Влад был навеселе. Он встал на пороге и как-то странно смотрел. – Ну чего ты, давай раздевайся быстрее! Но, вместо того чтобы снять куртку, Влад сказал: – А ниче, если я с друзьями отмечу? – Ниче, – пролепетала Аня. – Ну тогда я пошел! Пока! И скрылся. – Пока, – сказала она в пустоту. После утренника Аня с Идой сразу пошли домой. – Дзынь-дзынь! Лиля открыла дверь, Аня вошла и стала помогать Иде раздеться. – Мам, – спросила Ида, – а Дед Мороз мне куколку подарит? – Ну, если ты письмо напишешь, то, наверное, подарит. – А скоро? – Скоро. Через неделю. Ида задумалась. – Это послезавтра? – Это после-после-после-после-после-послезавтра, – сказала Аня, загибая пальцы. Свою первую куклу Барби Аня получила как раз на Новый год, когда ей было девять лет. То есть это была не совсем Барби – волосы у нее были темные, и звали ее Марина, так на коробке было написано нерусскими буквами, – но руки и ноги у нее гнулись не хуже. Аня знала, что такие куклы стоят дорого, и она очень старалась заслужить ее. Даже тройки почти все за полугодие вытянула, и письмо Деду Морозу написала заранее. Но буквально за день до Нового года случилась неприятность. Родителей не было дома, только баб Нюра. Они пообедали, и баб Нюра сказала убрать со стола. Аня отнесла посуду в раковину, завернула хлеб и взяла в руки сахарницу – красивую, из тонкого белого фарфора. Бабушка очень любила эту сахарницу. Аня сама не поняла, как так вышло, но сахарница вдруг перевернулась у нее в руках, рассыпая содержимое по столу, а потом упала на пол. – Дзынь! Аня замерла и закрыла лицо руками. Это был конец: теперь баб Нюра убьет ее, и не видать ей никакой куклы. – Ты что сделала? Баб Нюра тяжело склонилась над осколками, собирая их. Так же она аккуратно собрала руками сахар, хоть на пол попало совсем немного. – Вот же ж паскудница… И чего стоишь? Стоит она… Сахар собирай! Аня опомнилась и метнулась за тряпкой, чтобы вытереть со стола. Но, когда она занесла тряпку над сахаром, бабушка схватила ее за руку. – Ты чего это удумала – сахар выбрасывать? На нее родители горбятся, а она – сахар в помойку? Тáк собирай! Аня отложила тряпку и стала сгребать сахар в кучку ладонями. Когда она ссыпала все в пакет, то снова потянулась за тряпкой, чтобы вытереть остатки. – Опять? – нависла над ней баб Нюра. Аня уставилась на нее с непониманием, и баб Нюра, покачав головой, сказала: – Мы на войне воду из болота пили, о сахаре не мечтали даже. А она его – тряпкой? – А что же делать? – Слизывай. Аня застыла, не веря своим ушам. – Слизывай, я сказала! – Баб Нюра взяла ее за голову и стала тыкать в стол, пока Аня не начала его облизывать. От того, что она при этом ныла, сахар получался каким-то странным на вкус, словно на самом деле это была соль. Потом бабушка вышла из кухни, а Аня села на стул и разревелась: теперь ей точно не видать куклы. Но когда она проснулась первого января, под елкой лежала коробка. А на коробке было написано нерусскими буквами «Марина». И Аня снова расплакалась: Дед Мороз правда есть, и он простил ей даже разбитую сахарницу. * * * Достав из кармана деньги, Аня попросила у проводницы чай. – С сахаром? – спросила проводница. – Без, – ответила Аня. Она взяла стакан, налила кипяток из железного бака и осторожно понесла к своему месту. Дети наконец заснули, и можно было наслаждаться мерным качанием поезда. Правда, уже порядком хотелось курить. – Дз-з-з! – звенел стакан в подстаканнике. Аня вспоминала, как она ехала в таком же поезде в Белосток – в какой-то другой жизни, и курить в той жизни совсем не хотелось. Клавдия Григорьевна встретила их на платформе. – Бабуля! – кинулась навстречу Ида. – Мой золотой! – обняла ее Клавдия Григорьевна, сдержанно поздоровавшись с Аней. В ее квартире стояла большая пушистая елка – еще не наряженная, чтобы дети могли помочь ее нарядить. Едва скинув обувь, они понеслись в комнату разглядывать стеклянные игрушки и мишуру. – Дзынь! – достала Ида колокольчик из коробки. – Мама, а после-после-после-после-после-послезавтра – это уже завтра, да? – спросила Ида, когда Аня уже собиралась на обратный поезд. Она кивнула и поцеловала девочек по очереди. – А когда пройдет еще после-после-после-после-после-послезавтра, ты вернешься, да? – Конечно, – улыбнулась Аня. Она помедлила на пороге и вышла. – Дз-з-з! – звенели стекла в поезде, идущем в Москву. Аня понимала, что Клавдия Григорьевна, возможно, была не самой лучшей свекровью, но бабушкой – замечательной. И развод с Владом не мог помешать общению с детьми, тем более что Клавдия Григорьевна все чаще жаловалась на здоровье. Когда Аня в последний раз видела свою бабушку, баб Нюра была уже совсем плоха. Сгорбленная, сухонькая, она подслеповато бродила по квартире, шаркая тапками, и никого не узнавала. И не ела ничего, кроме хлеба, размоченного в воде. В таком состоянии она пребывала несколько лет. Но однажды, в один из Аниных приездов, баб Нюра словно очнулась. Она вдруг вышла из своей комнаты, встала посреди зала, загородив телевизор, – внезапно выпрямившись и став выше ростом, и громким, очень веселым голосом произнесла, глядя на родителей: – Один доход пошел в поход И потерял штаны! А без штанов какой поход – Кусают комары! После чего, гордо подбоченившись, ушла в свою комнату. Но уже спустя пять минут она снова никого не узнавала и просила хлеба. Через месяц она умерла. * * * Вернувшись домой, Аня легла в постель и просто лежала в темноте, слушая, как за окном пускают фейерверки. – З-з-з-з! – летел в небо невысокий снаряд со звуком, похожим на комариный писк, и через короткое время взрывался с глухим хлопком. Очередной залп осветил комнату зеленым – всего на долю секунды, но этого было достаточно: Аня приподнялась на локтях, увидев на месте шкафа огромный холм, поросший травой. В ней мелькнула какая-то смутная надежда, что на самом деле ничего не изменилось – ведь каганат по-прежнему существует, и она может увидеть там Яна. Даже если она сама растворилась там полностью, это произошло в демоверсии, а значит, не по-настоящему. Но должна же где-то существовать настоящая Тишина? – А как ты попадаешь в каганат? Что для этого нужно? – тихо, одними губами спросила Аня у темноты. – Только желание, – ответила темнота. В углу комнаты, как маленький фонарик, включился месяц. Потолок, превращаясь в прозрачный купол, открывал взгляду созвездия и густой Млечный Путь, а кровать, освещенная мерцающим светом, обрела очертания большой деревянной лодки. Лодка поплыла, и Аня подумала, что было бы здорово украсить ее огоньками – Новый год как-никак. В ту же секунду она увидела, как из самого дна начинает тянуться зелень, на которой образуются завязи ягод. Ягоды увеличиваются, зреют, а потом освещаются изнутри.