— В твоих устах он вовсе не выглядит хорошим приобретением. — Я ведь прямой человек, как, по-твоему? Я поручил этому молодцу охрану своего склада в Джерси, но эта работа наводит на него тоску. Он — человек действия, сорвиголова. Если бы мне был нужен солдат, стрелок, я бы вручил ему автомат не задумываясь. Парень отчаянно храбр. — Но ты же сам говоришь, что он — ненормальный. — Только самую малость. Сумасшедший — это так, к слову. Не подумай, что он псих. Просто он дикий, необъезженный, но при этом смелый и… — торговец задумался над словом, — …и честный. Честный! Райдер улыбнулся. — Ты думаеш'ь, я собираюсь приняться за честную работу с этими четырьмя игрушками? — Что ты собираешься предпринять, не мое дело. Но говорю еще раз, если тебе нужны стрелки, этот парень вполне подходит. Когда я называю его честным, я имею в виду, что он не станет вести двойную игру и не продаст. В наши дни такие не так уж часто встречаются. Это тебя не вдохновляет? — Что ж, надо подумать. Если только он не слишком честный… — Слишком честных не бывает, — ответил торговец. — Ну что, может, взглянешь на него? Встреча состоялась на следующей неделе. Парень оказался дерзок и чересчур высокого о себе мнения, однако Райдер не считал это большими недостатками. Его интересовало только, будет ли он подчиняться приказам, но удовлетворительного ответа на этот вопрос так и не получил. В разговоре Райдер невзначай упомянул об Организации. — Ты сказал, что оставил их, чтобы действовать на свой страх и риск, а сам снова нанялся под начало к моему приятелю. — Кто тебе это сказал? Хозяин? — спросил мальчишка презрительно. — Чепуха! Я ушел от них, потому что они — сборище старых придурков, которые работают неуклюже и старомодно. Надеюсь, то, что ты затеял, не будет старомодно? — Я бы не сказал. Пожалуй, такого еще никто не делал. — Стало быть, это, как говорится, беспрецедентно? — Прежде всего, это опасно, — сказал Райдер, пристально глядя на парня. — Тебя могут убить. Уэлком пожал плечами. — А я и не думал, что мне предлагают сто тысяч "баков" за работу, где нет риска порезать пальчик, — он посмотрел на Райдера в упор своими горящими глазами. — И вообще, меня нелегко испугать. Даже Организации это не удалось. Райдер кивнул: — Я верю тебе. А ты можешь выполнять приказы? — Смотря кто их отдает. Райдер согнул указательный палец и приложил его к груди. — Я буду с тобой откровенен, — ответил на этот жест Уэлком. — Я не могу ничего обещать сейчас. Я, видишь ли, недостаточно тебя знаю. — Справедливо, — сказал Райдер. — Хорошо, мы вернемся к этому разговору через несколько дней. — Ты, как я вижу, не любитель болтать, — заметил Уэлком, — я же, наоборот, не прочь потрепать языком. Но это хорошо, что ты молчун. Босс мне кое-что порассказал. У тебя богатая биография. Я таких, как ты, уважаю. Еще через день, после новой беседы, Райдер решился взять Уэлкома в свою группу, хотя и не без изрядных колебаний. К тому времени он уже познакомился со Стивером, который никаких сомнений у него не вызвал. Со Стивером его тоже свел торговец оружием. — Ко мне тут зашел один в поисках работы, — сказал он. — Однако мои дела сейчас в застое, и я не смог его взять. Поговори с ним. Похоже, он неплохой солдат. Райдер тщательно изучил прошлое Стивера. Его корни терялись где-то на Среднем Западе. Он прошел эволюцию от мелкого воришки до вооруженного грабителя, отсидел порядочный срок в тюрьме, когда попытался заняться не своим делом и полез в мошеннические операции с ценными бумагами. С тех пор его задерживали еще раз семь-восемь, дважды привлекали к суду, но за решетку так и не упрятали. По крайней мере, посчитал Райдер, этот будет подчиняться беспрекословно. — Если все пройдет хорошо, — сказал ему Райдер, — ты получишь сто тысяч долларов. — Это огромный куш. — Но тебе придется его заработать. Работенка рискованная. — Само собой, — сказал Стивер. Вот так и была сформирована новая "армия" Райдера. Мюррей Лассаль Мюррей Лассаль разрешил своей секретарше найти номер телефона банка по справочнику, но предупредил, что связываться будет сам. На мелочи протокола времени не оставалось, хотя Лассаль знал им цену и при случае охотно пользовался. Его секретарша, ветеран бюрократического аппарата, была возмущена узурпацией своих прав, но вознегодовала еще больше, когда Лассаль, сидя на краю письменного стола, небрежно бросил: — И пошевеливайтесь, милочка. Пошевеливайтесь. Нетерпеливыми, быстрыми движениями Лассаль набрал указанный ему номер и объяснил девушке на коммутаторе, что с ней говорят от имени мэра, что дело весьма срочное и что его следует немедленно соединить с председателем правления банка. Его соединили с приемной председателя. — Председатель разговаривает по другому аппарату, — сказала секретарша. — Он будет счастлив побеседовать с вами, как только… — Мне плевать, будет он счастлив или нет. Я хочу говорить с ним прямо сейчас, немедленно. Секретарша реагировала на грубость с ледяным спокойствием. — Он говорит по международной линии. Надеюсь, вы понимаете? — Послушай, душечка, не надо мне перечить. Это вопрос жизни и смерти семнадцати человек как минимум. Так что, прерви его разговор, и больше никаких "но"! — Сэр, мне запрещено это делать. — Если ты сию же минуту не войдешь к нему в кабинет и не передашь мою просьбу, я обещаю тебе большие неприятности! — Хорошо, сэр, — впервые дрогнул голос секретарши, — не кладите трубку. Я узнаю, что можно сделать для вас. Ожидая, он нервно отбивал пальцами дробь по краю стола. Вскоре он услышал в трубке чей-то вкрадчивый голос. — Мюррей? Как поживаешь, старина? Это Рич Томкинс. Что у тебя стряслось, дружище? — Какого дьявола ты хватаешь телефонную трубку?! Я просил самого босса, черт возьми, а не его пресс-агента! — Мюррей! Протест, испуг, мольба о пощаде смешались в этих двух слогах, как, собственно, и ожидал Лассаль. Конечно, он ударил ниже пояса. Рич Томкинс был вице-президентом "Нешнл траст" по связям с общественностью — высокая позиция и ответственная работа, цель которой состоит в том, чтобы не допускать распространения слухов, порочащих репутацию банка. Томкинс считался надежным столпом американской банковской системы, но и у него был, как говорят англичане, свой скелет в шкафу. В течение пяти безумных месяцев после окончания Принстона, прежде чем он обрел свое нынешнее и истинное призвание, он работал пресс-агентом в кинобизнесе. В банковском мире это был непростительный грех, и он жил в постоянном страхе, что секрет выплывет наружу. Это было бы концом всего: огромного жалования, особняка, в котором он жил, сорокафутовой яхты, завтраков в обществе губернаторов штатов и воротил фондовой биржи… В университете он держался на государственное пособие, семейных связей и денег за ним не стояло, и, если бы его сейчас попросили с нынешнего поста, крах был бы полным. — Так что ты делаешь по этому телефону? — Все очень просто. Я как раз был в кабинете председателя, когда вошла мисс Селуин и оказала, что… Могу я чем-то помочь тебе, Мюррей? Поверь, я сделаю все, что от меня зависит. Тремя фразами Лассаль обрисовал ему положение. — А теперь, если ты сам не можешь распорядиться выдать нам миллион долларов, я хочу, чтобы ты сейчас же вклинился в разговор своего босса. Немедленно. Ты понял? — Мюррей… Томкинс почти плакал. — Я не могу. Он говорит с Бурунди. — Кто он, черт побери, такой, этот Бурунди? — Это страна. Кажется, в Африке. Одна из недавно образовавшихся слаборазвитых республик. — Меня это нисколько не впечатляет. Прерви разговор и попроси его к эюму аппарату. — Ты не понимаешь, Мюррей. Это же Бурунди. Целая страна. Мы финансируем их. — Кого это их? — Я же сказал, Бурунди. Всю страну. Теперь ты видишь, что я не могу… — Все, что я вижу — это бывшего рекламного агента киношки, вставляющего палки в колеса городской администрации. Я всему свету раструблю про твой секрет, Рич. Не заблуждайся на этот счет. Добудь мне своего босса в течение тридцати секунд, или я раздую это дело до небес. — Мюррей! Я начал отсчет времени. — Сам подумай, ну что я ему скажу? — Пусть передаст Бурунди, что у него неотложный местный звонок и он перезвонит позже. — Бог мой, Мюррей! Чтобы дозвониться до Бурунди, требуется четыре дня. У них слаборазвитая телефонная система.