– Вы дружили? – обратился я к новому участнику разговора. – Он вам нравился? – Во времена подростковой глупости я был от него в восторге, – засмеялся Иннокентий. – Сейчас бы с Игорем дел иметь не стал. На редкость мерзкий тип был. – Не надо так говорить, – остановила его мать. – Мальчику с младенчества не повезло. Появись он на свет у нормальной матери, все пошло бы по-другому. А когда с пеленок любви не знал, тогда чего от подростка хотеть? С хорошим отношением к родителям, окружающим, животным, ко всему миру не рождаются. Младенец способен только есть, писать, какать и кричать. Первая его эмоция – недовольство! Вовремя не дали перекусить – крик! Не поменяли мокрые пеленки – вопль! Спать хочется, в животе газы бурлят – ор! Потом, если все хорошо, поел, лежит в сухом, ничего не болит, слышит ласковый голос, вот тогда включается улыбка. Не знаю, что по поводу настроения новорожденных говорят профессиональные психологи, но мои дети вели себя так, как сейчас описала. И я уверена, что эмоции передаются от человека к человеку, как вирусы. Если пообщаетесь с желчной, завистливой, злой, жадной, любой отрицательно заряженной личностью, то ощутите дискомфорт на уровне тела – голова заболит, затошнит, спать очень захочется и неприятно на душе станет. И уж совсем плохо, если такой человек с вами в постоянном контакте, если это сосед, коллега по работе. Или кто-то из родителей, бабушка, дедушка, свекровь, муж-жена, брат-сестра. В первом случае можно и даже нужно сразу оборвать отношения, во втором сложнее это сделать, но тут порой надо уходить из дома, так как существует угроза вашей жизни. Почему? Для начала, многие такие индивидуумы способны распускать руки. И уж совершенно точно они не следят за своим языком. Достается всем окружающим, но кого-то они «любят» больше других. Чаще всего это самый уязвимый человек в семье – маленький ребенок, пенсионер, инвалид, домработница, бедный родственник. Что делать объекту издевательств? У него два пути: забиться в панцирь, не возражать, молча делать все, что требует мучитель, изо всех сил стараться ему понравиться или вступить в войну, хамить, грубить, отражать агрессию злостью, драться, делать пакости. – Вылить на подушку мучителя нечто дурно пахнущее, – усмехнулся Иннокентий. – Если гнобят ребенка, то он способен вырасти равнодушно-апатичным ко всему роботом, без эмоций. Что воля, что неволя. Помните этот прекрасный советский фильм-сказку? Я молча кивнул. – Что воля, что неволя, – повторила Белла. – Или юное существо становится озлобленным. Вы, наверное, удивитесь, но я считаю второй вариант лучшим. Если агрессивное существо попадает к настоящему специалисту, у него появляется шанс измениться, научиться контролировать гнев. А вот апатию и желание спрятаться в домик истребить невероятно сложно. Но с Игорем работал потрясающий психолог, он добился успеха. Кеша, расскажи про ту давнюю историю. Мужчина улыбнулся. – Мама все четко изложила. Когда она дала резкий отпор Шахову, сообщила ему о смерти отца и пошла к двери, Игорь заплакал. Мама бросилась обнимать паренька, они потом вместе рыдали. Через несколько дней Игорь вернулся домой. Начался непростой период изменения себя – работа с психологом, путь побед, ошибок, падений, взлетов. В общей сложности он занял около трех лет. Поскольку Шахов «умер», парню сделали документы на фамилию мачехи – Уваров. Он поступил в институт на факультет журналистики, получил диплом, начал работать редактором, принялся сам писать. Известным пока не стал, но все впереди, по его сценарию, вероятно, начнут снимать многосерийный телефильм. – Зачем вы звонили Маслову? – прямо спросил я. – Вы догадались, что Иннокентий – это Игорь? – напряглась Изабелла. – Частному детективу клиенты сообщают разную информацию, но она никогда не тиражируется, – успокоил я женщину. – Никто не знает, что Уваров – воскресший Шахов. Просто я догадывался, что подросток, возможно, не погиб. И когда вы позвали Иннокентия, сообразил, кто он такой. У остальных людей моих знаний нет. Можно задать вашему сыну пару вопросов? Вместо Изабеллы ответил мужчина: – Конечно. – Почему вы так обозлились на Маслова? – начал я. – Влюбился в Анжелику, – улыбнулся Иннокентий. – Чувства выражать не умел. Вот в лоб засандалить – с дорогой душой. Начал «ухаживать» за Зубовой как умел! Натянул после обеда, когда все спали, около ее комнаты леску. Лика на ночь не оставалась, но у нее была спальня, нас днем обязательно укладывали. Девочка после отдыха захотела выйти в коридор, ногой зацепилась, со всего размаха шлепнулась, больно ударилась. А я сразу признался, что на Зубову «капкан» поставил, потому что она воображала противная. Думал, Лика ко мне прибежит, начнет ругаться, вот и подружимся. – Странная идея, – заметил я. – Более чем, – согласился Иннокентий. – Ее следует оценивать не с вашей и моей сегодняшней точки зрения, а с позиции Игоря тех лет. Но я просчитался. Зубова на меня даже смотреть не пожелала. Дабы усилить эффект, я пролил на нее за полдником чай. Ну, думаю, сейчас уж точно отреагирует. А она молча встала и ушла. Я за ней побежал, но меня воспитательница у двери перехватила: «Нельзя покидать столовую, пока не доешь». Я в ответ: «Зубову пропустили». Валентина Семеновна скомандовала: «Возвращайся. Анжелика чаем облилась, вся мокрая, переодеваться отправилась». Вечером после отбоя Маслов в койку заполз, одеяло на голову набросил, лежит тихо. Я ощущал, что он меня боится, поэтому и донимал Диму, каждый вечер ему говорил: «Спокойной ночи, желаю тебе утром живым проснуться». Он после таких слов потом до рассвета дрожал. И в тот вечер я решил оттянуться, сдернул с него одеяло, говорю: «Все, сегодня тебе капец придет». Маслов вдруг сел и как заорет: «Пошел на …! Еще раз разбудишь – задушу тебя ночью! Или отравлю! Яд в чай налью в столовой!» И лег. Я обомлел, от неожиданности замолчал, молча лег вмиг. Не поверите, отчего проснулся! Глава двадцать пятая – Маслов что-то нехорошее сделал? – предположил я. – Открыл глаза, – начал объяснять мужчина, – около постели Дмитрий стоит, на меня глядит. Я не из пугливых, а тут прямо пот прошиб. Смотрю на соседа молча. Тот спокойно так говорит: «Извини, разбудил! Проснулся от крика, ты кого-то звал. Подумал, плохо тебе, вот и растолкал. Слушай, хватит в войнушку играть, не первоклассники. Давай установим нейтралитет, прекратим боевые действия. Друзьями не станем, но и врагами не следует быть. Мир?» И руку протянул. Я ее пожал – типа подписали соглашение о ненападении. И через несколько дней закрутилась история с подменой лекарств. Я к ней никакого отношения не имею. Илья Воронов после операций, он в автоаварию угодил. Лена Голубева с дерева свалилась, позвоночник сломала, в лесной школе заново ходить училась, на костылях передвигалась. Лекарств эти ребята пили много. Да всем давали таблетки, каждому свои. А потом, когда Маслов милиционеру стал говорить, что видел, как я пеналы менял – вот тут до меня дошло, какой он подлый. Чего той ночью, когда я проснулся и его увидел, Дима сделать хотел? Точно не со мной подружиться. Прикинулся приятелем! И такое устроил, наврал с три короба! Прямо в глазах потемнело от обиды, злости и ощущения, что меня, как лоха, обманули. Плохо помню, как себя дальше вел. Решил убежать из школы. На воротах охранник стоял, никого без пропуска не впускал, не выпускал. Анекдот прямо. Если за здание гимназии зайти, то там элементарно через изгородь перемахнуть, никто не заметит. Я так почти каждый день делал, в разные села ходил. В Крутово, например, до него по дороге три километра. У меня там приятель нашелся, Костик Селезнев. Мы с ним на станции познакомились, на площади у железнодорожных путей, возле магазина. Расписание поездов я хорошо знал, приходил днем, в тихий час удирал. В селе Фокино тоже была лесная школа. Только наша частная, а та государственная, детей в ней была уйма. Родители могли их посещать с четырех до шести. Не каждая электричка останавливалась. Та, что из Москвы, тормозила в пятнадцать пятьдесят, а если в столицу ехать, то надо успеть на восемнадцать двадцать, следующая потом в девятнадцать сорок только. Правда, еще автобусы ходили. Денег у меня не было, а мороженого и конфет хотелось. И что я придумал? Стоял на площади у аптеки, ныл: «Дайте пять копеек, деньги потерял, не хватает на лекарства». Набирал на две порции мороженого, покупал эскимо и стаканчик и уходил. Один раз гляжу – мальчишка бежит, за ним мужик пьяный, кулаками машет. Я ему подножку сделал, дядька упал. Мы с пацаном удрали, познакомились. Оказалось, он от папаши улепетывал. Мать с ним развелась, потому что мужик пил, дрался. Костик меня к себе пригласил, я к нему часто заходить стал. Маслов днем спать любил. Ляжет и сразу захрапит, а я в окно. В тот день, когда Дмитрий меня оболгал, а все поверили, я как в безумие впал. Плохо помню, как да что. Побежал к Костику. Несусь по шоссе, обгоняет машина, тормозит. Из салона мужик выскакивает, типа пистолет у него в руке. Меня в шею кольнуло, упал, очнулся в больнице. Лежу, ничего не понимаю. Спустя пару месяцев после начала занятий с психологом попросил мачеху свозить меня к Селезневым, подумал: «Наверное, тетя Галя и Костя считают меня мертвым, переживают, плачут. Надо к ним съездить!» Но мачеха меня никогда не отпустила бы, это я хорошо понимал. Иннокентий посмотрел на Изабеллу. – Мало времени прошло, только-только в моей голове рассвет забрезжил, я пока еще был без особого ума. Выждал день, когда не будет визита к психологу. Мачеха на работу уехала, лето стояло. Сестры были в лагере на море. Я один дома. Ну и подумал, до восьми вечера в квартире никого не будет, успею туда-сюда обернуться. Деньги на дорогу были – мама просила в магазин сходить, оставила нужную сумму. Взял рубли – и на вокзал. Решил, что мачехе вечером признаюсь: «Деньги не на покупки потратил, разрешения у тебя на поездку не спросил, знал, запретишь даже думать о таком путешествии. Но Костик-то по мне точно плачет, Галина Сергеевна переживает». Иннокентий покачал головой. – Дурак я тогда был, не подумал, а что случится, если меня в деревне увидят? Закричат: «Шахов жив!» Волосы у меня отросли, не короткая стрижка была, но ведь лицо не изменилось! Чем мачехе мое разоблачение грозило? Она преступление совершила, Игоря похоронила, вместо него сделала Кешу. За такое женщине здорово вломить могут. Но нет, не пришла такая мысль в голову. Путь в село, где Костик жил, шел мимо деревни, где наша лесная школа работала… Рассказчик поморщился. – Оцените мое поведение по шкале «дурак – совсем идиот – полный кретин – безмозглый». Интересно стало, кто там из ребят остался еще? Кого поселили в моей в комнате? Решил осторожно посмотреть в окна корпуса. Какая бы погода на улице ни стояла, хоть мороз лютый, окна в спальнях должны были быть открыты. Я в свою бывшую комнату заглянул, а там девчонки живут, платья свои раскидали, плюшевые игрушки повсюду. Тихо и в других дортуарах, во дворе никого. Странно как-то. Куда все подевались? Решил подкрасться к кабинету заведующей, вдруг она там? И точно! Услышал голос Зинаиды Яковлевны: «Дима, мы сейчас почти вдвоем в школе. Дети и педагоги уехали на концерт. Ты остался, потому что за тобой вот-вот из дома приедут. Ничего мне напоследок рассказать не хочешь?» В ответ раздалось: «Нет». Макова не отстала: «Уверен? С Анжеликой в Москве встречаться будешь?» – «С такими не дружу!» – огрызнулся паренек. «Да? – удивилась его собеседница. – А мне казалось, вы приятели. Ну ладно, иди в спальню, родители приедут – позову». Дима ушел, а директриса кому-то позвонила и сказала: «Маслов молчит, он трусливый, осторожный, ничего не расскажет! Кто? Наталья? Какая? У нас их две! Ведерникова? И что она говорила тебе? Вот дрянь! Как узнала? Что сделать можем? Так! Пусть Наталья немедленно зайдет ко мне». Иннокентий покачал головой. – Нет бы мне отползти по-тихому! Решил послушать, о чем заведующая говорить будет. Любопытный без меры был подросток. Ну и интересно было, вдруг чего про меня скажут. Кроме того, в разговоре прозвучало имя Натальи Ведерниковой, а это сестра папы Костика. Отношения между родственниками были не особо радостные, тетя Наташа выпивала, на хорошую работу ее не брали. В лесной школе она была прачкой, белье в стиральную машину закладывала, потом гладила. Мама Костика родственницу супруга терпеть не могла. Я решил послушать, что ей директриса скажет, потом дойти до Костика и все ему передать, что узнаю. Ждать недолго пришлось, баба живо прибежала. «Наталья, – строго начала Зинаида Яковлевна, – когда Антонина Михайловна в отпуск ушла, решила помочь тебе, взяла на два месяца уборщицей. Получала ты аж две зарплаты, из прачечной тебе ее не убрали». – «Каждый день приходилось сюда являться, – ответила Наталья, – делов через край». – «Так не забесплатно, – напомнила Макова. – А ты что устроила?» – «Что? – переспросила Ведерникова. – Аккуратно мыла, на вашем столе, как велели, ничего не трогала». – «Да ну? – ехидно осведомилась начальница. – Почему тогда в сейфе папки не в том порядке стоят?» – «Ничего не знаю, Богом клянусь, не трогала железный шкаф, – затараторила женщина. – Вы, небось, сами синие переплеты с красными перепутали. Где мне ключи-то взять?» – «Они в моем столе, в верхнем ящике лежат, – объяснила Макова. – Вопрос возник: если ты не шарила там, куда свой нос засовывать не надо, то как узнала цвета папок?» – «Каких?» – прикинулась дурочкой Ведерникова. «Тех, которые в сейфе спрятаны. Только что от тебя услышала: «Сами синие переплеты с красными перепутали»». – «Ну это так сболтнула, – заюлила Наталья. – Все одинаковые! Только такие продаются». – «Ошибаешься, – медленно возразила Зинаида, – в магазинах лишь серо-желтые скоросшиватели. Я свои из Минска выписываю, подруга присылает. Потребовались мне разноцветные, удобнее с ними. Ты рылась в сейфе». – «Нет! Пусть меня молнией убьет, пусть в колодце утону!» – начала причитать Ведерникова. «Ох, накличешь на себя беду», – остановила ее Зинаида. «Сироту каждый обидеть может», – захныкала любительница выпить. «Ну ладно, ну хватит, верю, – неожиданно сменила тон Макова, – выпишу тебе в этом месяце премию». – «Вот спасибо!» – заликовала алкоголичка. Когда Ведерникова ушла, директриса позвала к себе Плюхину, сказала ей: «Прачка шарила в сейфе. Вопрос: деньги искала? На водку не хватало? Или кто заплатил ей за сбор информации?» «…! – выругалась Валентина Семеновна. – Не следовало дрянь из постирочной выпускать». – «Надо решить проблему», – велела Зинаида. «Как? Заткнуть Наташке рот невозможно, пока трезвая, она вменяемая. Как выпьет – святых выноси!» – «Надо понять: она пыталась денег на свое алкогольное хобби найти, или кто вышел на нее, велел найти информацию на Шахова или Зубову. Раскопать пытаются историю с Игорем». – «Странно, что этот человек обратился к пьяньчуге», – фыркнула воспитательница. «Водкой она наливается в свободное время, – заметила Зинаида Яковлевна, – надо признать, на работе она трезвая. И алкоголь ее пока в уродку не превратил. Если не знать о дружбе Наташки с бутылкой, не придет такое в голову. То-то Ведерникова в последнее время на работе задерживается. Я домой ухожу, ей говорю: «Наталья, хватит утюгом размахивать». А та в ответ: «Надо работу доделать». Я только удивлялась, почему она вдруг такая старательная стала? Сейчас понятно! Ведерникова хотела кабинет обшарить. Волноваться нам не надо, у Зубовой и Шахова истории болезни подправлены. А настоящие документы хорошо спрятаны. Главное – не истерить». – «Понимаю!» – воскликнула воспитательница. «Давай не впадать в панику, – продолжила Зинаида. – Наталью прямо сейчас уволю. Мне излишне любопытные сотрудники не нужны. На каждого ребенка заведено две папки. В одной – сведения, которые можно предоставить педагогам, персоналу. В другой – информация только для врача, и вот эти сведения не должны «вытекать» из этой комнаты. Ключи от шкафов теперь стану носить при себе». – «Где Валентина Семеновна? – закричал чей-то голос. – Не могу ее найти!» – «Вот народ! Ни секунды покоя! – воскликнула Плюхина. – Пойду посмотрю, что случилось, и вернусь». Раздался звук шагов, потом, спустя короткое время, Зинаида Яковлевна произнесла: «Алло, Сережа, это я. Проблема возникла. Да, она может оказаться связана со смертью Роберта. Извини, вокруг вдруг резко потемнело, дождь собирается. Сейчас закрою окно, свет включу». Сначала захотелось дождаться, когда заведующая уйдет, залезть в комнату, попытаться открыть сейф, почитать, что за секреты у Анжелики. Но мои уши уловили стук, щелчок. И больше ничего не услышал. Похоже, кабинет Маковой – это кладбище секретов. Глава двадцать шестая – Изабелла Марковна храбрая женщина, – заметил Боря, когда я завершил рассказ о беседе с Уваровой. – Взвалить себе на плечи более чем проблемного подростка не каждая захочет. Вероятно, процесс превращения Игоря в нормального человека длился долго. Значит, подросток уехал из дома, чтобы рассказать приятелю и его маме, что он жив, и стал свидетелем разговоров, которые не предназначались для чужих ушей? – Верно, – кивнул я. – Тинейджер уже прошел часть лечения, понял, что Изабелла не желает ему зла, наоборот, хочет помочь. Мальчик не собирался совершать ничего плохого, он хотел встретиться с Костей, успокоить его, объяснить, что он жив. Во время подслушивания беседы Зинаиды и Валентины он понял, что в истории болезни Анжелики все поправлено, и захотел прочитать документ. Вот только осуществить желание Шахову-Уварову не удалось. Подросток сообразил, что может опоздать на нужную ему электричку, не приедет домой раньше матери, и убежал. Дальше все пошло не по плану. Поезд, на который юноша собирался сесть, отменили. Следующий на платформе не остановился. Когда тинейджер наконец-то попал домой, Изабелла пила валокордин и уже собралась звонить в милицию. Пришлось все ей рассказать. Женщина обняла мальчика: «Пожалуйста, постарайся закопать поглубже всю эту историю. Представь, что упал с велосипеда, сломал ногу, руку, ходил в гипсе. Потом восстанавливал работу конечностей. И наконец все твое тело стало прежним. Но если начнешь постоянно вспоминать, как свалился и лечился, то, скорее всего, хромым останешься. Не следует постоянно пережевывать прошлое, его не изменить. Следует забыть то, что произошло. Навсегда! Повторю: прошлое никогда не изменить. Но ты способен изменить будущее. Для этого не надо никогда поступать так, как повел бы себя Игорь Шахов. Ты не он, такого человека больше нет. Есть Иннокентий Уваров. Все!» Больше Кеша в лесную школу не ездил. – Ага, – потянул Боря. – Что-то интересное нашлось? – оживился я. – Слушал вас и одновременно запускал поиск по Наталье Ведерниковой, жительнице села Крутово. Она скончалась через несколько месяцев после смерти Шахова. Об этой истории сообщила местная газета. В Сети сейчас можно найти издание, оно существует только в онлайн-формате. У него, кстати, был неплохой тираж. И есть полный архив. Порылся, нашел заметку о Наталье: «Упала в колодец! Сегодня, в семь утра, жительница села Крутово Татьяна Ласкина, придя к колодцу, обнаружила на земле шаль. Ласкина сразу узнала платок, он принадлежит ее соседке Наталье. Татьяна Васильевна оставила ведра на скамейке, пошла к приятельнице. Дверь в избу оказалась нараспашку, хозяйка отсутствовала. Ее тело нашли в колодце. У милиции сразу сложилась картина произошедшего. Ведерникова любила выпить, ее часто видели нетрезвой. Кроме того, женщина приводила домой разных мужчин. Ее изба стоит в отдалении от других, но соседи часто жалуются на громкое пение собутыльников и нецензурную брань. На столе в горнице обнаружились две пустые водочные бутылки и несколько банок из-под рыбных консервов. Грязная посуда лежала в тазу. Предположительно, Наталья утром решила навести порядок, начала мыть посуду, поняла, что ведра пустые, и отправилась к колодцу. Вероятно, она упустила емкость, ее потом нашли в кринице. Можно также подумать, что пьяница, которую мучило похмелье, заглянула в ровенник, голова у женщины закружилась, она свалилась в воду и захлебнулась. Мораль: дорогие селяне, бросайте пить!» – Ласкина Татьяна Васильевна, – заметил я, – женщина, которая работала в лесной школе, а теперь торгует в магазине. Зинаида Яковлевна умела заставить людей делать то, что ей надо. Интересно, что директриса знала про Анжелику? Что за страшная тайна такая, из-за которой Ведерникову спровадили на тот свет? И узнала ли ее Наталья? – Не следует исключать вариант, что женщина просто упала, – возразил Боря. – Согласен, – кивнул я, – но почему-то думается, ей помогли. Хорошо помню, как, стоя в сельпо среди стеллажей с товаром, услышал беседу двух подружек, Плюхиной и Ласкиной. Валентина очень разволновалась при виде меня и примчалась к Татьяне. Обе понятия не имели, что я притих среди гор товара. Когда вошел в сельпо, торговки за прилавком не было, она не знала, что появился покупатель. Ласкина начала подтрунивать над Плюхиной, но та рассердилась, сказала: «Все хихоньки да хахоньки тебе. Какой у нас договор?» Татьяна спросила: «С кем?» Последовал ответ: «С тем, кто тебе денег на свадьбу дал, а мне дом отремонтировал». Вероятно, милые дамы получили неплохой гонорар за какие-то темные дела. Может, за убийство Ведерниковой? – Деревня, – вздохнул Борис, – там трудно что-либо скрыть. Всегда найдется кто-то, кто до дома вечером не дошел, уснул в лопухах. Но когда вы в пять утра вылезли из окна избы соседки, чей муж уехал на неделю в рейс, именно в эту секунду пьяница очнулся, высунул голову из листьев, рассказал потом жене, что увидел… И пошла плясать губерния. – Предлагаешь порасспрашивать местное население, – догадался я. – Но не хочется шум поднимать. Только начну вопросы задавать, и заработают языки! Придумают то, чего никогда не было! Наш народ богат на фантазию! Да и не один год прошел. Иных уж нет, а те далече… Хотя, в небольшом селе событий случается намного больше, чем в маленьком городе. А уж про падение женщины в колодец будут помнить веками. – Возьмите Сашу, – предложил Боря, – прикиньтесь папой с дочкой. Вы надумали снять домик неподалеку от Москвы. На год хатка нужна. Рабочую неделю в городе проводите, в субботу-воскресенье хотите дышать свежим воздухом. Вы очень выгодный клиент. Обычно осень-зима в Подмосковье – мертвый сезон. Вас примут с широко распростертыми объятиями! И, возможно, расскажут нечто интересное. Глава двадцать седьмая – Ой, какой ты смешной, лохматый, – захихикала Саша. – Брюки, рубашка, словно у Безумного Шляпника! – Надо соответствовать исполняемый роли, – улыбнулся я. – Ты тоже одета так, как следует наряжаться дочери папы-зануды, поборника здорового образа жизни, любителя купаться в реке круглый год и питаться рагу из одуванчиков. – Страшные шмотки, – продолжала веселиться Александра. – Джинсы с лейблом «Дольше Гопано», майка от «Шонель» и толстовка «Хуччи». Хорошо хоть, кроссовки ни под кого не косят, не прикидываются роскошью. Говнодавы – они и есть говнодавы. Я притормозил перед съездом с шоссе, припарковался и обратился к своей спутнице: – Попросил тебя о помощи. – Я согласилась. – Спасибо. Знаешь, что такое помощь? Это сделать то, что человек просит, в то время как ты не ждешь благодарности. – Да уж, – захихикала Саша. – «Спасибо» от большинства людей не дождешься. Включи, пожалуйста, кондиционер! – Его нет. По легенде, я преподаватель пищевого колледжа, веду семинар «Здоровая еда», получаю копейки. Авто с кондиционером стоят дорого, мне на такое десять жизней копить и не набрать. Поэтому езжу на тарантайке, которая досталась от отца. Это бессмертный советский автомобиль. У него есть мотор, руль, колеса, сиденья, ну еще педали. Больше ничего. Но коли подумать, зачем еще что-то? Легковушка – средство передвижения, а тарантас едет. – Жарко, – простонала Саша, – и волосы болят! Дурацкие косички! Их сильно затянули. Мне стало смешно. – У такого отца, как я, дочь обязана хорошо выглядеть. Ты талантливая актриса, роль девочки-незабудки исполнишь легко. Не забудь, у нас почти нет денег, считаем каждую копейку. Если скажу «спасибо, для нас это дорого», сразу уходим. – Папа Ваня, не волнуйся, – кивнула Саша. – Но зачем ты парик нацепил? И вообще, на себя совсем непохож. – Удивительно, как лицо человека меняют брови, – засмеялся я. – Оделся к выходу, забыл, что на макушке фальшивые волосы, на лице брови не мои, глянул в зеркало и оторопел: там кто? Сам бы не додумался до такого действия, Борис посоветовал. – Забавно, – рассмеялась Саша и вытащила из своего маленького рюкзачка пачку сигарет. – Ты куришь? – неодобрительно спросил я. – Лучше брось! – Нет-нет, – заверила меня «дочурка». – А вот местные ребята могут дымить. Взяла с собой для наведения контактов – от аборигенов много чего услышать можно. Вот еще что есть!