– О, это же вещь Хадденхема, не так ли? – Да. Вот только Хадденхем улизнул прежде, чем я успел отдать ему семейно-историческую ценность. Пока прощались и желали друг другу успехов, Стенстоллер не переставал гадать, каким образом родственные связи Гвен могли помешать дипломатической карьере Дерека. Впрочем, ответить на вопрос не составляло труда. Сжав шпагу ордена Святого Северелла Антиохийского в ножнах, купленных у придворного портного, Стенстоллер покинул клуб и через калитку прошел в парк, на узкую боковую аллею. Сюда редко заглядывали гуляющие, да и скамеек для парочек здесь не было предусмотрено. Из-за облаков время от времени выглядывала бледная луна. Что за ерунду говорил о тесном круге отец! Эти люди не смогли остановить войну в Южной Африке. В 1914 году не справились с кайзером, а сейчас презирают Черчилля и в то же время позволяют премьер-министру пресмыкаться перед Гитлером и Муссолини, не говоря уже о японцах! И при этом смеют называть себя «настоящими людьми»! Можно подумать, относятся к какой-то отдельной, особой человеческой породе! Американцы поставили их на место еще сто пятьдесят лет назад: «Мы считаем очевидной истиной, что все люди созданы равными». Ни слова о семейных связях… – Стенстоллер! – прервал невеселые размышления голос Хадденхема. – Тебе не холодно здесь стоять? – У меня твоя табакерка. Ты собирался ее забрать. – О, огромное спасибо! – Хадденхем спрятал табакерку в карман. – Вернемся в клуб? – Хендон, во время голосования в «Терракоте» ты опустил черный шар? – Нельзя задавать такие вопросы: голосование тайное. Луна осветила высокомерное лицо и жилистую шею Хадденхема. Глава 5 Конец шпаги, видимо, оказался острее зонта. Сначала полицейские решили, что орудием убийства послужил именно зонт – дорогой, тонкий, со стальным наконечником, – а в качестве холодного оружия его использовал человек, умеющий грамотно нанести удар. Убедившись, что Хадденхем мертв, Стенстоллер вытер клинок о траву, убрал шпагу в ножны и, выйдя через ту же калитку, направился к стоянке машин на улице Пикадилли. Домой он вернулся после полуночи, когда жена и дочь уже спали, и, вытащив шпагу, заметил, что она с трудом выходит из ножен. Посмотрев на лезвие с расстояния вытянутой руки, Стенстоллер понял, что оно слегка согнуто. Пытаться выпрямить было опасно: удивительно, как шпага вообще не переломилась. Церемониальное оружие изготавливалось из непрочного сплава и сверху покрывалось тонким слоем серебра. Клинок выглядел чистым, но Стенстоллер все же вымыл его и насухо вытер. «Если меня кто-то видел, тут уж ничего не поделаешь, ну а если нет, то и оснований для подозрений нет». Подобно всем убийцам, не имеющим отношения к криминальным кругам, он своеобразно оценивал моральную сторону своего поступка: не притворялся, что преступление может быть оправдано, но в то же время считал себя в большей степени пострадавшим, чем виновным. На протяжении тридцати лет Хадденхем развлекался, прикидываясь другом человека, которого презирал, причем вовсе не по этическим мотивам. Стенстоллер обвинял в убийстве самого Хадденхема точно так же, как мужчина обвиняет в своем распутстве хорошенькую проститутку. Утром, пока он одевался, в комнату вошла Гвен и, не в силах произнести ни слова, протянула газету «Рекорд». Стенстоллер не удивился и принял новость с умело рассчитанной сдержанностью, однако сочувствие выразил вполне искренне, потому что в этот момент стало ясно: свадьба откладывается. Ненависть к Хадденхему нахлынула с новой силой – теперь за страдания дочери. Когда Гвен ушла, он прочитал заметку: «Можно утверждать, что ограбление не стало мотивом убийства. В карманах жертвы обнаружено примерно тридцать фунтов – помимо золотых часов на золотой цепочке и дорогой золотой табакерки». Табакерка! Стенстоллер совсем о ней забыл. «Ничего страшного: скажу, что отдал за обедом, – пронеслось в голове, но тут взгляд упал на стоявшую в углу шпагу ордена Святого Северелла Антиохийского и свернутый ремень рядом, и Стенстоллер похолодел: – Уэстлейк видел, как я перекладывал табакерку из одного кармана в другой. Больше того: я сказал, что не успел отдать ее Хадденхему – тот ушел из клуба, – а значит, мы встретились с ним позже… Меня повесят!» В это самое время Уэстлейк находился на борту самолета, но свежие номера «Таймс» скорее всего летели тем же рейсом и в то же посольство. За завтраком Стенстоллер заглянул в «Таймс»: газета, разумеется, сообщала об убийстве, но не смаковала подробности подобно «Рекорд», а просто отмечала, что причина не ограбление. Издания рангом пониже в посольства не попадали, так что, вполне возможно, о табакерке Уэстлейк не узнает. После завтрака, как и обещал, Стенстоллер отнес шпагу леди Уэстлейк и на ее сетования по поводу случившегося заметил: – Да, случай с Хадденхемом поистине ужасен! Вчера я обедал с ним в «Варсити», и беднягу вызвали во дворец всего за несколько минут до того, как мы встретились с вашим мужем. В офисе его уже ожидал младший офицер Скотленд-Ярда: – Насколько нам известно, сэр, вчера вы обедали с лордом Хадденхемом в клубе «Варсити». Не произошло ли за это во время чего-то такого, что помогло бы нам в расследовании? – Боюсь, мне нечего вам сообщить. Беседа касалась сугубо личных вопросов. Мы друзья с детства. Сын лорда Хадденхема и моя дочь недавно обручились, так что нам было что обсудить. Молодой детектив заглянул в список вопросов, рекомендованных начальством. Следующим значилось точное время окончания встречи. – Где-то около половины одиннадцатого; вряд ли я готов ответить точнее, – пожал плечами Стенстоллер. – Но вы можете проверить. Хадденхем оставался со мной до той минуты, пока не поступил звонок из дворца. Разумеется, вам об этом уже известно. Сотрудники королевской канцелярии наверняка помнят, когда именно позвонили в клуб. Старший официант сам передал сообщение. Я покинул клуб вскоре после графа. Каждое слово было аккуратно записано. – Остался только один вопрос, мистер Стенстоллер. Вам, случайно, не известно, имел ли лорд Хадденхем привычку нюхать табак? – Известно: такой привычки граф не имел. – Стенстоллер добродушно улыбнулся. – В таком случае, спросите вы, откуда эта огромная золотая табакерка, правда? Раскрою вам эту тайну. Я сам отдал ее за обедом, хотя в некотором роде вещь и так принадлежала графу: не трудно увидеть на крышке фамильный герб рядом с королевским вензелем. Он рассказал историю золотой табакерки и даже упомянул книгу Кайла «Жизнь Георга IV», чтобы полицейский отметил, что вопрос исчерпан. Затем появились репортеры. Стенстоллер поведал ту же историю, но не упомянул о табакерке, так что та осталась в тени. Скотленд-Ярд счел, что с данным предметом не связано ничего подозрительного. Дома Стенстоллера ждало письмо от лорда Тарма: «Дорогой Стенстоллер! Глубоко сожалею. Я навсегда покинул клуб «Терракота», причем сделал это в состоянии полного недоумения». Четыре дня спустя авиапочтой пришло письмо от Уэстлейка: «Дорогой Стенстоллер! Ума не приложу, что, черт возьми, произошло в «Терракоте». Тарм тоже ничего не понимает. Разумеется, я отказался от членства в клубе. Смерть Хадденхема стала настоящим шоком. Прочитал о ней в «Таймс» во время перелета. Все случилось практически во время нашего с вами разговора и на расстоянии всего пары сотен ярдов от «Варсити». Искренне сочувствую Гвен и Дереку – теперь свадьбу придется отложить. Искренне ваш Реджинальд Уэстлейк». Содержание письма доказывало, что Уэстлейк ничего не подозревал. Шанс, что табакерка будет упомянута во время дознания или где-нибудь еще, практически равнялся нулю. Пришлось пережить еще один визит полицейских, которые методично опрашивали всех членов клуба «Варсити». Стенстоллер подтвердил, что вышел из клуба около половины одиннадцатого, отправился прямиком на автостоянку, сел в машину и уехал домой. Привратник дворца отметил, что лорд Хадденхем удалился без двадцати одиннадцать. В разговоре с полковником Халлингберном он упомянул, что собирается вернуться в клуб. Следовательно, убийство произошло примерно без четверти одиннадцать. Таким образом, если бы Стенстоллер отправился на стоянку не сразу, то вполне мог бы совершить преступление. Точно так же, как еще дюжина джентльменов, покинувших гостеприимные стены в то время. Поскольку ни на кого из них не падала тень подозрения, равно как не существовало ни малейшего мотива, Скотленд-Ярду пришлось выдвинуть версию о неведомом иностранном политическом фанатике. Спустя полгода досье перекочевало в Департамент нераскрытых дел. Глава 6 Свадьбу отложили на год – точнее, на четырнадцать месяцев, – поскольку Дерек, теперь уже лорд Хадденхем, остался на дипломатической службе и был вынужден согласовать торжество с рабочим графиком. Гвен в совершенстве освоила немецкий и итальянский языки, а Стенстоллер вернулся к обычной жизни, уклонившись от мучительного разговора с Хильдой и скрыв факт своего провала. Вокруг «Терракоты» не возникло ни шума, ни разговоров, и он решил, что знать неприятные подробности жене ни к чему. Больше того, банкир несколько изменил жизненные ориентиры. Под его умелым руководством фирма развивалась чрезвычайно успешно, и перспектива стать своим в высшем обществе уже не казалась столь заманчивой. Когда молодые прочно обустроились в новой жизни, Стенстоллер решил продать дело и удалиться на покой. Теперь семейные традиции представлялись ему такими же пустыми, как и традиции тесного круга «настоящих людей». Уэстлейк вернулся из Турции. При первой же возможности баронет явился с визитом к соседу, однако в дружеской беседе ни разу не упомянул о клубе «Терракота» и не коснулся ни одной из тем, способных хотя бы отдаленно показаться неловкими. Миссис Стенстоллер с головой окунулась в подготовку к свадьбе. Было заранее решено, что на следующий после торжества день родители невесты отправятся в тихий двухнедельный отпуск – «серебряный медовый месяц», как с мужественным великодушием назвала путешествие Хильда. Солнечным июньским утром Дерек и Гвен отправились венчаться из дома Стенстоллера, гордо возвышавшегося над лесистыми холмами и зелеными долинами графства Суррей. Пышный свадебный прием выплеснулся в сад. Тесный круг избранных оказался представлен весьма убедительно, равно как и мир модных журналов. Если бы Стенстоллер страдал снобизмом, то вполне мог бы считать свадьбу дочери несомненным свидетельством успешной социальной карьеры. Гвен и Дерек принимали поздравления в холле, у подножия широкой мраморной лестницы, а Стенстоллер с супругой стояли рядом и приветствовали многочисленных гостей. В столовой, за спиной хозяина дома, все приглашенные оставляли подарки. Стенстоллер подумал, что надо отлучиться, чтобы на них взглянуть. – Реджи сомневается, что сможет лично поздравить молодых, – заметила леди Уэстлейк. – Утром ему пришлось участвовать в конференции. Но если успеет, то непременно появится. Жаль, если опоздает, подумал Стенстоллер. Гвен давно считала баронета неофициальным дядюшкой и любила шутливо подразнить. Девочка огорчится, если свадьба пройдет без доброго соседа. Мысли блуждали. Дети, даже такие замечательные, как Гвен, не способны заботиться о чувствах родителей. Если, расставаясь с отцом, дочка и испытывала слабое сожаление, то умело его скрывала. Время от времени из столовой долетали обрывки разговора. – Георг IV подарил ее Хадденхему. Первый Стенстоллер также имел отношение к этой истории. Помнится, каким-то образом здесь замешана честь короля. Смотрите, а вот и королевский вензель!