— Аннабель Тейт Маретти, ради всего святого, что ты тут делаешь? Это прозвучало так властно, что и Ева, и Аннабель в удивлении переключились на Имоджин. — Мам, — подняла глаза обескураженная дочка, — я хотела с тобой повидаться. В этом взгляде было что-то совершенно честное и невинное. Оборачиваясь к Еве, Имоджин заметила, что та словно в чем-то виновата, но скрывает это. — Пожалуйста, Ева, оставь меня наедине с дочерью. Ева издала неестественный смешок: — Да что тут такого? Она просто пришла тебя навестить. — Оставь нас, Ева. Имоджин прямо-таки почувствовала, как Ева закатывает глаза, а посмотрев на нее, увидела, что та пытается обменяться с Аннабель заговорщическим взглядом. Дочка, со своей стороны, никак этого не поощряла, смотрела в пол. — Почему ты не в школе? Как ты сюда попала? — Хотела тебя увидеть, — хлюпнула Аннабель. Теперь по ее щекам текли слезы. Она позволила Имоджин себя обнять. Соберись, сказала себе Имоджин. Слова дочки едва слышались сквозь рыдания. — Она такая мерзкая. Чоткая Конфетка такая мерзкая. Она разослала это всем в школе, — Аннабель держала свой айфон так, будто он — источник опасной болезни. Еще одно изображение дочери. Оно было наложено на тело тучной женщины, красующееся на имитации обложки «Глянца». Подзаголовок гласил: «Даже моя мама думает, что я уродка». Пост собрал триста сорок пять лайков. Им поделились пятьдесят семь раз. Чоткая Конфетка просто манда. Глаза дочери молили о сочувствии. Сильная, уверенная в себе молодая женщина, представляющая на канале «Ютьюба» органические витаминные смеси, исчезла. Осталась испуганная маленькая девочка, которой нужна мама. — Доченька, ты по-прежнему думаешь, что это Харпер Мартин? Аннабель мотнула головой из стороны в сторону. — Нет. Харпер противная, но она с компом не очень. Ей такого не сделать. — А есть мысли, кто это может быть? — Нет. Харпер, типа, самая противная из девчонок в классе, но не настолько противная. А потом пришло сообщение, и оно еще хуже. — Что там написано? — Там написано: «Твоя мама думает что ты уродка потому что не похожа на нее». Имоджин пришлось приложить все силы, чтобы не заорать, не сходя с места. Но она, наоборот, только смягчила голос. — Ты же знаешь, что я так не думаю, правда? Аннабель не кивнула. Вместо этого она посмотрела в сторону: — Иногда я думаю, ты хотела бы, чтобы я была такая же красивая, как ты. — Аннабель, прекрати. Ты не такая красивая, как я. Ты еще красивее. Ты прекрасна. Знаешь, что я отдала бы ради таких прекрасных вьющихся волос, как у тебя, или ради твоей безупречной оливковой кожи? А у меня — ужасная, белая, как макаронина, кожа, она сразу краснеет, когда я оказываюсь на солнце. Ты самая красивая девочка из всех, которых я видела. Я не знаю, кто тебя дразнит. Но мы разберемся. Обещаю. Пусть уж Алекс будет плохим полицейским. А дочь надо увозить. — Поехали домой. После того как вышли из офиса, Аннабель позволила Имоджин взять ее за руку. Когда они уходили, Ева демонстративно пялилась на них, а с ее губ медленно исчезала странная улыбка. И Имоджин по пути домой все пыталась понять, что это значит. * * * Стоило Имоджин убедить дочь, что в словах Чоткой Конфетки нет ни капли правды, та забеспокоилась, что родители отлучат ее от «Ютьюба». — Пожалуйста, не запрещай мне. Это мое самое любимое занятие в мире. — Аннабель, я не хочу, чтобы сейчас ты вот так выставляла себя перед всеми. Ты еще слишком мала. — Все так делают! Ты выставляешь себя в «Инстаграме». Ты выставляешь себя в журнале. А это — мое любимое дело. Пожалуйста, не запрещай мне его. Люди, которые смотрят мои ролики, — мои друзья. Может, я и не знаю их в реале, но они все равно мои друзья, а друзья мне нужны. Вы же с папой не всегда рядом. Это задело, потому что было правдой. Теперь их обоих вечно нет дома. Как ей наказывать дочь, когда та обвиняет ее в том, что она — вечно отсутствующая мать? И каковы вообще на сегодняшний день ее приоритеты? Дурацкий модный журнал или собственный ребенок? Она решила оставить все, как есть, и погладила по голове засыпающую Аннабель. Лишь уложив детей, Имоджин вспомнила о разговоре с Уортингтоном. Теперь казалось, что он был целую жизнь назад. — Уортингтон уходит из корпорации Роберта Маннеринга, — сказала она Алексу куда спокойнее, чем ожидала от себя. — Что? — спросил он и выпрямился, сидя на кровати. — Он взял отступного. И сказал, что многим в руководстве журнала тоже предложат отступного, чтобы снизить зарплаты. — Что он собирается делать? Имоджин рассмеялась абсурдности того, что говорил ей босс. — Он свихнется через две недели, если не сможет руководить компанией. — Знаю. Уверена, его быстро кто-нибудь перехватит. Он сказал, я тоже могу взять отступного. — Правда? А как думаешь, что тебе предложат? — Что-нибудь в районе годовой заработной платы. Алекс присвистнул. — Я не стал бы над этим смеяться. — Я знаю, — тихо сказала Имоджин. — Согласишься? — Тут еще одно есть. Они могут продать «Глянец». — Кому? Китайцам? — Может быть, — ответила Имоджин. — А еще может быть — Shoppit. Помнишь, я рассказывала тебе про эту девушку, Эйрин Чанг? Я ходила встречаться с ней в офис Shoppit, — хоть Алекс и кивнул, Имоджин не сомневалась, что он понятия не имеет, о ком идет речь. — Я подозреваю, что она могла только притворяться дружелюбной, чтобы добыть информацию о моем журнале и купить его. Алекс застонал. — Похоже на вторую Еву. — Я так не думаю. Правда, у меня не создалось такого впечатления, — Имоджин почувствовала, что ей хочется вступиться за Эйрин и ее мотивы. — Ну я не знаю, детка. Я знаю только, что предпочел бы никогда не вести дел ни с одной из этих двадцати-с-чем-то-летних женщин поколения миллениума. Они зло, — Алекс вздохнул. — Как думаешь, должна я с ней поговорить? Или написать по электронке? Что, если она купит журнал? Что, если мною будут командовать целых две Евы? — Тогда, может, возьмешь отступного? Теперь пришла очередь Имоджин вздыхать. — Пока все это даже не укладывается у меня в голове. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ