом. Впервые за год, с тех пор как она сдала золотой крестик в ломбард. Влад был большим скептиком. Когда умер Раскольников, он сказал: «Ну и где был этот ваш Бог, когда твой друг упал под электричку?» Сейчас Аня снова верила в Бога. У нее было ощущение чуда, какого-то огромного Божьего дара, за который хотелось возносить хвалу. Ну или хотя бы просто надеть крестик. * * * Аня знала: трещина начала расти, когда они с Яном начали переписку. Но – могла ли она удержаться от ответа? Могла ли предотвратить те события, которые случились позже, и – хотела ли на самом деле? – Удало чи ще![57] Твой хриплый шепот победил расстояния и коварство техники. А я сижу со свечами, слушаю музыку и думаю, чем могу отдариться за такой роскошный подарок. Аня обрадовалась, что ее праздничный блюз все-таки дошел, но вместе с тем испытывала недоумение: они болтали уже час, а он никуда не торопился. Неужели дома его не поздравляют? – Ты что, один сидишь? – Один. – Почему? – В двух словах не объяснишь. Когда-нибудь… Зато в это время меня начинают поздравлять полуночники. Это сделает примерно тысяча человек, и я им всем буду очень благодарен. Когда люди верят в тебя – это очень помогает. Вежэ в чебе[58]. – И при этом ты сидишь один… Просто в голове не укладывается, как это возможно. Вот бы мне оказаться рядом… Она встала и посмотрела в окно, закурила и намотала бандану на кулак. Потом порывисто села и написала: – А может, мне к тебе приехать? Пока не вернулись дети. Пока я могу… Но Яна уже не было в сети. Аня легла, ощущая в теле какую-то странную пустоту. Она то закрывала глаза, то открывала, то вставала и смотрела на молчаливый телефон, то снова ложилась. Ближе к утру она все-таки отключилась. Проснувшись, первым делом снова взяла телефон. Там было сообщение. – Чытай мне уважне[59], Аня. Она замерла. – В четверг вечером ты садишься на поезд. Она ощутила такое волнение, что не смогла дочитать и погасила экран. Взяла сигарету. Закурила. Снова открыла сообщение. – В пятницу утром пересаживаешься на автобус до Белостока, через три часа я тебя встречаю. Она выдохнула дым с тихим звуком, похожим на стон. – Заселяемся, потом гуляем по городу, а вечером идем ко мне на работу работать. В ноцы бэндэ у чебе[60]. Аня взяла бандану и закрыла ею рот. – Рано утром в субботу я уезжаю в польскую глубинку на съемки, работать рыцарем-каскадером. Навряд ли удастся тебя с собой взять, хотя я постараюсь. Возвращаюсь около семнадцати часов, остаюсь с тобой до утра воскресенья и провожаю на поезд. Буквы перед Аниными глазами плясали и расплывались, а в голове стучалась одна мысль. – Прошэ показачь пашпорт, пани, пани[61]. Даже не задумываясь, она прикрепила к сообщению копию паспорта. – Mo chuisle. В голове стучалась одна только мысль: «Это невозможно, невозможно…» Аня затушила сигарету и вдруг решила, что больше не будет курить. От этого стало так легко и весело, что она вскочила, чувствуя себя совершенно выспавшейся и бодрой, и побежала умываться. Почистив зубы, она разделась и встала под душ. Вода лилась по ее телу, стекала с волос и уносила в маленькое отверстие все страхи, слезы, запахи никотина, и Аня стала что-то напевать, намыливая мочалку. Выйдя из душа, она стала варить кофе. Поставила джезву на газ, и вдруг словно увидела всю кухню как-то иначе, в новом свете, и увиденное не понравилось ей. Кругом царил хаос, которого она раньше не замечала. Пройдя по квартире, Аня увидела, что все стало другим, и теперь каждому предмету нужно новое место и новое предназначение. Тут позвонила мама. – Але! – Аня вдруг поняла, что нормально говорит. Голос вернулся. – Привет, дорогая. Ты в четверг никуда не собираешься? – Собираюсь, а что? – Да там штормовое предупреждение передавали, я забеспокоилась… А куда идешь? – В Польшу еду. – Куда?.. – В Польшу. В Белосток. – А зачем ты туда едешь?.. – удивилась мама. – К мужчине, – безапелляционно сказала Аня, попрощалась и положила трубку. У нее было много работы. Она встала перед большим зеркалом в коридоре и пшикнула средством на свое отражение. По лицу побежали мелкие голубые капли. * * * Раскольников стоял у большого зеркала. – К станку, девочки! Студенты захихикали, а один из парней отправил своему отражению воздушный поцелуй и завилял бедрами. – Так, все, встали. Спинки вытянули, в жопы вставили по алмазу и держим… Тая, твой алмаз вывалился, подними. И – поехали! Где-то в параллельном пространстве, где смешались все времена, Аня повернула ключик, и из-под колесика зазвучал Бетховен. Пластиковая балерина, одетая в красную, плохо прокрашенную пачку и белые пуанты, статично закружилась вокруг своей оси. – Внимание: батман-тандю! Ровнее, Кирилл! Аня встала и закружилась по комнате, глядя в зеркало и – прямо в тапочках – пытаясь встать на мысочки. – Тянем носки! Еще тянем носки! Закончили разминку, вспоминаем аллегриас. Компа́с! Тринадцать студентов «Щепки» отразились в зеркалах, вытянулись по струнке и захлопали в ладоши. – Досэ-уно-и-дос-трэс-кватро-и-синко-сэйс-сьетэ-и-очо-нуэвэ-и-дьез-онсэ-досэ… Компа́с! Ане пятнадцать. У нее каре, и она хочет отрастить длинные-длинные волосы, до самого пола. Иногда в школе во время уроков она мечтала, что вдруг случилось какое-то волшебство – и волосы начали расти по сантиметру в минуту. Она сидела за партой и представляла, как все удивятся, когда увидят, что ее волосы стремительно удлиняются: сначала достигают парты, потом опускаются ниже и падают на пол. Волосы продолжают расти и уже бегут волнами во все стороны, касаясь ног одноклассников. – Молодцы. Теперь севильянас, разбор всех четырех куплетов на разных скоростях. Под музыку. Таня, продемонстрируй. Ляжки собери! Так, пошла, пошла!.. Раскольников одет в белую майку, черное трико и белые носки. Он совершенно лыс.