– Слезы? У витражей? Аня кивнула. – Когда я приклеиваю к стеклу фацеты, клей не всегда сразу застывает полностью. Поэтому после фацетирования нужно поставить стекло вертикально. И тогда, через некоторое время, можно увидеть бегущие из-под фацетов слезы. – Мне бы очень хотелось никогда не видеть твоих. Она стояла, опустив руки, и смотрела, как сияет круглое озеро. Сегодня было немного ветрено, поэтому его поверхность уже не казалась абсолютно зеркальной. Она была зеленоватой и будто покрытой огромной прозрачной линзой. – Давай искупаемся, – предложила Аня. Она скинула платье и увлекла Яна, тоже уже раздетого, в воду. Они вошли и поплыли – легко и свободно. Это было странно, потому что в жизни Аня плавать почти не умела, – а здесь, в Тишине, это было так просто, и они могли плыть, держась за руки. Доплыв до середины озера, они остановились. Это было очень естественно – стоять, высунувшись из воды по пояс, и целоваться. Под ногами не было дна, но они не тонули. Аня подняла голову и увидела огромный стеклянный купол, с которого сыпалась в воду мелкая серебряная пыль. Она замерла с поднятой головой и открыла рот, ловя эту пыль, как снежинки. * * * Не успела Аня взять в руки карандаш, как телефон снова зазвонил. Она раздраженно приняла вызов. – Слушаю. Номер был неизвестным. Наверняка реклама какая-нибудь. – Привет. Аня услышала знакомый голос и осела на стул. – Боже мой, Маша… Она не слышала ее два года. Первое время после отъезда Маша писала Ане, иногда они созванивались и болтали. Аня спрашивала, как у нее дела, все ли хорошо, и Маша говорила, что все хорошо, – но сообщения становились все реже. А в какой-то момент она перестала отвечать совсем. Аня тогда подумала, что Маше, наверное, не до того – скоро же рожать. Впрочем, ей самой было некогда. Изредка Аня заглядывала на страницу Маши и видела, что профиль давно не обновлялся. Наверное, она была занята. – Маша, дорогая, как ты? Почему пропала? – Она улыбнулась. – Мальчик или девочка?.. – Мальчик, – сказала Маша. Голос звучал как-то глухо. То ли были помехи, то ли Маша говорила слишком тихо. – Здорово! Как назвала? Маша вдруг замолчала. Аня подумала, что прервалась связь, и вспомнила, как часто прерывалась связь там, в подвале, где они вместе делали витражи. – Але, Маш?.. Але!.. На том конце трубки послышалось какое-то движение, и Аня поняла, что со связью все в порядке. – Ребенок родился мертвым. * * * Она старалась работать быстро. Блестящий серебряный моток крутился в деревянной катушке. Аня аккуратно прикладывала ленту по контуру чертежа, и подложка падала под ноги серпантином. Вдруг лента натянулась в пальцах, и катушка остановилась. Аня поняла, что бобина закончилась, выдохнула и почувствовала усталость. Медленно сползла вниз, подминая собой слой желтого серпантина. – К вечеру подурнело. Легла в мастерской прямо на пол и лежу. Смотрю… Она вдруг почувствовала, что Ян рядом. Они лежали вдвоем посреди мастерской, на полу, и смотрели в потолок. Прямо над ними, в одном из квадратов подвесного потолка, билась большая голубая бабочка. – Решила каждый день делать по одному циферблату. Интересно, успею ли сделать двенадцать до конца твоих съемок. Аня протянула руку в сторону и нашарила бумажный рулон. Потом подняла обе руки и развернула огромный лист, на котором были отрисованы двенадцать циферблатов. Прямо на глазах карандашный контур начал покрываться цветными узорами: часы визуализировались и, как в мультфильме, по одному взмывали в воздух. – Часы отличные. А ты – королева Времени. Пани Часу[90]. Аня улыбнулась, скрутила пустую бумагу и взяла Яна за руку. Над их головами медленно вращались часы. Они тикали вразнобой и кружили по непонятной траектории, поднимаясь все выше к потолку. – Спасибо. Ян повернул голову. Зеленый глаз словно светился на его лице. – Я хочу тебя. Вместе со всеми твоими часами и песнями. Не на два дня, а на завшэ[91]. Часы поднялись уже высоко и превратились в едва заметные точки. Покружив еще немного, двенадцать точек симметрично опустились на крылья бабочки и замерли стеклянными каплями. Ян повернул голову и увидел, что в углу мастерской сквозь линолеум пробивается зелень. Она быстро тянется вверх, пока в итоге не превращается в большой кустарник, полный темно-фиолетовых ягод. – Здесь черника со вкусом твоих губ. Аня смотрела в другую сторону и не видела кустарника. Она касалась щекой вороха желтой подложки от свинцовой ленты. На секунду ей показалось, что подложка желтая не потому, что так была окрашена, а потому что охвачена огнем. – Надя, моя старшая, чувствует, что происходит что-то очень важное, переживает из-за непонятного. Так мыщлэ[92]. Ян повернул голову вправо и увидел волосы Ани, стянутые резинкой и словно охваченные желтыми языками пламени. – Помоги тебе Бог, – сказала она, глядя на пламя. Потом повернула голову влево и встретилась с Яном глазами. – Господь не благословляет разрушение семьи, – сказал он. Она отвела глаза и расфокусированно увидела большой зеленый кустарник, с которого на линолеум падают ягоды. Они отскакивали от пола, как маленькие стеклянные шарики, и казалось, что каждый из них громко тикает, словно микроскопическая бомба. Аня встала, слегка пошатываясь, и посмотрела на стол. Заказ был готов, но на него ушло три дня. Часы были сделаны только одни. Они лежали на столе, глядя Ане в глаза немыми стрелками. У нее оставалось девять дней. Девять дней на одиннадцать циферблатов. И ей было страшно. Страшно, что она не успеет. Что она не справится. Как не справилась тогда, на своем последнем концерте. – Я же говорила, что никто не придет. Они сидели на краю сцены втроем, и в затылки били софиты, отбрасывая в зрительный зал продолговатые тени. – Зато смотри, как красиво. Под светом софитов бились и танцевали светящиеся пылинки. Аня вспомнила Раскольникова и вздохнула. – Пойду покурю, – мрачно сказал Влад и вышел из зала. – Ничего, Анька. Сережа обнял ее за плечи и повторил: – Ничего. – 17– Маша и Аня стояли, согнувшись над детской кроваткой. – Она вообще дышит?.. Маша наклонила голову и поднесла ухо к Лилиному рту. Коротко стриженные кудри почти коснулись маленького вздернутого носа. Губы ребенка были слегка приоткрыты, только усиливая сходство с крошечным розовым бантом. Маша подняла глаза к потолку и замерла. – Дышит! Надо же… – Она тихо рассмеялась. – Смотри, смотри! У нее идеальные губы. Вся в меня. Понимаю тебя, детка: идеальными губами можно дышать только идеально! Лиля спала очень крепко. Весь первый месяц она просыпалась, только чтобы приложиться к Аниной груди и снова заснуть. Все трудности, недосыпы и колики начнутся позже – постепенно, лавинообразно. Маша будет приезжать примерно раз в полгода – и всегда сможет чем-то помочь. А заодно проследить, чтобы Лилины губы непременно оставались идеальными. На каждый день рождения Лили она будет присылать по почте три маленьких тюбика губной помады. Аня будет смеяться и спрашивать – зачем? А Маша будет говорить по телефону, что готовит приданое к свадьбе. Чтобы Лиля, когда вырастет, смогла выбрать идеальный оттенок помады к свадебному платью, а для этого нужна огромная коллекция всех оттенков розового на свете.