– Точно. – Кто об этом знал кроме тебя? – Патрульный полицейский, – ответил Гарри и, не удержавшись, добавил: – Как думаете, может, он ее заодно и шпилил? – Слушай, Уоллох… – Ладно-ладно, – Гарри выставил ладонь, – если честно, я понятия не имею, кто еще об этом знал. Думаю, мужик, который ее грохнул. Да об этом мог знать кто угодно. Установи за ней слежку – и дело в шляпе. – Ты нам очень помог, – промолвил Карелла, – а теперь катись отсюда к чертовой матери. – Из-за вас весь день коту под хвост, – проворчал Уоллох. Он встал и отряхнул сигарный пепел с брюк. Когда Гарри обогнул стол, Мейер наподдал ему под зад. Уоллох даже не обернулся. И с королевским достоинством сутенер вышел из инструктажной. VII Подводя промежуточный итог, оставалось признать, что полиция не продвинулась ни на йоту в расследовании серии убийств. После того как ушел Уоллох, детективы предприняли попытку хоть как-то переломить ситуацию и отправились в адвокатскую фирму, в которой работал Норден. Встретившись с главой фирмы Сэмюелем Готлибом, они спросили у него, сколько уголовных дел было поручено Нордену за все время работы в фирме. Готлиб ответил, что всего их было четыре. Он быстро снабдил полицейских фамилиями подзащитных, указав, кто из них отправился в тюрьму, а кого признали невиновным. Затем детективы взялись за полученный от миссис Норден список юридических фирм, в которых прежде работал ее супруг. К одиннадцати утра они успели объездить все эти конторы. Теперь у них на руках имелся еще один список из двенадцати человек – бывших клиентов Нордена, осужденных за уголовные преступления. Этот список отправился в управление уголовного розыска с запросом о местонахождении каждого из уголовников. После этого детективы сели в машину и отправились в центр города – в университет Рэмси. Там они надеялись хоть что-нибудь узнать об убитой проститутке Бланш Леттигер. Университет располагался в самом центре города. Начинался он там, где обрывалась Холл-авеню. На боковых улочках, примыкавших к кампусу, прямо под открытым небом вовсю шла художественная выставка. Карелла припарковал машину в неположенном месте, опустил солнцезащитный козырек, к которому была прикреплена написанная от руки табличка «полицейский при исполнении», после чего вылез из автомобиля. За ним последовал и Мейер. Детективы неспешно двинулись вдоль выставленных на тротуаре полотен, среди которых в этом году преобладали морские пейзажи. Улыбающиеся авторы этих художеств изо всех сил старались изобразить равнодушие, но при этом все равно с надеждой вглядывались в каждого прохожего. Чувствовали себя художники не слишком уютно – они, творцы, были вынужденно низведены до положения торгашей. Мейер с вялым интересом поглядывал на морские пейзажи, а потом вдруг остановился у абстрактного полотна. На белом фоне чернело несколько щедрых черных мазков, а в одном из углов притаилась пара красных пятен. С загадочным видом покивав, детектив кинулся догонять Кареллу. – Что случилось с людьми? – недоуменно спросил Мейер. – Ты о чем? – глянул на него Карелла. – Вот было же время – смотришь на картину, а на ней – люди, – вздохнул напарник. – Все это осталось в далеком прошлом. Теперь художника люди не волнуют. Художникам нужна лишь экспрессия. Читал я тут статью про одного мужика… Знаешь, как он картины пишет? Берет голую натурщицу, измазывает ее в краске, а потом катает по полотну заместо валика. Вот и все – картина готова! – Ты, наверное, шутишь, – покачал головой Стивен. – Богом клянусь, все так и есть. Даже можно догадаться, где отпечаталась ее нога, где бедро, ну и так далее. Я же говорю, натурщица для этого художника – инструмент заместо валика или там кисти. – Интересно, а он моет свои… хм… кисти в конце трудового дня? – поинтересовался Карелла. – Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками Мейер, – статья об этом умалчивала. Там просто говорилось о том, как он работает, и приводилась пара репродукций его картин. – Далеко продвинулись творческие люди, – покачал головой Карелла. – Как раз наоборот, я считаю, что это возвращение к традиционной живописи, – не согласился Мейер. – Это еще с какой стати? – Он возвращает на картины людей, – пояснил напарник. – Кстати, мы уже пришли, – сообщил Карелла. Университет Рэмси располагался на другом конце маленького парка, залитого весенним солнцем. То тут, то там на скамейках сидели студенты, обсуждавшие буквально все: от спряжения глагола aimer до молекулярно-кинетической теории. Когда Мейер с Кареллой пересекли парк и поднялись на крыльцо административного корпуса, студенты удостоили детективов лишь мимолетными взглядами. Внутри административного здания царил прохладный полумрак. Напарники остановили студента в белой рубашке и свободном зеленом свитере и спросили, где находится отдел делопроизводства. – Какого еще делопроизводства? – не понял студент. – Мы говорим об отделе, где хранятся данные о студентах, – пояснил Карелла. – Каких студентах? Вы про отдел зачислений? – Мы про бывших студентов. – Выпускников, что ли? – Ну-у-у… – Карелла замялся. – Мы не уверены, что интересующий нас человек закончил университет. – Но он был сюда зачислен? Или остался навсегда абитуриентом? – Не знаем, – ответил Стивен. – А на каком отделении ваш человек учился? Дневном или вечернем? – Тоже не знаем. – А хотя бы факультет знаете? – Нет, – вздохнул Карелла. Студент удивленно посмотрел на детектива. – Простите, но я опаздываю на пару, – наконец сказал молодой человек и пошел прочь. – Мы явились на урок неподготовленными и заслуженно получили двойку, – прокомментировал Мейер. – Давай поговорим с проректором, – предложил Стивен. – Каким проректором? – передразнивая студента, спросил Мейер. – По приему студентов? По учебной работе? По студентам мужского пола? По студентам женского пола? А? Проректором по приему студентов оказалась милая дама чуть за шестьдесят в накрахмаленной блузке с оборками и воткнутым в волосы карандашом. Звали ее Агнесса Мориарти, и как только детективы сказали, что они из полиции, проректор тут же сострила: – Холмс и Ватсон наносят визит Мориарти. – Карелла и Мейер, – с улыбкой поправил ее Стивен. – Итак, джентльмены, чем могу вам помочь? – спросила дама. – Нас интересует любая информация о женщине, которая некогда у вас здесь училась. – И когда она училась? – уточнила Агнесса. – Мы не знаем, – Мейер развел руками, – полагаем, что до войны. – Когда именно «до войны»? – изогнула бровь проректор. – Джентльмены, университет был основан в тысяча восемьсот сорок втором году. – Погибшей женщине был сорок один год, – промолвил Мейер, – таким образом, можно предположить, что… – Погибшей? – переспросила мисс Мориарти. – Да, мадам, – кивнул Мейер, – ее убили прошлым вечером. Мисс Мориарти охнула: – Тогда, я так понимаю, дело серьезное? – Совершенно верно, мадам. – Ну что ж, давайте подумаем, – вздохнула Агнесса. – Ей был сорок один год, а большинство наших студентов поступают в университет в восемнадцать лет. Получается, она поступила к нам двадцать три года назад. Вы знаете, на каком факультете она обучалась? – Боюсь, что нет. – Мейер развел руками. – М-м, попробуем факультет гуманитарных наук? – предложила проректор. – Мисс Мориарти, мы полностью в ваших руках, – промолвил Карелла. – Что ж, давайте поглядим, удастся ли нам что-нибудь откопать, – кивнула Агнесса. Они обнаружили, что Бланш Руфь Леттигер действительно в 1941 году поступила на факультет гуманитарных наук университета Рэмси, на кафедру драматического и ораторского искусства. При поступлении она указала в анкете, что ей восемнадцать лет. Там же значился ее домашний адрес. Она приехала из Индианы. Из маленького городишка под названием Джонсборо с населением 1973 человека, располагавшегося неподалеку от Кокомо. После поступления в университет она временно поселилась по адресу Хосли-роуд, дом 1107. Проучилась на кафедре она всего один семестр – меньше пяти месяцев, после чего забрала документы. Поступок девушки остался для всех загадкой – училась она отлично, со средним баллом 3,8, притом что максимальный был 4. Мисс Мориарти не имела ни малейшего представления о дальнейшей судьбе Бланш Леттигер. Она больше не появлялась в университете и не пыталась выйти с Агнессой на связь. И тут Карелла задал вопрос: а остался ли в университете кто-нибудь, кто может помнить Бланш Леттигер в ее бытность студенткой. Кивнув, мисс Мориарти тут же отвела детективов на кафедру драматического и ораторского искусства к профессору Ричардсону. Профессор оказался сухим стариком с манерами и осанкой актера, специализирующегося на произведениях Шекспира. Голос его звучал раскатисто и зычно. Говорил профессор с таким напором и экспрессией, словно стоял на сцене перед публикой и хотел, чтобы все присутствующие зрители – даже на галерке – не пожалели денег, потраченных на билеты. Карелла ни на секунду не усомнился, что каждое слово Ричардсона было ясно слышно даже в родном восемьдесят седьмом участке на другом конце города. – Бланш Леттигер? – переспросил он. – Бланш Леттигер? Грациозным жестом он поднес руку к голове, увенчанной гривой седых волос, и, зажав переносицу между большим и указательным пальцами, смежил веки, погрузившись в воспоминания. Наконец он кивнул, открыл глаза и промолвил: – Да.