Она нарисовала маленькое солнышко, держа фломастер кукольной рукой. – Хм, что-то кривовато… Ай-ай-ай. В следующий раз старайся получше. Так, мадам Эльза. Вы рисуете снежинку. Синюю. Вот так. – Она склонилась над листочком и сосредоточилась, высунув язык. – Ага, молодец, молодец. Что?.. Ида наклонилась над другой куклой и приставила к уху руку. – Настя Ерохина, ты же только что пи́сала, куда ты собралась? Тебе надо нарисовать собаку! Ладно, иди, глупая кукла Настя Ерохина, а то описаешься, штаны тебе потом меняй. Она взяла глупую Настю за руку, поволокла ее в сторону двери и дернула ручку. Потом хлопнула себя по лбу и повернула маленький замочек на ручке. Но и после этого дверь почему-то не открывалась. – Ой, – сказала Ида, снова дергая ручку. – Видишь, глупая кукла, а дверь-то не открывается! Так что придется тебе писать, наверное, в окно! Она дернула снова, сильнее, потом уже изо всех сил, но все было напрасно. – Мама! – крикнула она тогда, испугавшись. Аня отставила недомытую тарелку, вытерла руки и подошла к спальне. Дернула ручку, но дверь открыть не смогла. – Ида?.. Ида, ты что, заперлась там? – Ну, я повернула замочек, чтобы мне никто не мешал работать, я же урок веду! А он почему-то обратно не поворачивается! Аня снова подергала ручку. – Так, послушай. Ты точно замочек обратно повернула? Попробуй в другую сторону. Несколько лет назад точно так же заперлась изнутри Лиля, когда была еще младше, чем Ида сейчас, – года в четыре. Тогда Влад просто вынес дверь плечом. Но теперь Влада здесь не было, не было вообще никого, и Аня испугалась. «Может, слесаря вызвать?» – подумала она и метнулась за телефоном, но телефона нигде не было – ни на кухне, ни в другой комнате. – Ида, – крикнула она, – а мой телефон что, у тебя? – Да, – отозвалась Ида, – он мне был нужен для работы, честное слово! Аня с отчаянием смотрела на дверь. – Мамочка, прости, я не буду больше брать телефон без спроса, никогда-никогда, только открой! – Сейчас, Идочка, сейчас открою. Аня пошла в ванную и взяла маленькую отвертку, а потом принялась ковырять в замке, но ничего не выходило: ручка стояла намертво. – Погоди, – сказала Аня, – я сейчас вернусь. Она вышла из квартиры и постучала в соседнюю дверь, думая попросить о помощи. – Черт, никого нет, – пробормотала Аня и стала стучаться в следующую, а потом в другую, затем поднялась на пролет выше и стала колотить во все двери подряд. Никто не открывал, и она побежала обратно. Вернувшись, она услышала из-за двери плач. – Глупая кукла Настя Ерохина, – ревела запертая Ида, – это все из-за тебя! Вот приспичило тебе писать, нет бы сидеть рисовать… А теперь мы все тут умрем! – Ида, успокойся, я сейчас открою. Аня снова начала бестолково дергать ручку, надеясь хотя бы расшатать ее. «Ничего, – думала она, – скоро придет из музыкалки Лиля, возьму ее телефон…» – Мама, – всхлипнула за дверью Ида, – я сейчас описаюсь… – Да чтоб тебя! – Аня пнула дверь и вернулась к ящику с инструментами в ванной. Пожалев, что у нее нет топора, она взяла молоток. – Ида, отойди от двери, – крикнула она, – и не подходи! Она размахнулась и с силой долбанула по ручке молотком. Ручка согнулась, почти сломавшись. Аня размахнулась еще раз, и еще, обрушивая на злосчастную дверь поднявшуюся из самых глубин дикую ярость. Дверь была из дешевого шпона, и скоро большие вмятины начали образовывать прореху. Тогда Аня всунула в прореху руку и попыталась открыть, но все равно не выходило, и тогда новая серия ударов обрушилась на дверь. Попутно Аня с силой пинала ее ногами, и скоро она поддалась: замок напоследок скрипнул и упал. – Мамочка! Ида, размазывая по щекам сопли, бросилась к Ане и повисла на ее трясущихся руках. Вечером, когда все окончательно успокоились, Аня осмотрела дверь. Она поняла, что может починить ее самостоятельно – нужно только прибить по периметру новые деревянные плашки, которые остались после ремонта. Через несколько дней дверь была как новенькая. Правда, она больше не запиралась, но это было даже хорошо. – Когда-нибудь сделаю задвижку, – решила Аня. – 13– Ян колдовал над дверью, что-то напевая, и Аня смотрела на него с улыбкой, продолжая расчесывать волосы. – Готовэ, паненко, прошэ, праца выконана[121], – сказал он, тоже широко улыбаясь, и запер дверь. – Я могу заразить тебя, – шепнула Аня. – Хотя, кажется, мне уже лучше. – Я и так болен. Вылечи меня. Кажется, у Ани действительно была высокая температура. «Помнишь?..» – «Страсть». Наментнощьчь. Яну моментально стало жарко, как только он коснулся ее голого плеча. «Солнце…» – «Одержимость». Обсесъя. Наверное, жар сопровождался бредом. «…тоже…» – «Восхищение». Поджив. Она тут же что-то зашептала ему куда-то в ключицу. «…камень» – «Ответственность». Одповеджяльнощьчь. Неразборчиво и горячо. «Только…» – «Сочувствие». Вспулчуче. Он тоже что-то шептал. «…очень…» – «Жалость». Литощьчь. Она не понимала, что именно, – но только пока, в эту секунду. «…горячий». – «Ответственность». Одповеджяльнощьчь. На деле же эти слова сами собой отпечатывались в ее сознании. «И очень…» – «Тоска». Тэнкснота. Оба они слышали. «…далекий» – «Любопытство». Чекавощьчь. Оба они знали и понимали. «Как ты». – «Ответственность». Одповеджяльнощьчь. Им стало вдруг очень жарко, и Аня приоткрыла окно. – Я тебе привез кое-что. Аня посмотрела на него с любопытством. – Покажу, когда выйдем. – Хорошо. Она устроилась на сгибе его локтя и замолчала. Ее раздирали тревожные мысли, и она не смогла справиться с их потоком.