– То бэндже бардзо труднэ[105]. – Ты думаешь, меня пугает работа?.. Ян покачал головой, и Аня, внезапно сильно устав, присела на ближайшую скамейку. Он увидел, что она снова плачет. Но теперь лицо ее было спокойным, ничего не выражающим, каким-то полумертвым, и вся ее фигура была не вполне живой – она как-то согнулась и стала словно еще меньше. – Передай Руте, что я не беременна, – сказала Аня и, скомкав бумажный стакан из-под кофе, бросила его в урну. – 5– Пятилетняя Аня сидела на пирсе и смотрела на воду. Ей казалось, что где-то внизу, внутри необъятного бирюзового желудка, царствует громадное многоногое и многолапое чудище, похожее сразу на паука и осьминога. Настоящего осьминога она ни разу не видела, только на картинках, а вот пауки были дома, в сарайке: ползали по стенам, покачивая на длинных ногах серые брюшки, и Аня знала, что они не опасны. Они даже кусаться не умеют. Наверное, у них нет зубов. Аня бросила в воду камушек, пытаясь повторить за Светкой, умеющей пускать «лягушек», но у нее снова не получилось: камень булькнул и исчез. Светка вчера рассказывала про чудище, живущее под водой, сказала – это морской дьявол. Правда, мама над ней посмеялась, говоря, что на Иссык-Куле никаких дьяволов быть не может. Маме Аня верит. Мама знает все. Значит, никакого морского дьявола в воде нет. Ну и прекрасно. Аня встала и пошла с пирса, чтобы подойти ближе к озеру. Прыгать сверху она боялась. Дьявола, конечно, нет, но… Немножко плавать Аня все-таки умела. Только поднять над водой голову у нее при этом не получалось. Это ее не расстраивало: она вошла в воду, глядя, как медленно темнеет бирюзовый купальник, а потом плюхнулась и поплыла куда-то вперед по-собачьи. Ане казалось, что она – маленькая бирюзовая рыбка. Иногда она представляла себя русалочкой, вроде той, из мультика, но быть рыбкой ей нравилось больше. Аня плыла, не открывая глаз и почти не слыша приглушенных звуков снаружи. Иногда руки натыкались на какие-то предметы, и это тоже было интересно – какие морские сокровища она может найти?.. Русалочка же находила. Но Ане попадались только водоросли и коряги – это она понимала и с закрытыми глазами. Вот Русалочке везуха была. Конечно, воздух быстро кончался, и тогда Аня с усилием поднимала над водой голову, делала глубокий вдох и промаргивалась, а потом снова закрывала глаза и уходила под воду. Это она делала довольно часто, но в какой-то момент обычного усилия оказалось недостаточно. Аня дернула головой вверх, но над ней словно захлопнули стеклянную крышку: вынырнуть не получалось. Она попыталась еще раз, сильнее дернувшись, потом еще – всем телом, каждой мышцей, – но у нее не получалось. Воздух во рту закончился, и в носу тоже закончился, и было так странно, что там, наверху, с воздухом все в порядке – его там целая куча, этого воздуха, – но у нее его нет, нет – совсем, ни капельки. И что-то надо сделать, и она делает, совершая какое-то невозможное усилие в последний раз. Ей удается выставить на поверхность рот – всего на долю секунды, и она не успевает ничего вдохнуть, но успевает выдохнуть непонятно как сохранившийся запас кислорода, которого хватило на две буквы: – Па! Потом Аню снова захватывает вода, Аня успевает подумать, что, может быть, она умирает, и решает попробовать открыть глаза. Должна же она хоть что-то увидеть перед смертью?.. Она открывает глаза и видит, что находится в какой-то яме, и расстояние до поверхности такое же, как до дна. К поверхности плыть очень трудно, она уже пыталась, а на дне еще не была, тем более что это оказалось легко и приятно – погружаться вниз. Но главная причина была в другом: на дне ее что-то ждало. Она смутно различала в иловой взвеси какое-то существо, размером примерно с нее, похожее на большую бирюзовую обезьяну, только вместо хвоста и ног у него были полупрозрачные щупальца. Зато верхняя часть тела была совсем как у человека, с руками и головой. Руки были совсем уж обычные – с пальцами и ладонями, как у Ани. Она уже подплыла совсем близко, и существо тянуло к ней свои ладони, и оказалось, что они точно такого же размера, словно зеркальное отражение ее собственных. Почему-то Аня совсем его не боялась, хотя видела на ушастой голове маленькие острые рожки, похожие на плавники. Существо протянуло к ней руку и коснулось Аниной руки, а потом отдернуло и тут же протянуло другую, потом сразу две – и Аня поняла, что оно хочет с ней поиграть. Она встала напротив него, чувствуя пятками теплый ил, и стала играть с ним в «ладошки». Она обожала «ладошки», и даже в пять лет ее не мог обыграть ни один взрослый, и сейчас Аня чувствовала необыкновенный азарт, словно играет в самую важную в жизни игру. Словно это были какие-то главные, решающие «ладошки», ради которых она отбила сотню ладоней во всем дворе. Играть в воде было странно, движения замедлялись, и Ане было сложно преодолевать сопротивление плотности, но почему-то у нее получалось – пока получалось, хотя силы кончались быстро, как прежде кончался воздух… Воздух! Аня вынырнула из темноты и открыла глаза. Перед ней было лицо папы с перепуганными глазами, окруженное светлым, почти белым небом. Аня почувствовала, как рот заполняет водой и чем-то еще, вроде консервированной морской капусты, и повернулась на бок. Это была вторая картинка, которую она запомнила из поездки на Иссык-Куль. * * * В мастерскую вошла клиентка. Аня работала с ней давно, уже делала для нее несколько витражей, и теперь на очереди был потолок. Клиентку звали Катей. – Ну что, будем делать яблоню? – спросила Катя с улыбкой. – Да, – кивнула Аня. – Вот, посмотрите, я подготовила для вас образцы. Взгляните на эскиз. Катя взяла цветную распечатку и оглядела пленки. – Если вы помните, на эскизе цвета достаточно условны, каждый оттенок будем подбирать индивидуально. Давайте сначала выберем фоновые пленки. – Мне нравится эта, – сказала Катя, указав на голубую пленку с белыми разводами. – И еще эта. – Да, мраморный беж даст хорошее сочетание. – Аня записала номера пленок. – Теперь выбираем зеленые оттенки. Нужно выбрать как минимум три, а лучше пять: зелени очень много. – Да, – согласилась Катя и задумалась, глядя на эскиз. – Давайте трава будет прозрачно-зеленая и потемнее, вот эта. – Ага, тогда на листву советую посмотреть эти цвета. – Согласна. Аня пододвинула к краю стола следующую группу образцов. – Теперь яблоки. Красные? Желтые? – Золотые. – Может быть, добавим немного красного? – Да. Немного. Витражный потолок планировался огромный, на двадцатиметровый зал. Рисунок был разделен на множество квадратов и прямоугольников. Аня снова посмотрела на эскиз и сказала: – Даже не могу сказать, сколько по времени это займет… – Я совершенно вас не тороплю! – поспешила успокоить ее Катя. – Главное, чтоб было красиво. Аня могла бы сделать этот витраж за месяц, при условии отсутствия других дел и непрерывной работе, – но чувствовала, что с ее здоровьем что-то не так и могут быть осложнения. – Да, – уверенно сказала она. – Будет красиво. * * * Агата стояла на сцене, готовясь петь. На ней был матросский костюмчик с короткой юбкой и капитанская фуражка. Обычно она ходила на занятия в чем-то бесформенно-сером – и в таком виде предстала впервые. Аня смотрела на нее как в первый раз – и при этом почти последний: скоро у нее выпускной, и она уедет в Москву поступать в театральный, а Агата останется здесь. – Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно, Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино! Агате уже исполнилось четырнадцать, и у нее были необыкновенно длинные ноги, которых раньше она никогда не показывала. Рыжие волосы рассыпались по плечам. – Там под океаном Мы трезвы или пьяны – Не видно все равно[106]. Учитель смотрел на нее с широкой улыбкой. Должно быть, Николай Александрович очень ею гордился – он ведь учил ее петь с семи лет. И вот Агата, такая взрослая и красивая, готовилась к выступлению на международном вокальном конкурсе. – Эй, моря-а-а-а-як!.. Голос у Агаты был сильный и чистый. Когда Аня слушала эту песню в ее исполнении, все в ней словно выворачивалось наизнанку. Она думала о том, что никогда не сможет так петь. А еще она вспоминала о таинственном морском дьяволе, живущем где-то под водой и тянущем щупальца к берегу. – 6– – Давно начались проблемы? – спросила врач, надевая перчатки. Аня внутренне сжалась в ожидании осмотра, говоря себе, что это обычное, рядовое дело, к которому давно уже пора было привыкнуть. – Да. Последние два года цикл был нерегулярным, но сейчас… – Аня споткнулась на полуслове, чувствуя, как в нее вводят холодную руку. – Сейчас я вообще перестала понимать, что происходит. – Здесь больно? Врач грубо пальпировала Анины внутренности. – Да. Привыкнуть к этому было невозможно. – Это ведь уже не первая киста, насколько я помню? – Да, были функциональные несколько раз. Обычно рассасывались. – Эта не рассосется. Пойдете на удаление. Одевайтесь. Каждый такой осмотр был похож на изнасилование. Аня одевалась, слушая монолог врача за шторкой. – Готовьтесь. Собирайте анализы. Кровь здесь, терапевта и маммолога пройдете в поликлинике… – Врач вдруг замолчала и серьезно посмотрела на Аню, когда та села у стола. – Анна Ивановна, я давно уже вас наблюдаю. Аня посмотрела на нее со страхом, словно сейчас ее в чем-то уличат.