– Аве Мариа. Шел снег. Аня курила и смотрела, как место, где был раньше шпиль, заволакивали громадные серые тучи. Казалось, что сейчас из них пойдет дождь. Но из них шел снег. – Грациа плена. Аня сбила пепел с сигареты, и он смешался с летящими снежинками, только падал быстрее. По экрану ее телефона расползались тучи, и дождь из них не шел, он шел почему-то снаружи, со всех сторон. В новостях говорилось, что тушат пожар четыреста человек. – Доминус тэкум. Главный витраж собора – десятиметровая роза над входом, которой было несколько сотен лет, еще не лопнула, и Аня замерла, боясь это увидеть: «Боже мой, пусть она не лопнет, пусть нет, ну пожалуйста». Роза стояла, заключенная в черный, словно шипованный, треугольник, за которым была горящая конструкция лесов – красная-красная. – Ань, пошли давай, шампанское стынет, – выглянула на улицу Тая. Пожар начался случайно. * * * Ян повел Аню куда-то вперед, и ей было все равно, куда конкретно. Белосток был красивым, красивым был Ян, и Аня тоже вдруг почувствовала себя красивой. Ян показывал ей какие-то здания, рассказывал что-то про архитектуру, но Аня не запомнила из достопримечательностей ничего, кроме архитектуры его лица. – Вот этот дом. Они стояли возле старинного особняка из красного кирпича. Ян приложил таблетку ключа к замку, и дверь открылась. Квартира оказалась очень уютной. Аня поставила сумочку, сняла пальто и пошла в душ. На улице было холодно, она замерзла, и теперь согревалась, подставляя лицо горячей воде, – а потом посмотрела вниз и увидела, что по ногам течет кровь. – О черт, – простонала она. – Нет, нет… Выйдя, Аня постелила полотенце поверх простыни и легла на него бедрами. Ян сел рядом, глядя на нее, и спросил: – Ты знаешь, что означает «Mo chuisle»? – Нет, – ответила Аня. – Дословно это значит «моя кровинушка». Он протянул ей бокал с шампанским. Аня сделала мелкий глоток и отставила бокал на прикроватную тумбочку. Он лег и поцеловал ее. – Как же долго я ждал тебя. Половину жизни. – Мне кажется, я тебя люблю, – сказала она. Он поцеловал ее в шею, и Аня откинула голову назад, наблюдая, как плывут стены и потолок, смешиваясь, пересекаясь, перетекая. Рисунок на обоях размылся и начал стекать со стен на диван, расплавилась на потолке люстра, обратившись в жидкое вещество, так же стекающее на простыню под ними. Ян целовал Аню, войдя в нее целиком, удивляясь, как молниеносно реагирует ее тело на любое касание в любой точке, – словно вся она была сплошной эрогенной зоной, одной большой красной – не точкой, скорее кнопкой, на которую достаточно дунуть, и она загорится, задымится, заработает в полную мощь. Ян лег с ней рядом и дотронулся до ее локтя, и она дернулась, как от ожога. «Нет, нет, не трогай, – зашептала она испуганно. – Подожди». И он сел с ней рядом, глядя на ее спокойное, умиротворенное лицо, окруженное спутанными волосами. * * * Немного поспав, они поехали к Яну на работу – в костюмерную мастерскую, где делался реквизит для съемок. Аня с любопытством разглядывала стоящие по комнате блестящие рыцарские доспехи. – Давай я тебя сфотографирую. Она уже оделась на вечер. На ней было облегающее кружевное платье и длинные золотистые серьги. Он щелкнул один раз и сказал: – Ой, подожди. Отошел в другой угол комнаты, а потом сложил к ногам Ани гору меховых шкурок – лисий хвост, шкуру волка, большую медвежью. Она наклонилась и взяла лисий хвост. Ян надел его ей на шею, как воротник, и приготовился фотографировать. – Замри. Когда они вышли из костюмерной, было уже темно. Повсюду зажглись огни, на улицы высыпали гуляющие пары. Аня и Ян шли, держась за руки, и встречные прохожие расступались перед ними, пропускали вперед и оборачивались, а они шли вперед. Вдруг Ане показалось, что волосы Яна поменяли цвет. Хотя – нет же, нет! – не показалось: он идет чуть впереди, и хвост, из-под кепки ложащийся ему на спину, светло-русый. А может быть, так просто падали блики от цветных фонарей набережной. Так что на секунду ей даже показалось – правый глаз Яна изменил свой цвет с карего на зеленый, как у нее, и лицо обрело совершенную, окончательную симметрию. Аня смотрела на Яна и ощущала зуд и покалывание в области головы – в макушке, затылке, висках. Она знала, что это удлиняются волосы, и скоро, буквально через десять минут, они упадут на мостовую тяжелой золотистой волной. * * * Пан был длинноволосым, худощавым блондином лет сорока – он не выпускал из рук варгана и время от времени бренчал. Несмотря на светлые волосы и белую кожу, черты лица были восточными, и от этого он был похож и на индейца и на эльфа одновременно. Народу пришло немного. Кроме Пана и Яна с Аней были Маг, Веслав и Вера. – Я сказал Руте, что у меня мальчишник, – сказал Ян Магу вполголоса. Маг покачал головой, но Ян этого не увидел – он уже играл на гитаре и что-то пел. Аня подпевала, и опять их голоса удивительным образом сливались. – Аня, а может, ты тоже споешь? – предложил Ян. – Вы еще не слышали, как она поет! Аня смутилась и сказала: – Я не умею играть. Только если без гитары. И она запела. Пан раскурил трубку и пустил ее по кругу. Все закурили, медленно и спокойно, слушая голос Ани. Кони-лебеди под парусом, над волнами луна. Вон летят они под парусом, а над ними луна. Конь летел, как птица палая, в далекую страну. Улетела птица радости в далекую страну. – Сколько-сколько вы знакомы? – спросила Вера. – Тыджень?[70] Ян кивнул. – Это невозможно. Аня допела и тоже взяла трубку. – Я последние пару дней не курю. Но сейчас можно. Для фиксации момента, так сказать. – Да что там не курю! Я даже не ел последнюю неделю. До сегодняшнего дня. И не спал, – сказал Ян. – И я. Аня опустила глаза. Все смотрели на них молча. Пан сидел, полуприкрыв глаза. Улыбаясь, он сказал: – Я впервые вижу людей, настолько похожих. Потом он встал, собираясь на кухню, и, поравнявшись с Яном, сказал ему вполголоса: – Полуж ще под джэвем, але не засыпяй[71]. А Вера взяла телефон и сфотографировала Яна и Аню. Позже Вера скинет Ане фотографию в «ВК». На ней Аня сидит на деревянном стуле со спинкой, поджав под себя ноги, и ее колени кажутся ужасно белыми. Она смотрит куда-то вбок, ее рука лежит в руке Яна, который стоит и смотрит в пол, растерянно и смущенно, в ярко-голубой рубашке. Серая кепка зажата в его правой руке, опущенной вниз. Конь унес любимого в далекую страну. Милого-любимого в далекую страну. Маг порывисто встал. – Ань, а можно тебя на минутку? – Конечно. Они вышли на кухню. Маг прислонился к плите и сказал, глядя куда-то в сторону: – Я, конечно, очень за вас рад. Но мне детей жалко. Аня побледнела.