Сегодня Синди Форрест решила прийти в университет с распущенными волосами, и они свободно ниспадали ей на плечи. Губки были едва заметно накрашены, а на шее поблескивало ожерелье из маленьких жемчужин. Девушка прижимала учебники к груди, а с ее лица не сходила загадочная улыбка. – Привет! – произнесла она. – Вы не меня, часом, ищете? – Нет, – покачал головой Карелла, – но мы все равно рады вас видеть. – Ох, спасибо, сэр, мне так приятно это слышать, – шаркнула ножкой Синди. – И что же привело вас к нам в университет? Вам ведь пришлось тащиться через весь город. – Нам хотелось глянуть на кое-какие данные в архиве. А вы что здесь делаете? – Я тут учусь, – пожала плечами Синди, – или вы забыли? Помните, я рассказывала вам про своего преподавателя по патопсихологии, про первичный грех? – Конечно-конечно, – с серьезным видом покивал Карелла, – вы еще говорили, что хотите стать психологом. – Не психологом, а преподавателем! – Да-да, университетским преподавателем. – Нет, преподавателем в старших классах. – Стив, как и подобает детективу, у тебя блестящая память, – вздохнул Мейер. – Мейер, я хочу познакомить тебя с Синтией Форрест. Мисс Форрест, позвольте вам представить моего напарника, детектива Мейера. – Здравствуйте, мистер Мейер. – Синди протянула ему руку. – Здравствуйте, – улыбнулся полицеский и пожал девушке руку. Синди тут же снова повернулась к Карелле. – Ну и как? – спросила она. – Вы нашли то, что искали? – Нам удалось кое-что выяснить, – уклончиво ответил Стив, – но вот помогут эти сведения или нет – большой вопрос. – Неужели из архива что-то пропало? – Нет-нет, – помотал головой Карелла, – с архивами все в порядке. Просто… – А вы уже пообщались с мистером Фергюсоном? – С кем? – не понял детектив. – С Фергюсоном. Футбольным тренером. – Нет, – озадаченно промолвил Карелла. – А зря, – категорично произнесла девушка, – он мог бы вам помочь. Страшно вспомнить, сколько он уже работает в университете. Наша команда постоянно проигрывает, но старичка Фергюсона все равно никто не увольняет, а все потому, что он добрый и славный. – Ясно. – Так что пообщайтесь с ним. Очень вам советую. – А зачем нам с ним общаться, Синди? – Карелла внимательно посмотрел на девушку. – Так вы же приехали сюда, чтобы… – Студентка нахмурилась. – Простите, но, скорее всего, я вас неправильно поняла. – Похоже, мы все друг друга неправильно поняли, – вдруг прищурился Мейер. – Скажите, пожалуйста, мисс Форрест, почему вы считаете, что нам нужно побеседовать с футбольным тренером? – Да просто потому, что он играл в университетской сборной, – пожала плечами девушка. – Кто играл? – спросил Карелла. – Как кто? Папа. – Помолчав, она посмотрела огромными голубыми глазами на Стивена. – Он же здесь учился. Вы что, не знали? Сальваторе Палумбо шел пятьдесят восьмой год. Он был невысокого роста, худ и жилист. Сальваторе появился на свет в Неаполе, а в Америку перебрался в 1938 году – уж слишком ему не нравилось то, что творил в его стране Муссолини. По приезде он ни слова не говорил по-английски, а в кармане у него были всего сорок баксов и бумажка с адресом двоюродного брата. Приехал Сальваторе не один, а с женой и двумя детьми. Сперва Палумбо отправился в Филадельфию – к двоюродному брату. Брат встретил их с деланым радушием и быстро дал понять, что родне он совсем не рад. Тогда Палумбо, который по-прежнему ни слова не говорил по-английски, поскольку пробыл в Америке всего неделю, потратил двадцать долларов на железнодорожные билеты – он увез свою семью в другой город, где и попытался начать жизнь сначала. Это оказалось очень непросто. В Неаполе у него была маленькая тележка, с которой Палумбо торговал фруктами. Товар он покупал у крестьян, приезжавших в город из окрестных сел. После этого он таскался с тележкой по городу весь день и возвращался домой только в девять, а то и в десять часов вечера. Тяжело? А что поделаешь? Зато он зарабатывал достаточно, чтобы прокормить себя и семью. Жили они бедно, даже по итальянским меркам – в трущобах Неаполя. И вот, приехав в Америку, Сальваторе перебрался из трущоб Филадельфии, в которых жил его двоюродный брат, в другой город. И снова ему пришлось обосноваться в трущобах. Трущобы очень не нравились Сальваторе. Он сказал своей жене по-итальянски: «Я приехал в Америку не для того, чтобы снова жить в трущобах», после чего принялся искать работу. Его привлекала идея заняться тем же, что и в Италии, но он не говорил по-английски. Мало того, у него имелась куча других вопросов: где покупать товар, где получать разрешение на торговлю, нужно ли это разрешение вообще? Все эти вопросы пока оставались без ответа. Он устроился портовым грузчиком. Сальваторе не отличался ростом и силой, и оттого ему поначалу было очень тяжело таскать ящики и тюки. Постепенно он окреп, и через два года работы в доках напоминал косолапого спортсмена – борца с мощной грудью и мускулистыми руками. Очень часто говорится, что Америка – это страна возможностей. Хотите – верьте, хотите – нет, но это святая истина. Вас никто не заставляет всю жизнь прозябать в трущобах и вкалывать в порту. Если у вас есть сила воли, решимость, упорство и честолюбие, как у Сальваторе Палумбо, то через двадцать пять лет вы уже будете жить в своем собственном маленьком домике в районе Риверхед. Да, в итальянском квартале, но зато не в гетто и не в трущобах. Кроме того, в семи кварталах от дома на Довер-Плейнз-авеню у вас будет собственный овощной магазин, а люди станут вас звать не Сальваторе, а Сэл. В первомайский полдень Сэл Палумбо стоял на тротуаре у входа в свой магазинчик и протирал тряпочкой фрукты. А в это время Мейер и Карелла совершали целую серию головокружительных открытий. Во-первых, детективы узнали, что Энтони Форрест – выпускник университета Рэмси. Это стало для напарников большим сюрпризом. Во-вторых, они вспомнили слова Майи Норден, вдовы Рендольфа Нордена, о том, что ее муж учился в Рэмси на юридическом факультете. Детективы торжествовали и чувствовали прилив сил, словно человек, который никак не мог собрать сложнейшую головоломку и вдруг обнаружил, что решение на самом деле до обидного просто. Они тут же связали первые два убийства с убийством проститутки Бланш Леттигер, которая тоже когда-то училась в Рэмси, и наивно решили, что головоломка практически разгадана. Радость их оказалась преждевременной. До подлинной разгадки было еще очень далеко. Детективов переполняла пьянящая радость, а Сэл Палумбо продолжал обтирать тряпочкой фрукты, но особой радости, в отличие от Кареллы и Мейера, не испытывал. Конечно же, ему нравились фрукты, но он обтирал их отнюдь не потому, что этот процесс доставлял ему какое-то особенное удовольствие. Сэл не относился к числу людей, способных прийти в восторг от расцветки яблока или груши. Сэл обтирал фрукты потому, что так они выглядели куда как привлекательнее, а значит, покупатели их лучше разбирали. И тут Сэл заметил, как к его магазину направляется одна из постоянных клиенток – ирландка миссис О’Грейди. Палумбо не знал ее имени. Ему было лишь известно, что живет она где-то в Риверхеде, но при этом достаточно далеко от его магазина. Лавочка Палумбо располагалась на Довер-Плейнз-авеню, неподалеку от перекрестка с Двухсотой улицей. На углу находилась железнодорожная станция. Каждый вторник, примерно в полдень, миссис О’Грейди спускалась по лестнице, ведущей к платформе, и начинала обход магазинов. Ее маршрут оставался неизменным – сперва кондитерская на углу, потом мясная лавка, а затем наступал черед и расположившейся в тени платформы лавочки Палумбо, которую отделяли от мясной лавки всего два магазинчика. – А вот и вы, синьора, – расплылся в улыбке Палумбо. – Сэл, вот только не надо мне лапшу на уши вешать. Знаю вас, итальянцев, вы это умеете, – тут же резко ответила дама. Миссис О’Грейди была худощавой, поджарой дамой пятидесяти двух лет. В ее зеленых глазах плясали чертики. Она покупала продукты на этой улице вот уже пять лет. По качеству здешние товары превосходили те, что продавались у нее в районе. Если бы вы сказали О’Грейди и Палумбо, что на протяжении последних пяти лет от их бесед веет легким флиртом, то они оба ответили бы вам, что вы не в своем уме. Палумбо был женат, оба его сына уже успели жениться и подарить ему трех внуков. Миссис О’Грейди тоже была замужем, а ее дочка была счастлива в браке и ждала ребенка. Однако Палумбо относился к той категории мужчин, которым в принципе нравятся женщины, причем не только смуглые итальянки вроде его жены Розы, с шевелюрой цвета воронова крыла и глазами темнее ночи, но и зеленоглазые миниатюрные представительницы прекрасного пола с небольшими грудками и аккуратненькими попками – типа миссис О’Грейди. Ну а миссис О’Грейди больше всего на свете обожала находиться в объятиях сильного страстного мужчины, а этот крепыш Сэл Палумбо мог похвастаться мускулистыми руками и мощной широкой грудью, покрытой черными вьющимися волосами, видневшимися благодаря расстегнутому вороту рубахи. И мужчина, и женщина любили друг с другом пофлиртовать, хотя ни он, ни она никогда бы в этом не признались. Дело никогда не заходило дальше касания рук, однако каждый вторник, когда О’Грейди принималась выбирать овощи и фрукты, тут же начиналась и беседа с Палумбо, беседа, от которой, казалось, накаляется сам воздух. – Что-то, Сэл, не густо у тебя сегодня, не густо, – разочарованно протянула миссис О’Грейди. – Это все, что у тебя есть? – Да что с вами сегодня такое, а? – строго спросил Палумбо с едва заметным акцентом. – Роскошный товар! Чего вам надо? Есть прекрасные груши. Надо? Есть и абрикосы – первые в этом году! – Бьюсь об заклад, на вкус трава травой. – Чтоб я, Сэл Палумбо, продавал безвкусные фрукты? – возмутился торговец. – Bella signora, что же это вы на меня наговариваете? – А это что за дыни? – Самые лучшие. Я вас не понимаю, – всплеснул руками Сэл. – У вас глаза есть? Так поглядите сами – где вы такие медовые дыни еще найдете? – Говоришь, неплохие дыни? – Волшебные! Просто волшебные! – Почем мне знать, может, ты меня обманываешь? – Миссис О’Грейди, – обиженно протянул Палумбо, – я готов разрезать дыню – только одну и только ради вас. Сами увидите: она сочная, сладкая… Миссис О’Грейди, дыни восхитительные – совсем как ваши глаза. – Будет тебе заливать про мои глаза, – строго сказала миссис О’Грейди, – и резать дыню не надо, возьму и так – поверю тебе на слово. Сливы еще не появились? – Мы же не можем поторопить лето, – развел руками Палумбо. – Тогда возьму яблок. Граммов восемьсот – килограмм. А почем абрикосы? – По доллару за кило. – Что-то ты, Сэл, заломил цену… – Какое там заломил – я себе в убыток торгую! – Так я тебе и поверила, – улыбнулась миссис О’Грейди. – Абрикосы везли издалека. В холодильниках. Производителю заработать надо. – Палумбо начал загибать пальцы. – Грузоперевозчику – надо, железной дороге – надо… И вот абрикосы у меня. Но что я с них имею? – Взвесь мне тогда пару кило, чтобы я тебя окончательно разорила. – Два кило? – Сальваторе посмотрел на покупательницу. – Я же вроде сказала пару кило, разве нет? – Синьора, когда мы в Италии говорим «пара», это всегда значит «два». В Америке это может значить три, четыре, десяток. Ma, che? – Он развел руки и пожал плечами. – Два кило, – рассмеялась О’Грейди. – Салат брать будете? У меня есть айсберг и романо. – Айсберг, – ответила она. – Знаешь, у кого на самом деле отличные овощи и фрукты? – У Сэла Палумбо, – ответил Сальваторе как само собой разумеющееся. – Нет, – покачала головой дама, – у торговца в моем районе. И абрикосы у него дешевле. Рука Палумбо, потянувшаяся к аккуратно выложенным в ряд абрикосам, тут же замерла: