– Значит, вы ее помните? – уточнил Карелла. – Помню. – Ричардсон повернулся к мисс Мориарти. – Душа моя, вы помните кружок «Парик и башмак»? – Помню, – ответила Агнесса. – В таком случае вы непременно должны помнить, как они поставили «Долгий путь домой». – Боюсь, эту постановку я как-то упустила, – тактично ответила проректор, – на кафедре столько театральных кружков… Они ставят так много спектаклей… – М-м… Да, пожалуй, вы правы, – согласился Ричардсон и повернулся к Карелле. – По решению кафедры я был куратором «Парика и башмака» целых четыре года. Бланш принимала участие в постановке того спектакля. – Вы про «Долгий путь домой»? – Да, – с достоинством кивнул Ричардсон, – славная, очень славная девушка. Я прекрасно ее помню. Как, собственно, и сам спектакль. Первая постановка в том году… Да, конечно, конечно, Бланш Леттигер… Она играла одну из… как бы помягче выразиться… одну из женщин легкого поведения… – Вы хотите сказать, проститутку? – рубанул напрямик Стивен. – Ну… – Ричардсон, замявшись, кинул взгляд на мисс Мориарти и, наконец, кивнул: – В общем, да. Детективы переглянулись, но при этом ни один из них ничего не сказал. – Чудесное, очаровательное дитя, – вздохнул Ричардсон. – Да, она была впечатлительной, эксцентричной, порой задумчивой, но при этом очень-очень славной и милой. Прекрасная актриса. Девушка, которую играла Бланш, по сюжету должна была говорить на кокни[3]. Так вот, Бланш практически сразу же удалось ухватить правильную интонацию и произношение. Очень впечатляюще, очень. И память у нее была превосходная. За первые два вечера репетиций ей удалось запомнить все свои реплики, а у нее была едва ли не самая большая женская роль в спектакле. Она играла Фриду. У нее длинный диалог с Ольсеном, а потом еще и музыкальный проигрыш, когда она опаивает его. Мы решили играть на круглой сцене, сделать нечто вроде цирковой арены – впервые за всю историю кафедры. Естественно, изначально сцена была обычной – нашей, кафедральной, но мы ее окружили бочками, а студенты играли посередине. Здорово, очень здорово. В одной из сцен… надеюсь, вы помните сюжет… – Мистер Ричардсон, нам бы хотелось узнать… – …один из матросов, Дрисколл, – как глухарь на току, продолжил профессор, – выплескивает пиво в лицо пьяного русского моряка Ивана. Так вот… – Мистер Ричардсон, вы не знаете… – …когда актер выплеснул содержимое стакана, он забрызгал с десяток зрителей в первом ряду. Если вы никогда не играли на круглой сцене… – Мистер Ричардсон, – твердым голосом произнес Карелла, – Бланш Леттигер… – …то вы и представить не можете, насколько это сложно. А Бланш с этим справилась прекрасно. Какое чувственное лицо! Какая экспрессия! Понимаете, в той сцене с Ольсеном ей по сюжету нужно много слушать – задача, с которой справится не каждая профессиональная актриса. А Бланш было сложно вдвойне – поскольку мы играли в круге, любые, даже самые мелкие перемены в выражении лица, любой нюанс – все сразу же становилось заметно зрителям. Но девушка прекрасно справилась с задачей. Она играла изумительно, просто изумительно. – Она не изъявляла желания… – При этом, знаете… не скажу, что «Долгий путь домой» входит в число моих самых любимых спектаклей, – признался Ричардсон, – если брать весь цикл пьес о пароходе «Гленкерн»[4], мне куда больше по душе «Луна над Карибским морем» или даже «В зоне». Сложность с «Луной над Карибским морем» заключается в том, что там четыре женских персонажа и все – негритянки. Таким образом, мы лишаемся свободы маневра в выборе актрис, который становится весьма ограниченным, а ведь нам как-никак надо думать о ролях и для белых студенток. Что же касается пьесы «В зоне», там вообще – одни мужские… – Вы не в курсе, вынашивала ли мисс Леттигер… – …роли, а у нас образовательное учреждение с совместным обучением юношей и девушек, поэтому от данной пьесы тоже пришлось отказаться. Впрочем, должен признать, что «Долгая дорога домой», несмотря на очевидные недочеты, просто идеально нам подошла. Если не брать в расчет двух эпизодических ролей в самом начале, количество и объем реплик у всех персонажей приблизительно одинаковы… – Мистер Ричардсон, – Карелле наконец удалось вклиниться в монолог профессора, – вы не знаете, мисс Леттигер собиралась стать профессиональной актрисой или же для нее участие в постановке было обычным факультативным занятием? – Честно говоря, я даже не знаю, насколько серьезны были ее намерения посвятить себя театру. Несколько раз мы мимоходом касались с ней этой темы, и у меня сложилось впечатление, что на тот момент она еще не успела принять окончательного решения. А может, перспектива стать актрисой ее пугала. Даже не знаю… Мне кажется, она никак не могла отойти от впечатления, которое произвел на нее наш город. Оно и понятно, восемнадцатилетняя девчушка, приезжает к нам из крохотного городишка… Вполне возможно, что планы покорения профессиональных театральных подмостков представлялись ей слишком далеко идущими… – Отчего же? Ведь она поступила на кафедру драматического и ораторского искусства. – Совершенно верно, – кивнул профессор, – но она у нас проучилась даже не год, а всего семестр. – Она никогда не делилась с вами планами бросить учебу? – Ни разу, – покачал головой Ричардсон. – Ее уход вас удивил? – Мистер Карелла, – вздохнул старик, – за долгие годы… – Просто Карелла, – поправил детектив. – Да, разумеется, простите. Так вот, Карелла, за долгие годы работы в университете преподаватель усваивает одно важное правило: никогда не удивляться поступкам и словам студентов. – То есть вы хотите сказать, что ее поступок все же вас удивил? – хмыкнул Стивен. – Ну… – профессор замялся, – девочка прекрасно училась и, как я вам уже сказал, была очень талантлива. Да, пожалуй, ее поступок меня удивил. – Она участвовала в каких-нибудь других постановках? – Нет. – Вы ей что-нибудь преподавали? – Нет, – все так же коротко ответил Ричардсон. – Скажите, вы не в курсе, а родственники у нее в городе были? – Простите, но я не имею об этом ни малейшего представления, – немного виновато произнес профессор. – Спасибо, вы нам очень помогли, – склонил голову Карелла. – Не за что. Был очень рад, – отозвался старик. Оставив профессора в его крошечном кабинете, детективы в сопровождении проректора принялись спускаться по лестнице. – Он сказочный зануда – просто на удивление, – промолвила Агнесса, – но память у него отменная. Надеюсь, он точно описал, какой в те годы была Бланш Леттигер. Вам хотя бы чуть-чуть пригодится то, что он рассказал? – Мисс Мориарти, – вздохнул Карелла, – одна из сложностей работы детектива заключается в том, что сразу никогда не определишь, какие сведения полезны, а какие – нет. Это становится ясно только в самом конце, когда головоломка наконец собрана. – Я это запомню, – кивнула проректор, – вне всякого сомнения, это поможет в моей отчаянной и нескончаемой битве с Холмсом. – И пусть победит сильнейший, – торжественным голосом промолвил Карелла. Обменявшись рукопожатиями с проректором, детективы вышли из здания навстречу солнечному свету. – Что скажешь? – спросил Мейер. – Даже не знаю, что думать, – хмуро произнес Стивен. – Почему она ни с того ни с сего ушла из университета? Была на хорошем счету, прекрасно училась, участвовала в самодеятельности… – Он пожал плечами. – Ага, странное дело, правда? – покивал напарник. – Особенно если учесть тот факт, что она приехала из такой жуткой дыры, как Кокомо. – Нет, не Кокомо, а из городка в его окрестностях, – поправил Карелла. – Ага, точно. Как он там, бишь, назывался? – Вроде Джонсвиль. – Джонсборо, – щелкнул пальцами Мейер. – Именно! – Как думаешь, имеет смысл туда смотаться? – Зачем? – Стивен глянул на напарника. – Ну не знаю, – Мейер пожал плечами, – обычная проверка. Узнаем про ее семью, родню… – И толку от этого? – раздраженно фыркнул Карелла. – Знаешь, что мне не дает покоя, Мейер? Убийство этой женщины не вписывается в уже наметившуюся схему, понимаешь? До этого у нас была хоть какая-то тоненькая ниточка, а теперь… Вот из-за этого я сейчас и дергаюсь. – Если ты заметил, я тоже не прыгаю от радости. – Нельзя исключать, что мы имеем дело с психом, – задумчиво промолвил Стивен. – А если это так, наши усилия напрасны. Он будет и дальше валить кого угодно, без всякой системы. – Слушай, а что там за блондинка тебе машет? – неожиданно спросил Мейер. – Не обращай внимания, мне блондинки машут постоянно, – буркнул Карелла, решив, что напарник шутит. – Правда? Даже шестнадцатилетние? Посмотрев в том же направлении, что и Мейер, Стивен увидал на другом конце парка светловолосую девчушку в темно-синей юбке и голубом свитере, быстрым шагом направлявшуюся в их сторону. Карелла тут же ее узнал и замахал в ответ. – Твоя знакомая? – спросил Мейер. – Ага. Член моего фан-клуба. – Ну как же, как же, – покивал Мейер, – все забываю, что ты у нас большая шишка. – А ты постарайся запомнить, – усмехнулся Стивен.