Мой марафон по магазинам был результатом ясности. Акт потребления, как я понял, стал настолько сложным и обремененным ограничениями, что я часто полностью избегал его; теперь, тщательно исследовав эту тему, я понял, что должно представлять собой мое потребление. Я хотел, чтобы мои вещи хорошо выполняли свои функции, служили столько, сколько мне нужно, были сделаны в соответствии с моими ценностями и дарили мне постоянное чувство удовлетворения. Кроме того, во многих случаях я предпочел обойтись без покупок. Я отнес свой тренч в ателье, чтобы его перешить, заказал новые подметки для туфель, починил тостер, зашил швы на одежде, заменил оторванные пуговицы, отдал телефон в ремонт вместо того, чтобы покупать новый. Я поступал в соответствии с поговоркой эпохи Великой депрессии: доешь до крошки, заноси до дырки, есть – в дело пусти, нет – обойдись[29]. Из всех вещей, которые я хотел купить, но не купил, я вспоминаю лишь одну (новый спальный мешок), что, на мой взгляд, подтверждает, насколько мимолетны обычно такие желания. Оглядывая свой дом, я не вижу ничего из приобретенного недавно, о чем бы я жалел или не использовал. Я вполне доволен своим выбором. Моя ориентация как потребителя теперь на меньшее количество, но более качественного всего: товаров, путешествий, развлечений, видео на YouTube, часов в соцсетях. За то время, что я выиграл благодаря своему выбору, я делал больше простых вещей (читал, гулял, разговаривал с людьми), которые, как я знал, всегда приносили мне удовлетворение. Я чувствую, что эти изменения делают мою жизнь лучше и что материализм ослабляет свою хватку. Однако я не перестал слишком часто работать допоздна, не могу смириться с мыслью о том, чтобы обходиться меньшим доходом в столь трудные времена, и не научился спокойно оставаться наедине со своими мыслями – по крайней мере пока. Есть веские причины, по которым вы тоже можете захотеть перестать ходить по магазинам. Возможно, потребительство наносит вам финансовый ущерб, загромождает вашу жизнь вещами, которые вам не нужны или не нравятся, отнимает ваше время и внимание, которые вы могли бы использовать с большей пользой, или усугубляет экологические кризисы на всей планете, которые вас всерьез волнуют. Быть может, вы видите в простоте шанс получить больше ничем не занятого времени, свободы, спокойствия или общения. Не исключено, что потребление кажется вам пустым – как парад отвлекающих факторов, который, похоже, никогда ни к чему не приведет. Так или иначе, притормозите. Остановитесь. Подобно многим другим людям, вы можете обнаружить, что в более скромном образе жизни кроется один из секретов счастья. Однако позвольте озадачить вас еще одним противоречием: когда вы или я перестаем ходить по магазинам, это не приближает нас к обществу низкого потребления. История недвусмысленно говорит нам, что силы на стороне потребительства (от социальной инерции до давления окружающих, от правительств, укрепляющихся или падающих из-за одного процентного пункта экономического роста, до огромных механизмов рекламы и многомиллиардных рынков с инвесторами, которым нужно услужить) всегда оказывают более заметное влияние, чем народные движения, призывающие нас к простому образу жизни. Пуритане – религиозная секта, с чувством омерзения бежавшая от европейской развращенной морали и материализма – начали с чистого листа в Америке, живя просто и благочестиво. В течение одного поколения они погрязли в спекуляциях землей, погоне за богатством и демонстративном потреблении. Первые американские патриоты, впоследствии ставшие отцами-основателями Соединенных Штатов Америки, практиковали простоту как образец высоких американских идеалов, которые, как они верили, несомненно преобладают вслед за свержением власти британцев. После успешной революции они пришли в отчаяние, когда их новая страна погрузилась в тщеславие, эгоизм и расточительство. Генри Дэвид Торо в середине XIX века выступал за «простоту, простоту, простоту» – в том числе как способ освободить нас от необходимости посвящать слишком большую часть жизни начальству и изнурительному труду. Даже современники восхищались его идеями, но редко им следовали. Сам Торо однажды признался, что его слова расходятся с действиями. «О тех вещах я говорю, а делаю другие», – сказал он. Так оно и продолжалось: движения по возвращению к земле и воссоединению с природой, мода на «расхламление», мании беспокойства по поводу изматывающего нервы темпа современной жизни; все это, едва успев возникнуть, смывалось очередной волной потребления – более высокой, чем все предыдущие. Хиппи превратились в бумеров. Поколение X отвергло демонстративное потребление восьмидесятых, но позже занялось тем, что психолог Джеффри Миллер назвал «демонстративной точностью», то есть публичной демонстрацией мастерства, качества, происхождения и этических добродетелей, проводя более сложные линии вокруг позиционного потребления, чем когда-либо прежде. Миллениалы, как известно, покупали меньше вещей и больше тратили на развлечения, нередко утяжеляя свой экологический след. Когда пандемия закрыла потребительскую экономику, и мы говорили себе, что ничто уже никогда не будет прежним, история посмеивалась над нами. Историк Дэвид Ши, исследовав это тикающее из эпохи в эпоху «метрономическое поведение», при котором простота то входит в моду, то полностью игнорируется, пришел к выводу, что простой жизни «суждено оставаться этикой меньшинства». В любую эпоху она будет привлекательна для некоторых людей или даже для многих, но не для большинства. Меньше никогда не будет означать больше. Когда дело доходит до сокращения потребления, вы можете стать тем изменением, которое хотите видеть в мире, но это не изменит мир. Это, конечно, проблема, ведь шопинг разрушает планету, на которой мы живем. К счастью, наши неоднократные неудачи по части упрощения образа жизни не делают нашу ситуацию такой безнадежной, как кажется. Есть и другой способ трактовать эти неудачи, и он заключается в следующем: поскольку мира депотребления невозможно достичь лишь усилиями людей, сделавших выбор обходиться меньшим, то необходимо попробовать что-то еще. Мир, переставший покупать, – это не то, что мы будем делать, а то, что мы должны создать. Я вручил воображаемую волшебную палочку Аманде Риндерл из компании Tuckerman & Co., производящей вероятно самые экологичные сорочки в мире. Если бы она могла с ее помощью изменить одну вещь, чтобы помочь создать экономику меньшего количества, но более качественных товаров, то что бы она изменила, спросил я ее? Риндерл подумала (целую ночь), а затем позвонила мне и дала ответ, извинившись, что он не волшебный, а скорее технический: она сделала бы так, чтобы цены говорили всю правду. «Для этого понадобилась бы чертовски крутая волшебная палочка», – сказала она. В настоящее время цены отражают спрос на товары и услуги, а также затраты на их производство: материалы, энергию, изготовление, маркетинг, транспортировку. В основном цены не включают последствия производства и потребления – от загрязнения и эрозии почвы до выбросов углекислого газа, уничтожения среды обитания животных и так далее, вплоть до вреда здоровью людей, ужасных разрушений из-за лесных пожаров, наводнений и ураганов в эпоху климатического хаоса, бремени двух миллиардов тонн мусора в год и неоценимой моральной травмы от обречения на вымирание видов, существующих уже миллионы лет. На данный момент эти издержки в основном несут не производители, инвесторы или потребители, а общество в целом – экономисты называют их «экстерналиями» или «внешними эффектами», поскольку они учитываются вне цепочек спроса и предложения. Как и создаваемое экономикой богатство, ее внешние эффекты тоже никогда не распределяются справедливо: вспомните народ Бангладеш, несущий на себе основную тяжесть последствий в виде наводнений, циклонов, токсичного загрязнения воздуха и воды. Самая страшная ирония потребительства заключается в том, что люди, потребляющие крайне мало, часто страдают от гораздо большего вреда, чем люди, потребляющие больше всех. Изменение климата – самый яркий пример внешних эффектов, издержек потребления, которые не учитывались до тех пор, пока не начали угрожать будущему всей человеческой цивилизации. Британский экономист Николас Стерн назвал это «главным и самым масштабным рыночным провалом в истории». Теперь правительства по всему миру начинают назначать цену за изменение климата, часто в виде налога на выбросы углекислого газа, чтобы предприятия и покупатели платили суммы более близкие к истинной стоимости ископаемого топлива, сжигаемого в их интересах. Риндерле считает, что аналогичный подход к другим природным ресурсам сделал бы сорочки Tuckerman & Co. более конкурентоспособными. Возможно, тогда органический хлопок, выращенный таким образом, чтобы регенерировать, а не истощать почву, будет стоить столько же или даже меньше, чем хлопок, произведенный с применением токсичных удобрений и пестицидов. Долговечная рубашка внезапно стала бы дешевле, чем дюжина одноразовых рубашек, каждая из которых оставляла бы глубокий социальный и экологический след. Это относится и к любому другому продукту. Леса удерживают воду, обеспечивают среду обитания для тысяч видов животных, стабилизируют климат и дарят удовольствие и отраду людям, живущим или бывающим в них. Если бы право вырубать деревья стоило дороже, то деревянные полки делались бы на века, а деревянные каркасы снесенных домов никогда не оказались бы на свалке. Если бы стоимость редкоземельных минералов, содержащихся в наших цифровых устройствах, включала стоимость плодородной почвы и водных артерий, нарушаемых ради их добычи, то ваш телефон наверняка бы ремонтировался или обновлялся, а не выбрасывался и не заменялся каждые два года. Если вы хотите покупать меньше, но лучше, то это не проблема. Все больше компаний производят высококачественные товары. Однако ваша покупка слабо влияет на тот факт, что система настроена против этих компаний и против вас как их клиента. Как и в случае с органическими продуктами питания и зеленым потребительством, мы, вероятно, можем поддерживать своими деньгами нишевый рынок высококачественных долговечных продуктов, которые мало кто хочет или может покупать; однако мы не можем просто купить путь в мир, который перестанет ходить по магазинам. Почти каждый аспект депотребления требует изменений, выходящих за рамки того, чего можно достигнуть решением отдельного человека потреблять меньше. Например, я могу делать перерывы в своих заработках и расходах, но чтобы вернуть некоммерческое время, так должна поступать вся община или даже вся страна. Я могу стать депотребителем, но это сделает меня аутсайдером или даже изгоем общества, из-за чего я вряд ли удержусь на новом курсе. Когда я сокращаю личное потребление, это не заставляет правительства требовать от производителей ремонтопригодности товаров, устранять неравенство доходов и нестабильность, подпитывающие чрезмерное потребление, или думать не только о росте ВВП. Это не создаст инфраструктуру для гражданской сознательности, активного участия или какой-либо социальной роли, которая заменила бы роль потребителя. Заинтригованный исследованиями Воутера Ван Маркен Лихтенбельта и Элизабет Шоув, я в качестве эксперимента решил пожить в более широком диапазоне естественных температур в своем доме. Как и предсказывала наука, я стал наслаждаться сменой тепла и холода в течение дня или сезонов, однако я не добился ровно ничего, чтобы изменить социальные и технологические тенденции, неуклонно увеличивающие энергетические потребности при контроле температуры. К счастью, уже существуют идеи о том, как достичь каждой составляющей общества депотребления, упомянутой в этой книге. Маркировка срока службы товаров должна способствовать их долговечности; новые налоговые режимы и правила могут отдавать предпочтение ремонту, а не утилизации; программы распределения рабочих мест и более короткие рабочие дни или рабочие недели могут помочь сохранить рабочие места в замедлившейся и сократившейся экономике. Перераспределение богатства может обратить вспять неравенство или предотвратить его усугубление в мире сниженного потребления. Гарантированный базовый доход позволяет людям, желающим вести простой образ жизни, тратить меньше времени на работу или совсем уйти с рынка труда. В культуре потребительского капитализма такой выбор часто осуждается как лень или отсутствие амбиций, однако в обществе депотребления оно может вызвать восхищение как успех в достижении достаточности. Я приступил к своему мысленному эксперименту в качестве наблюдателя. Я хотел собственными глазами увидеть, куда придет мир, переставший покупать, а не руководствоваться чужими теориями. В конечном итоге оба эти подхода указывают на одно и то же место. Движения за антирост и здоровую экономику (в которой важнее не ВВП, а способность улучшать качество жизни граждан) неуклонно совершенствуют набор идей и способов жизни, которые могли бы освободить нас от необходимости неумолимой и безжалостно разрушительной экономической экспансии. Альтернатива потребительскому капитализму – не констелляция возможностей, а все большая их конвергенция. Сокращать потребление только по личным причинам по-прежнему разумно. Но есть еще много ролей, которые могут играть отдельные люди. Миру без шопинга нужны новые продукты и услуги, новые теории функционирования экономики, новые способы придания смысла нашей жизни, новые модели ведения бизнеса, новые привычки, новая политика, новые протестные движения, новая инфраструктура. Как сказал Крис Де Декер: «Мы должны переосмыслить все». Почти каждый человек на Земле знаком с этим масштабом изменений. Мы живем в эпоху инноваций, начиная с появления таких товаров, как автомобиль, компьютер и смартфон, и таких услуг, как космический туризм и быстрая доставка в любую страну мира, и заканчивая системными изменениями вроде всеобщего доступа в Интернет. Еще до пандемии нас охватили перемены во всех сферах жизни, многие из которых были захватывающими. Переход к обществу с более низким уровнем потребления – столь же широкая и глубокая трансформация. Мы также живем в эпоху дестабилизации, которую капитализм продолжает считать своим правом. Перенос производства из богатых стран в бедные привел к тому, что оказались заброшенными целые регионы «ржавого пояса»; интернет-магазины вызвали столь повсеместное закрытие традиционных магазинов, что это называли «розничным апокалипсисом». Нет никаких признаков того, что мы подходим к очередным переменам на нашем ближайшем горизонте с большей осторожностью, чем к переменам уже случившимся: искусственный интеллект и виртуальная реальность – вот лишь две новые технологии, сулящие серьезные социальные потрясения. (Пока, дальнобойщики, привет, самоуправляемый транспорт.) Это не значит, что этот путь правильный, но он привычный. Любое замедление потребления чревато примерно такими же серьезными экономическими последствиями, с какими люди сталкивались в ходе человеческой истории, и поэтому оно должно осуществляться с заботой о самых уязвимых. В то же время решение дилеммы потребителя является самой насущной проблемой нашего времени, проблемой, порождающей все прочие наши главные беды. Нас много раз просили выдержать радикальные изменения по куда менее веским причинам. А что насчет тех технологических решений, до сих пор считавшихся нашей лучшей и единственной надеждой на спасение планеты? Что насчет возобновляемых источников энергии? Что насчет переработки отходов, экономии воды, органического сельского хозяйства, велосипедных дорожек, электромобилей, пешеходных городов и всего остального? Их потенциал по сокращению потребления ресурсов сегодня особенно важен. Принципиальный момент заключается в том, что, как только их польза больше не подрывается потребительской культурой, они могут наконец достичь своей цели. Технологии способны уменьшить то, в какой мере нам придется сократить потребление; снижение потребления сужает разрыв, который должны перекрыть технологии. И то и другое позволяет обоим этим факторам, а также нам самим, выиграть время. Эта книга началась с вопроса: можем ли мы решить дилемму потребителя? Ответ – да, можем. Замедляя экономику, ориентированную на бесконечное расширение, мы лишь возвращаемся к давней тенденции постепенного роста, наблюдавшейся на протяжении большей части человеческой истории; проявив изобретательность, мы можем адаптироваться. На более личный вопрос о том, хотим ли мы идти по этому пути, ответить труднее. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что жизнь в обществе с низким потреблением действительно может быть лучше, предполагать меньше стресса, меньше работы (или более осмысленную работу) и больше времени для людей и вещей, которые для нас особенно важны. Окружающие нас предметы могут быть хорошо сделаны или красивы, или и то и другое, и служить нам достаточно долго, чтобы становиться частью наших воспоминаний и историй. Возможно, лучше всего то, что мы можем с удовольствием наблюдать за восстановлением нашей истощенной планеты, на которой появится больше чистой воды, больше голубого неба, больше лесов, больше соловьев, больше китов. В тот день, когда мир перестанет покупать, многие увидят мир, в котором они хотят жить. А другие увидят антиутопию. Предположим, что мы начнем с более скромной цели: сократить потребление на пять процентов во всех богатых странах. Это вернуло бы нас к образу жизни, который мы вели пару лет назад, – такой сдвиг мы вряд ли почувствуем. И тем не менее все начнет меняться – от наших желаний до роли экономики и будущего климата планеты. Это может стать концом того мира, какой мы знаем. Но это не будет концом света. Благодарности Прежде всего я хотел бы поблагодарить всех, у кого я брал интервью во время работы над книгой, за то, что они поделились со мной своими знаниями и опытом, а также за то, что подыграли мне в моем фантазийном эксперименте. Независимо от того, упомянуты ваши имена на этих страницах или нет, поверьте, что ваш вклад неоценим, и что я очень ценю вашу открытость к участию в разговоре. Эта книга написана в традициях научно-фантастических мысленных экспериментов и художественных переосмыслений реальности. Для меня особенно важны две книги из этого канона: «Мир без нас» Алана Вайсмана и «Вести ниоткуда» Уильяма Морриса. Несколько человек сделали все возможное, чтобы облегчить мне доступ к источникам, а также логистику моих путешествий. Это Эмбер Маккасленд и Фил Забриски в Levi Strauss & Co.; Хуан Андрес Портилья в Эквадоре; Вера Шульц, Ану Партанен, Анна Аланко и Саска Саарикоски в Финляндии; в Великобритании это Дженни Поултер, Джейми Бердетт и люди из Adland, собравшиеся в один памятный вечер в Лондоне, но не упомянутые в главах этой книги (Джонатан Уайз, Люси Клейтон, Джеймс Парр); в Сиэтле писательница Эмма Маррис предоставила мне полезные контакты; в Японии проницательные исследования географа Питера Матанле привели меня на остров Садо, а кроме того, меня с большим гостеприимством приняли Тетцуо Икэда, Ёсихиро Накано, Эндрю Саттер и Ясуюки Сато; что касается Намибии, то я получил бесценные наставления от Джеймса Сазмана и Меган Лоуз. Я также хотел бы поблагодарить всегда отзывчивых сотрудников Бюро статистики труда США, Бюро экономического анализа, библиотеки Университета Британской Колумбии и Публичной библиотеки Ванкувера. Библиотеки всегда служили образцами для общества низкого потребления. В процессе написания книги я непосредственно взаимодействовал с несколькими людьми как с коллегами. Замечательная Джоанна Уилл помогла мне с наработками. Махо Харада была моей переводчицей и посредником в Японии, а больше всего я ценю ее дружбу. В Намибии Ома Леон Цамксао и Стив |Кунта были моими путеводными огнями. Туомо Нойвонен и |Aй!ае Фридрик |Кунта помогали мне общаться с местными жителями. Я также хотел бы поблагодарить Тилмана Льюиса, Алину Боуман и Дейдру Молину за их квалифицированное участие в окончательной правке. Друзья тоже помогали мне изо всех сил, за что я перед ними в неоплатном долгу. Большое спасибо Дженнифер Жаке, Ларе Онрадо, Джоанне Вонг, Йоси Сугийяме, Ванессе Тиммер, Полу Шубриджу, Майклу Саймонсу, Рональду Райту и Рубену Андерсону. Я также хотел бы выразить глубокую признательность читателям моей массовой рассылки за их постоянную поддержку и полезные предложения (вы можете присоединиться к этому списку, отправив мне электронное письмо на контактную страницу на сайте jbmackinnon.com). В писательском мире Джим Ратмен обеспечил необходимую обратную связь на начальном этапе, после чего он и его коллеги буквально сделали этот проект возможным. Мэтт Вейленд – просто один из лучших людей, каких можно встретить в этом бизнесе. Я также благодарю Эмму Янаски за ее своевременную поддержку. Мои редакторы сделали эту книгу намного лучше и гораздо ближе к моему первоначальному видению, чем любая другая книга, которую я написал на сегодняшний день; спасибо вам, Энн Коллинз, Сара Бирмингем и Стюарт Уильямс. Некоторые материалы, связанные с этой книгой, печатались в New Yorker и The Atlantic; я особенно благодарен Джереми Кину и Мишель Ниджуис за их выдающееся редакторское руководство. Я остаюсь в долгу перед всеми сотрудниками Федеральной комиссии по связи в городе Ванкувер. Я безгранично признателен Алисе за все, просто за все. Наконец, мои извинения и благодарность тем, кого я забыл упомянуть. Что касается тех, кого я здесь назвал, то они несут ответственность только за лучшее, что есть в книге; худшее же, включая любые ошибки, – целиком и полностью моя вина. Я благодарен за финансовую поддержку на критических важных этапах этого проекта Access Copyright Foundation – некоммерческой организации по лицензированию объектов авторского права, представляющей писателей и других творческих личностей. * * * notes Примечания 1 В отечественной традиции жуцъоанси или кунг. – Здесь и далее примечания переводчика. 2 От англ. crap – дерьмо. 3 Она называется «That Sunday Morning Feeling». 4 Также известен как Потсдамский центр имени Гельмгольца. 5