– Ясно, – протянул Стивен. – По большому счету, – продолжила девушка, – мой преподаватель считает, что снайперская стрельба является актом сексуальной агрессии. Невротическая реакция на зрелище первичного греха может проявляться по-разному: либо через вуайеризм, либо, наоборот, через страх самому оказаться жертвой подглядывания. Однако, по сути дела, ди-намика у вуайериста и снайпера в целом совпа-дает. Оба прячутся, оба действуют тайком, украдкой. Оба в процессе испытывают сексуальное возбуждение, а иногда даже и удовлетворение. Что вы об этом думаете? – Синди затушила сигарету и уставилась на Кареллу огромными невинными голубыми глазами. – Ну… – замялся Стивен, – я даже не знаю. – У вас в полиции что, психологов нет? – удивилась Синди. – Почему нет? Есть. – Так почему вы не спросите у них совета? – спросила девушка. – Так поступают только в кино, – улыбнулся Карелла. – Разве вам все равно, что именно движет преступником? По-моему, очень важно знать побудительные мотивы. – Вы совершенно правы, – согласился Стивен. – Но поймите такую вещь: побудительные моти-вы – штука сложная. Вполне допускаю, что ваш преподаватель совершенно прав, рассуждая о некоем конкретном снайпере или даже о тысячах снайперов, однако нельзя исключить, что нам попадется тысяча других снайперов, которые никогда не видели этого… как вы его называете… первичного греха? – Да, первичного греха, – кивнула девушка. – Однако неужели предложенная мной версия кажется вам маловероятной? – Когда речь идет об убийстве, ничего исключать нельзя, – ответил Карелла. – Такой подход научным не назовешь, – с сомнением изогнула брови Синди. – Да, не назовешь, – промолвил Карелла и тут же понял, что невольно ответил слишком резко. – Простите, я не хотела зря отнимать у вас время, – куда более холодным тоном произнесла Синди и встала. – Я просто подумала, что вам захочется узнать… – Вы не допили кофе, – заметил Карелла. – Спасибо, но он у вас паршивый, – ответила девушка и, расправив плечи, с вызовом посмотрела на детектива сверху вниз. – Вы правы, – согласился Стивен, – кофе у нас мерзкий. – Рада, что мы хоть в чем-то пришли к согласию. – А я и не знал, что у нас в чем-то есть разногласия, – парировал детектив. – Понимаете, я просто хотела помочь. – Я это ценю, – кивнул Стив. – Я думала, что мы живем в современном мире, и, возможно, сейчас полицейских заинтересует психологическая составляющая, толкающая человека на преступление. Похоже, я ошибалась, находясь в плену иллюзий… – Да будет вам, – махнул рукой Карелла, – милочка, вы такая молодая… Ну чего вам обижаться на тупую твердолобую полицейскую ищейку? – Я не милочка, я не молодая, а вы не тупой! – отрезала Синди. – Вам девятнадцать лет. – В июне будет двадцать, – парировала девушка. – А почему вам не нравится, когда вас зовут милочкой? – полюбопытствовал Карелла. – Потому что я не милая. Я слишком много видела и слышала. – Что именно? – Ничего! – резко произнесла девушка. – Синди, вы меня заинтриговали. Синди сгребла со стола свои бумаги и прижала их к груди: – Мистер Карелла, Викторианская эпоха давно закончилась. Зарубите себе это на носу! – Постараюсь, – пообещал детектив. – Может, все-таки скажете, что вы имели в виду? – Я имела в виду, что если тебе исполнилось семнадцать лет, то это значит, что ты уже видел и слышал все то, что только можно видеть и слышать, – запальчиво ответила девушка. – Какой же скучной вам тогда должна казаться вся дальнейшая жизнь, – покачал головой Карелла. – Что же вы делаете в восемнадцать лет? Или в девятнадцать? – В девятнадцать лет, – ледяным тоном ответила Синди, – вы отправляетесь на поиски полицейского, который огорошил вас известием о гибели отца. Вы хотите его отыскать в надежде поделиться с ним сведениями, которые ему, возможно, будет полезно знать. Вдруг они ему помогут? А потом вы обнаруживаете, что он, как и все так называемые «взрослые», даже не готов вас толком выслушать, и у вас все сводит от обиды. – Присядьте, Синди, – мягко произнес Стивен. – Что вы хотели мне рассказать о нашем снайпере? Если, хочу вам напомнить, мы вообще имеем дело со снайпером. – Человек, который стреляет по людям с крыши, со всей очевидностью является… – Не обязательно! – отрезал детектив. – Он уже убил двоих человек! Способ убийства один и тот же. – Далеко не факт, что действовал один и тот же преступник, – возразил Стивен. – В газетах написали, что калибр патрона… – Эта деталь может значить очень многое, а может не стоить и выеденного яйца. – Вы что, серьезно хотите меня убедить, что все эти сходства – банальное совпадение? – ошеломленно спросила Синди. – Пока я могу сказать вам лишь одно – мы ничего не исключаем. Больше мне добавить нечего. Вы сядете или нет? Когда вы стоите, вы меня нервируете. Свалив бумаги на стол, Синди уселась обратно. Несмотря на то что девушка «уже видела и слышала все, что только можно видеть и слышать», вела она себя сейчас как самый обычный девятнадцатилетний подросток. – Итак, – начала Синди, – если моего отца и того, другого человека убил один и тот же преступник, я думаю, вы должны рассмотреть версию сексуальной мотивации. – Мы ее непременно рассмотрим, – с серьезным видом отозвался Стивен. Синди резко вскочила и принялась собирать бумаги: – Знаете что, детектив Карелла? – со злобой в голосе промолвила она. – Вы надо мной издеваетесь. И мне это очень не нравится. – Да не издеваюсь я над вами! – воскликнул Стив. – Я ловлю каждое ваше слово, однако… Господи, Синди, неужели вы думаете, что мы никогда раньше не сталкивались со снайперами? – Что? – Неужели вы думаете, что полиция ни разу за всю историю не расследовала дело о… Охнув, Синди снова положила бумаги на стол и села: – Простите, я как-то об этом не подумала. – Ничего страшного, – махнул рукой Стивен. – Вы уж извините меня, пожалуйста. – Она хлопнула себя рукой по лбу. – Ну конечно же, каких только дел вы не расследовали! Простите меня! – Синди, не расстраивайтесь вы так, – ободряюще промолвил Карелла. – Я все равно очень рад, что вы зашли. – Правда? – неожиданно спросила Синди. – Сюда нечасто заглядывают милые, умные, молоденькие девушки, – ответил Карелла. – Так что вы, в хорошем смысле этого слова, внесли разнообразие в наши серые будни. – Я просто обычная американская девчонка. Точно? – как-то по-особенному улыбнулась Синди. Она встала, пожала Карелле руку, поблагодарила его и ушла. Женщину, которая шла по Кулвер-авеню, никак нельзя было назвать милой, умной и молоденькой. Да и в образ обычной американской девчонки она тоже не вписывалась. Ей шел сорок второй год. Поблескивали высветленные пергидролем волосы. Женщина явно перестаралась, когда красила губы и румянила щеки. На черной облегающей юбке виднелись следы пудры, которую женщина просыпала, когда наносила макияж. Грудь, казавшуюся высокой благодаря конструкции лифчика, облегал белый грязный свитер. В руках женщина несла черную лакированную сумочку. Женщина очень напоминала проститутку. Ею она и являлась. В то время городские проститутки, какой район ни возьми, выглядели скорее как модели или состоятельные законопослушные дамы. А внешность этой дамы противоречила сложившимся представлениям о проститутках. Ее вид одновременно пугал и поражал. Всем своим обликом женщина столь явно заявляла об избранном ею роде занятий, что начинало казаться – она тем самым, наоборот, пытается отрицать свою принадлежность к древнейшей профессии. Ее наряд, осанка, походка, застывшая улыбка свидетельствовали об одном. С тем же успехом она могла повесить себе на грудь табличку «Я – проститутка». Однако стоило глянуть ей вслед, как воображение рисовало на ее спине еще одну табличку, на которой большими красными буквами было написано: «Я – грязная! Не прикасаться!» Денек у женщины выдался тяжелый. Помимо того, что она была проституткой, или же поскольку она была проституткой, или же она стала проституткой из-за этого порока… Боже мой, сколько жизненных обстоятельств в наши дни формируют психологическую цепочку причин и следствий… Одним словом, женщина была еще и горькой пьяницей. Она проснулась в дешевой комнатушке, под шорох крыс и летучих мышей, доносившийся из-за трещин в штукатурке. Женщина протянула руку к бутылке, стоявшей у ее кровати, и мгновение спустя обнаружила, что бухло кончилось. Она оделась – быстро, поскольку редко надевала под свитер что-то кроме лифчика, – после чего отправилась на улицу. К полудню ей удалось заработать на бутылку дешевого виски, а к часу дня она высосала ее до последней капли. Проснувшись в четыре часа под все те же шорохи крыс и летучих мышей, женщина, как и утром, обнаружила, что бутылка у кровати снова пуста. Она надела лифчик и свитер, натянула черную юбку и черные туфли на высоком каблуке, напудрила лицо, накрасила губы, нанесла на щеки румяна и отправилась на улицу, по которой теперь шла в свете закатного солнца. Как правило, по вечерам, в час заката женщина бродила именно по этому отрезку улицы, поскольку на углу Кулвер-авеню и Четырнадцатой улицы располагалась фабрика. Смена на ней заканчивалась в половине шестого. Если ей везло, ее снимали на час за четыре бакса, а если фортуна была воистину к ней благосклонна, то клиент оставался с ней на всю ночь. Это приносило ей целых пятнадцать долларов в надежной твердой американской валюте. Женщина чувствовала, что сегодня вечером ей повезет. Увидев, как из заводской проходной появляется толпа народа, она преисполнилась уверенности, что где-то в ней идет и ее клиент. Может, он окажется настолько благородным, что даже угостит ее выпивкой, прежде чем они отправятся в постель. А вдруг в нее кто-нибудь влюбится? Например, начальник цеха или – бери выше – директор завода. Его сведут с ума ее волосы и глаза. Он заберет ее к себе в огромный холостяцкий особняк за городом, со слугами и дворецким и станет заниматься с ней любовью, только когда она будет в настроении. Женщина фыркнула. Директор завода, особняк – размечталась! Держи карман шире! И все равно ей казалось, что сегодня повезет.