Этот район – красноречивое напоминание о том, что, когда у вас нет средств для потребления в потребительской культуре, вам больше нечего делать. Нелегко оставить привычную социальную роль и принять новую. Прежде чем запустить Every One Every Day, сотрудники фонда Participatory City Foundation проанализировали все данные за годы работы. Они обнаружили, что самым большим препятствием, мешающим привлекать людей к совместному участию, является «новизна культуры соучастия». Люди не знали, что такое соучастие, как это работает, с чего начать. Это не считалось «культурной нормой». Мы можем перестать ходить по магазинам, но потребительское мышление остается. «Оно довольно сильно укоренилось в нас, – говорит Нэт Дефренд, заместитель руководителя Every One Every Day. – Не думаю, что оно нам присуще от природы, но оно, безусловно, часть нашей культуры. Это определяющий фактор формирования человеческих сообществ и общин, и конечно же экономических отношений». Дефренд – бывший инспектор по условно-досрочному освобождению (он выглядит как добрый Джейсон Стэйтэм) – уволился из органов, устав от командно-приказных методов решения проблем задним числом в системах уголовного правосудия и социального обеспечения. Культура соучастия, по его мнению, даст большему числу людей чувство общности, смысла жизни и возможностей с самого детства, предотвращая социальные проблемы до их возникновения. Однако она не возникнет сама собой. Ее нужно выстраивать. Every One Every Day опирается на два столпа. Первый – инфраструктура соучастия: все, начиная от магазинов и складов и заканчивая планами безопасности и коммуникациями. Второй столп – команда, обученная помогать людям адаптироваться к их новым ролям участников. Цель, как говорят в этой организации, – «полная экология участия», когда каждый человек в Баркинге и Дагенеме будет иметь двадцать возможностей каждый день посещать бесплатные мероприятия со своими соседями без необходимости тратить более пятнадцати минут на дорогу от дома пешком. «Как же называется этот пышный термин? Ах да, „смена парадигм“», – говорит Дефренд. Every One Every Day работает в потребительском мире: одна из его целей – создать в течение пяти лет сотню новых предприятий в боро Баркинг и Дагенем, но также и за его пределами. Несмотря на популярность совместного использования в Every One Every Day, Дефренд не считает это «шеринговой экономикой», поскольку данный термин искажен коммерческими компаниями, сдающими в аренду автомобили или жилье. В Баркинге и Дагенеме совместное использование – это часто нечто совсем простое и непосредственное, например группа женщин, чертящих линии на полу рабочей зоны, чтобы выделить область, где они могут по очереди присматривать за детьми друг друга. Это наглядный пример того, как там, где потребительская культура отсутствует или не справляется, качество жизни участников может резко улучшиться без денежного обращения, без экономического роста. Джон Александер утверждает, что инструменты, упростившие культуру соучастия – социальные сети, мессенджеры, удобные цифровые платформы – также могут использоваться для вовлечения нас в более масштабные задачи, стоящие перед обществом. «Почему участие в роли гражданина должно быть таким скучным, тяжелым и „благородным“?» – спрашивает он. Есть хороший пример того, как может осуществляться более широкая роль граждан, – обязанность присяжного заседателя. В суде присяжных собираются люди из разных слоев общества, получают глубокие и часто сложные знания о ситуации, а затем их просят сообща решить, как лучше всего применять закон. То же самое можно было бы делать в отношении других вопросов, например определения мер по борьбе с изменением климата, методик обучения школьников, регулирования средств массовой информации и расходования наших налогов. «Сегодня мы – потребители, которые голосуют. Мне кажется, мы могли бы стать гражданами, которые потребляют, – считает Александр. – Я думаю, это влияет на те вещи, которые мы делаем – некоторые из них усиливаются, а некоторые ослабляются». Одна из важнейших вещей, которая усиливается, это то, что обнаружила Зоуи Халлел: социальные связи. Провести время в дагенемском магазине – значит в полной мере оценить, насколько многие из нас изолированы, и, по всей вероятности, осознать это одиночество в себе. Порой случаются повседневные мелкие инциденты, кажущиеся заурядными, но трогающие за душу, и благодаря им вы понимаете, сколь необычны они на самом деле. Женщина позднего среднего возраста, иммигрантка, рассказала, как однажды, увидев группу «капюшонов», идущих в ее сторону, она испугалась и уже собиралась перейти улицу, когда узнала молодых людей, участвовавших в одном из обедов вскладчину; они улыбнулись и поприветствовали ее, проходя мимо. Другая женщина, весьма пожилая, зашла в магазин, чтобы спросить, поможет ли еженедельная сессия «Чай и технологии» ее мужу научиться пользоваться смартфоном. Да, ответили ей, с этим им помогут. Женщина была в восторге: ее муж владел телефоном два года, не умея им пользоваться. Девочка почти подросткового возраста, впервые заглянувшая в дагенемский магазин, узнала, что на заднем дворе есть курятник. «Вы держите кур?» – переспросила она так, словно ей только что сообщили, что принц Гарри дает уроки поло в саду. Минуту спустя она впервые в жизни поглаживала перья на спине курицы, не веря своему счастью. «Это очень тяжелый, но очень благодарный труд – потрясающе благодарный», – говорит Карли Стаббинс, поселившаяся в Баркинг и Дагенем, когда личные обстоятельства вынудили ее переехать в кратчайшие сроки. Друг, прежде живший в этом районе, предупредил ее, что он спал с ножом под подушкой. «У меня были отвратительные предчувствия и впечатления от этого места», – добавляет Стаббинс. Вскоре она открыла для себя Every One Every Day, стала посещать сессию за сессией и наконец устроилась работать в дагенемский магазин. Она ведет дневник, призналась она мне, полный «волшебства» – моментов, когда она видела, как незнакомые люди сближаются или раскрывают свой потенциал. В тот год на рождественские каникулы она отправилась в Испанию, где ее озарило: «Я влюблена в этот район, – рассказывает она. – По пути домой я сгорала от нетерпения вернуться в свой убогий домишко в Дагенеме». Странно говорить о Дагенеме как об утопии, но его легко начать воспринимать именно так. Однако, как говорят лондонцы, если вам не нравится погода, то просто подождите немного. Когда ближе к вечеру закончился весенний проливной дождь, и облака поредели, наконец-то позволив выглянуть солнцу, Эй Джей Хааструп – разработчик проектов Every One Every Day – отправился с ученицей местной школы высаживать деревья на неухоженном пятачке у дороги. Я присоединился к ним. Только мы пришли на место с саженцами яблонь и груш, инструментами и тачкой, как из-за стены таунхауса появился мускулистый мужчина. «Ты же не собираешься сажать их здесь, правда?» – спросил он. Хааструп ответил, что да, именно таков был план, и что у него есть разрешение городского совета. «Не вздумай посадить их рядом с домами!» – грозно прикрикнул мужчина. Этот разгневанный человек видел в деревьях одни только проблемы. Их корни повреждают здание. Весной опадает и гниет яблоневый и грушевый цвет, а осенью – листья. Он повидал в своей жизни достаточно и знает, что проект доброхотов по сбору фруктов продлится недолго, и уже через год или два он будет смотреть на дикие заросли неподрезанных деревьев, а гниющими фруктами провоняет весь квартал. «Это старая риторика», – сказал мне Хааструп, пока мы ретировались. В этом районе предстоит сделать еще много работы, прежде чем жители примут деревья. «Я столько раз с этим сталкивался, что уже привык», – вздохнул Хааструп, словно говоря с высоты всех лет, прожитых им в боро Баркинг и Дагенем (здесь, пожалуй, нужно уточнить, что Хааструп молод и темнокож, а сердитый ворчун был белым мужчиной средних лет). С самого начала магазины Every One Every Day задумывались не как утопия. Они создавались с осознанием того, что любая новая роль, которую мы играем как человеческие существа, непременно связана с разочарованиями, ежедневными неприятностями, несправедливостью и конфликтами, но главное, что нам придется научиться ее играть. Как и культура потребления, культура соучастия – это перманентная незавершенная работа. Однажды днем в дагенемском магазине несколько людей в считанные мгновения перешли от обмена колкими шутками к перепалке из-за того, что какая-то из этих шуток перешла грань расизма. Женщина по имени Зейнаб выбежала из магазина. Через несколько минут она вернулась – спокойная и невозмутимая. Зейнаб (она не называет своей фамилии) в детстве эмигрировала из Кении в Великобританию и выросла в жилом комплексе для малоимущих в Баркинге. Недавно она переехала в Дагенем, но с трудом заводила новых друзей, пока однажды не увидела, что рядом открывается магазин Every One Every Day. Она понятия не имела, что это такое. Когда он открылся, ее дочь села в один из шезлонгов перед входом. «С этого все и началось», – говорит Зейнаб. Зейнаб имеет смелую потребительскую идентичность: типичным нарядом ей могут служить черные ботинки, белые джинсы и белое шерстяное пальто с сочетающейся шляпкой. Но ее новая роль участницы явно расширила ее жизненный горизонт. Она и ее дети вовлечены во все. «Я думаю, это должно сохраниться. Это то, что нужно всему Лондону. И даже, возможно, другим городам, – считает она. – Впечатления, получаемые от этих магазинов, настолько хороши, что мне даже приходится сдерживаться, чтобы не ходить в них слишком часто. Если я не в баркингском магазине, то в дагенемском. И наоборот». Иногда возникают конфликты, говорит она, но это тоже часть жизни в обществе. И кроме того, сегодня днем у нее есть работа. Через несколько минут она будет учить небольшую группу людей (разных национальностей, возрастов, классов, полов) как готовить уроджо – кенийский суп, который она сделала своим фирменным блюдом после того, как узнала рецепт по телефону от своей матери, живущей в Глазго. Зейнаб хотела, чтобы все приняли участие. Уроджо от Зейнаб 3 корня маниоки (или сладкого картофеля), нарезанные ломтиками по полдюйма 3 маленьких красных луковицы, нарезанных кубиками 3 сладких перца, нарезанных кубиками 4 помидора, нарезанные кубиками 1 столовая ложка растительного масла 2 столовые ложки порошка амчур (или 3–4 незрелых манго) 1 чайная ложка куркумы соль Варите маниоку примерно полчаса или пока она не размякнет. Обжарьте лук и перец на среднем огне в большой кастрюле в течение примерно пяти минут. Добавьте помидоры (и манго, если используете), посолите смесь по вкусу и готовьте, пока помидоры не развалятся и смесь не начнет прилипать к сковороде. Добавьте ровно столько воды, чтобы смесь больше не прилипала, затем варите на медленном огне, пока она снова не начнет прилипать. Добавьте маниоку к перцам и помидорам. Долейте ровно столько воды, чтобы она скрыла всю смесь. Проверьте соленость и при необходимости досолите. Добавьте и перемешайте порошок амчур (его можно найти там, где продают индийские и другие национальные специи) и куркуму. Варите суп, пока он не загустеет, а затем еще десять минут на медленном огне. Суп должен иметь густую консистенцию, как рагу. Приятного аппетита! 15 Мы все еще потребляем слишком много (часть первая: недемонстративное потребление) Включая кондиционер, совершаете ли вы покупку? По мере того, как я все глубже погружался в изучение мира, переставшего покупать, именно этот вопрос навел меня на мысль, что охват моего мысленного эксперимента, пожалуй, придется расширить. Размытую границу между потреблением, которым мы активно занимаемся по собственному выбору, и потреблением как фоном к повседневной жизни (когда мы едим, стираем, обогреваем и охлаждаем наши жилища, ездим на работу и обратно) стало невозможно игнорировать. Некоторые даже говорят, что, когда речь заходит об изменении климата и других экологических кризисах, перестать ходить по магазинам значит не уловить сути. Уменьшение количества приобретаемых вещей почти никогда не значится в списках лучших способов экологизации образа жизни, в которых вместо этого фигурируют энергоэффективность, отказ от мяса, размер домов и частота автомобильных поездок и авиаперелетов. Помимо прочего, дело тут в том, как все подсчитывается. Влияние покупок нередко недооценивается, потому что они распределены по категориям: одежда, электроника, бытовая техника и так далее – иногда даже «разное». В недавнем исследовании связанных с потреблением выбросов парниковых газов в почти ста крупных городах мира эти категории в совокупности соперничают по значимости с продуктами питания и частным транспортом. И хотя большая часть природных ресурсов, используемых в растущих экономиках мира, направляется на инфраструктуру, например дороги и жилье, в самых богатых и технологически развитых обществах максимальное влияние оказывает общий избыток потребительских товаров – а ведь именно к такому образу жизни стремится почти весь остальной мир. В то же время, если сосредоточиться только на потреблении, которое мы считаем потребительством, то мы упустим из виду большую его часть. И, как покажет интересный пример кондиционирования воздуха, то, где заканчивается один вид потребления и начинается другой, часто является лишь вопросом времени и представления о том, как должна выглядеть нормальная жизнь. Погода в Нью-Йорке 27 августа 1936 года была хорошей. Для Уиллиса Кэрриера это означало, что она была плохой. Он бы предпочел такой летний день, когда у нью-йоркцев от жары ум заходит за разум, а рубашки прилипают к спине. Но термометр показывал 22 °C – идеальный день для прогулки. Между тем, Кэрриер находился в манхэттенской студии радио WABC и объяснял слушателям, что только «кондиционированный воздух внутри здания» способен помочь людям достичь своего наивысшего потенциала. «В будущем жизнь с кондиционером будет примерно такой, – говорил он. – Типичный бизнесмен встанет отдохнувшим и выспавшимся в комнате с кондиционером. Он поедет в поезде с кондиционером и будет работать в офисе, магазине или на фабрике с кондиционером, а обедать в ресторане с кондиционером. Вообще, единственное условие, при котором он почувствует волну жары или озноб от арктического воздуха, это если он подвергнет себя природному дискомфорту вне помещения». Маловероятно, что Кэрриер, которого теперь помнят как отца современных кондиционеров, действительно верил в такое научно-фантастическое будущее. В то время лишь в мизерной части домов в США (и почти нигде больше на Земле) имелись кондиционеры. Через десять с лишним лет, в 1948 году, исследователи его собственной компании считали, что американский рынок кондиционирования воздуха для жилых помещений составлял всего лишь 312 000 состоятельных домохозяйств, в основном в знойных штатах побережья Мексиканского залива и в опаленном летом Пшеничном поясе. (В день интервью Кэрриера радиостанции WABC температура в Канзас-Сити, тогда оказавшемся в «Пыльном котле», достигла 41 °C.) Компания классифицировала Вашингтон, округ Колумбия, который, как известно, построен на малярийном болоте и считался первыми британскими дипломатами тропическим форпостом, как зону редкого климатического дискомфорта. Летнее охлаждение для домов в северных городах, таких как Нью-Йорк или Чикаго, по мнению команды Кэрриера, было чем-то из области «крайней роскоши». Задача внедрения кондиционеров в американские дома не была технологической. К тому времени, когда Кэрриер мечтал о полностью кондиционированном будущем, машины уже закачивали холодный воздух во многие фабрики, универмаги, кинотеатры и правительственные здания. Настоящая трудность заключалась в том, что большинство людей считали кондиционеры дорогим решением не слишком большой проблемы. Люди привыкли справляться с жарой и холодом, и не так-то легко отказывались от традиционного уклада. В жаркой местности они жили в домах, где открытые окна создавали сквозняк – подробные рекомендации по естественной вентиляции можно найти даже в столь древнем произведении, как «Десять книг об архитектуре» Марка Витрувия, опубликованном во времена Римской империи. Для тени использовались крытые веранды, нависающие карнизы и кроны деревьев, а толстые каменные, кирпичные или глиняные стены помогали удерживать прохладу, словно в пещере. В Японии у многих домов были съемные стены; в тропиках они могли вообще не иметь стен. Арабский мир разработал концепцию сада во внутреннем дворе – с обширными тенистыми зонами, растениями и фонтанами – по аналогии с очагами, распространенными в холодном климате. В США, которые сегодня безусловно являются мировой столицей кондиционирования воздуха, люди некогда спасались от жары, качаясь на подвесных качелях на крыльце дома или сидя в садовых беседках. Луизиана славилась огромными потолочными вентиляторами; на пустынном юго-западе было распространено «испарительное охлаждение», порой снижавшее температуру воздуха на 20 °C и более; жители Нью-Йорка спали на пожарных лестницах или ставили перед вентиляторами лотки с кубиками льда. Конечно, всему есть предел. Примерно при 35 °C воздух достигает температуры человеческой крови, и даже легкий ветерок начинает ощущаться как горячее дыхание. При температурах выше этой точки на помощь приходила культура. Испаноговорящий мир устраивал – а во многих местах устраивает до сих пор – сиесту, когда все ели, пили и отдыхали в самые жаркие дневные часы. В иных местах люди уезжали, как это до сих пор происходит в некоторых частях Европы, чтобы провести разгар лета в горах или на пляже. Американские мужья становились «летними холостяками»: пока их жены и дети отдыхали в краях с более мягким климатом, сами они работали в душных городах. Япония применяла для решения проблемы жаркого и влажного климата ментальные практики. Снаружи домов вешали колокольчики фурин, а внутри – картины с изображениями горных ручьев: первые – чтобы привлекать внимание к малейшему дуновению ветерка, а вторые – чтобы легче думалось о прохладе. Впрочем, чаще всего люди наслаждались погодой, несмотря на ее крайности. В 1971 году франко-канадский ученый Мишель Кабанак опубликовал результаты исследования, в котором изучалась эта загадка. Испытуемые Кабанака сидели в ванне, погружая одну руку в отдельный контейнер с водой. Если вода в ванне была неприятно холодной, а они опускали руку в горячую (даже обжигающую) воду, то они сообщали, что ощущение было приятным. То же самое происходило, если вода в ванне была неприятно горячей, а вода в контейнере холодной. Если же вода и в ванне, и в контейнере была слишком горячей или слишком холодной, то испытуемые сообщали об обратном – им это казалось неприятно. Если и ванна, и вода в контейнере были комфортной температуры, то их ощущение от эксперимента оказывалось нейтральным. Как это часто бывает с лучшими научными исследованиями, эти результаты соответствовали здравому смыслу: горячая ванна или холодный душ, как плитка шоколада или стакан воды, могут быть либо очень приятными, либо крайне неприятными, в зависимости от обстоятельств. Но каков именно этот механизм? Кабанак пришел к выводу, что корни удовольствия следует искать не в комфорте, а в дискомфорте, потому что удовольствие есть облегчение дискомфорта. Он назвал этот эффект аллестезия[17], что примерно переводится с латыни как «изменение ощущения». Разожгите утром камин в холодном доме, и облегчение от холода будет особенно приятным. Пиво никогда не бывает вкуснее, чем когда оно – передышка от жаркого и влажного дня. Когда на рынке появились кондиционеры, переход к жизни с управляемым микроклиматом был выбором между дискомфортом, облегчаемым множеством маленьких удовольствий, и комфортом, который всегда одинаков. Неудивительно, что эта идея сталкивалась с повсеместным безразличием и неприятием. Поскольку кондиционер невозможно продать как товар первой необходимости, сначала его пришлось продвигать как предмет роскоши. Возможно первая механическая система кондиционирования воздуха была установлена в Нью-Йорке в 1902 году, и она принесла облегчение не женщинам и иммигрантам, работавшим в душных подвалах и на чердаках (слово sweatshop – потогонка – придумали американцы), а маклерам на фондовой бирже. Но даже среди богатых продажи шли медленно. Кондиционеры наконец начали распространяться в 1950-е годы, но это произошло не в результате обеспечения потребительского спроса рынком, а, скорее, потому, что рынок требовал обеспечить приток потребителей. С 1930-х годов коммунальные компании, поставлявшие электроэнергию, активно продвигали бытовые электроприборы того времени, от утюгов и тостеров до холодильников. К ним же добавились и кондиционеры. Этому поспособствовали несколько периодов сильной жары, а также тот факт, что в ту эпоху человеческий прогресс приравнивался к новым технологиям; исследования показали, что всякий раз, когда в районе появлялся торчащий из окна кондиционер, вскоре там возникали и другие – словно грибы после дождя. Кондиционеры потреблялись демонстративно и стали вебленовским товаром. К 1957 году кондиционер начал учитываться в стоимости жилья – именно тогда он превратился из специфического гаджета в составную часть фона повседневной жизни. В том же году один из соучредителей Carrier Corporation, Логан Льюис, написал брошюру для сотрудников компании, напомнив им, что успех кондиционера, завоеванный с большим трудом, никогда не был неизбежным: эта технология практически отсутствовала в европейских домах. Его продвижение, предупредил он, не следует считать необратимым. Кондиционирование воздуха, каким мы его знаем сегодня, связано с интенсивным потреблением: на него тратится больше электроэнергии, чем на любую другую деятельность в домохозяйствах США (отопление на втором месте), однако оно не имеет ничего общего с шопингом. Оно является примером так называемого незаметного или недемонстративного потребления, которое мы осуществляем потому, что так делают все, так устроена система. Мы не можем создать общество с более низким потреблением, не разобравшись с этим. «Меня не интересует шопинг, – говорит Элизабет Шоув, социолог из Ланкастерского университета на северо-западе Англии, где среди холмов, называемых здесь Пеннинами, берет начало река Лун. – Меня гораздо больше интересуют инфраструктуры, институты и технологии. Они определяют значение нормы, которой все мы следуем». Уже несколько десятилетий Шоув думает и пишет о том, как мы в конечном итоге потребляем, не ощущая этого: стираем одежду, храним еду в холодильнике, ездим в продуктовый магазин на машине, если живем в пригороде. «Нормальная» жизнь оказывается пронизана меняющимися ожиданиями, паттернами и конструкциями, порой значительно увеличивающими наше личное потребление. Многие из них, как выяснилось, относятся к «трем С» – comfort, cleanliness, convenience (комфорт, чистота, удобство). Отопление и охлаждение жилища – примеры изменения стандартов комфорта. Стиральные и сушильные машины, а также продвигающие их компании изменили понимание чистоты. Бытовые приборы могли помочь домохозяйкам сэкономить массу времени для досуга; вместо этого женщины стали чаще стирать. (Люди в Великобритании стирают одежду в пять раз чаще, чем сто лет назад, хотя все-таки реже, чем американцы, которые стирают помногу в больших машинах.) Из-за недавнего сдвига в представлениях об удобстве распространилась координируемая цифровыми приложениями доставка еды, и в результате к поездкам в продуктовые магазины и рестораны добавились курьеры, нередко тоже пользующиеся автомобилями.