— Эмили! Да очнись же ты! Кто-то тряс ее за плечо. — Я кричала? — спросила она, озираясь. — Ну и напугала же ты меня. Что-нибудь приснилось? — Я от тебя убежала, добиралась автостопом до Парижа. И опять… этот мотель, Макс, голодные боли… Господи, как же я его ненавижу! До Вуа езды было еще часа два. Эми не хотелось приезжать в дом с пустыми руками, и они несколько раз сворачивали с автострады. Покупали в лавках разную ерунду, а то и вовсе уезжали ни с чем: Эмили злилась. Несмотря на духоту, стекло пришлось поднять из-за пыли. Они открыли по банке "бейсса" — пиво было теплое. В Вуа они приехали в самую жару. 351 житель — возвещала табличка при въезде; одной цифры, не то в начале, не то в конце, недоставало. Дома, беленькие, ухоженные, теснились по берегам реки, словно у водопоя; шесть или семь, отбившихся от стада, паслись на зеленых склонах. Здесь и там висели, как тряпки, трехцветные флаги. Флагов на улицах было больше, чем людей. — Вуа, — нарушила молчание Эми. — Самый высокий процент патриотизма на душу населения. Эмили скривилась: — Им бы каждый день брать Бастилию. Могу себе представить, что тут будет 14 июля. Машина взяла крутой подъем, и в просвете между деревьями показалась черепичная крыша. Дом охраняло грубо сколоченное деревянное распятие, украшенное бумажными лилиями и полосками фольги. Одно окно было зашторено, на двух других опущены решетки. Эми посигналила. Дом молчал. — Подождешь здесь? Эмили равнодушно повела плечами и принялась крутить ручку приемника. Эми поднялась на крыльцо и, секунду поколебавшись, вошла в открытую дверь. В передней было довольно темно. Она не успела сделать и трех шагов, как на стене оглушительно зазвонил телефон. Справившись с первым испугом, она стала ждать, что кто-нибудь в доме откликнется на звонки, но тишина была мертвая. Наконец она не выдержала и сняла трубку. — Алло? — Алло? — Ну как доехали? Совсем, наверно, жара замучила? — Макс? — она опешила. — Как ты узнал, что я здесь? Я только что… — Уехала, не попрощалась, — прервал ее насмешливый голос. — Кто тебе дал этот телефон? — Эльжбета. — Кто?! Мембрана загудела от хохота. — Да, старушка, ты, кажется, совсем ку-ку. Ладно, еще поговорим. Привет там всем. Эмили, Эльжбете… У вас, я чувствую, хорошая компания подбирается! — Макс хмыкнул, а затем послышались гудки отбоя. Эми повесила трубку, секунду постояла и направилась в столовую. Свет сюда проникал сквозь решетки на окнах. Она обошла комнату, трогая знакомые вещи: грузный, широкий в бедрах буфет с выщербленной верхней филенкой, длинный стол, словно нарочно поставленный так, чтобы мешать проходу, стулья в самодельных чехлах, шкаф с гуляющей створкой, которую удерживал вчетверо сложенный листок бумаги. Эми потянула за ручку — листок выпал. Она развернула его и прочла: "Я вам всем покажу!" Сложив листок, она закрепила створку в прежнем положении. Тишина давила. Эми подставила стул к стене, чтобы запустить маятник часов. Сверилась со своими наручными — 8 вечера. В спальне она подобрала широкую резинку, какой пользуются женщины, чтобы не сползали чулки. Что-то в этой резинке ее смущало. Она повертела ее в руках и бросила. Кровать была не застелена, постельное белье несвежее. Проходя мимо трюмо, она машинально посмотрелась в зеркало и не увидела своего отражения. Это ее не столько даже испугало, сколько озадачило. Не заходя в кухню, где привычно капала вода из крана, она дошла до конца коридора и остановилась на пороге детской. Все здесь было чужим: тряпичные куклы, почему-то стоящие на коленях, деревянная люлька, дневник. Она попыталась прочесть в темноте несколько строк, как вдруг поймала на себе взгляд двух немигающих глаз и отшатнулась. Сообразив, что это, наверное, кошка, она закричала ей: — Пошла! А ну, пошла отсюда! Та не пошевелилась, и Эми стало еще больше не по себе. Она бросила дневник, повернулась и быстро пошла обратно, чувствуя спиной этот холодный взгляд. Эмили курила в машине, отбивая музыкальные такты ладонью. — Ну что? — спросила она. — Выгружаемся, — только и сказала Эми. С сумками в обеих руках Эмили первая поднялась по ступенькам, и тут ей навстречу метнулось какое-то существо и вцепилось в нее мертвой хваткой. — Душенька моя приехала! Моя самая-самая! — Пусти, Эльжбета, ты меня задушишь. — Не пущу, не пущу, не пущу… — Вот бешеная, — засмеялась Эмили и с трудом разжала пухлые руки. Они вошли в дом. На Эми девочка даже не взглянула. — А где отец? — спросила Эми. Девочка махнула рукой в сторону чулана. Трудно сказать, чего в этом жесте было больше, брезгливости или безразличия. Эльжбета сразу потащила свою гостью в детскую. Эми заглянула в чулан. Когда ее глаза привыкли к темноте, она разглядела большой сундук с наваленной на него грудой тряпья. На полу стояла миска с объедками, рядом валялся кусок хлеба. Пахло псиной. Эми показалось, что груда тряпья зашевелилась. В столовой она подняла решетки на окнах, и все стало еще непригляднее: давно не крашенный пол, вылинявшие занавески. Эми хотела выложить подарки, но стол, как и все вокруг, покрывал слой пыли. Она разыскала таз, переоделась в легкий халатик. Мыть полы она начала с коридора, где было лучше слышно, что происходит в детской. — Надевай, — торопила старшую Эльжбета. — Я его сразу спрятала, когда ты уехала. Видишь? Как новенькое! Немного смущаясь, Эмили сняла парижское платье и надела свое девичье, трехлетней давности. Оно было ей слишком свободно, но восторженная Эльжбета этого не замечала. — А можно я твое примерю? — попросила она. — Конечно, можно. Толстая Эльжбета втянула живот, задержала дыхание и кое-как влезла в платье. — Гляди, гляди! — торжествовала она. — Как раз! Оно мне идет, правда? — Правда. Ты его поноси, если хочешь. — Можно, да? — застигнув Эмили врасплох, она повисла у нее на шее, как бульдожка. Потом она принесла свою шкатулку с драгоценностями. Здесь были две перламутровые пуговички и непарная сережка с фионитом, заколки для волос и даже камея с едва узнаваемым женским профилем. Они сидели на кровати, раскладывая это богатство, когда Эльжбета вдруг спросила: — А она надолго приехала? Эмили пожала плечами. — И чего притащилась, никто ее не звал. Начнет тут командовать. А давай… — с горящими глазами девочка быстро зашептала ей на ухо. — Фу, — Эмили легонько оттолкнула ее от себя и как-то гадко засмеялась. — А у тебя в Париже дом? — спросила Эльжбета. — Ага, дворец. — Хоть одним глазком поглядеть. А делаешь ты что? — Танцую. — Голая? Эмили внимательно на нее посмотрела, но не увидела в глазах девочки ничего, кроме жгучего интереса. — А ты как думаешь? — Голая! — выпалила та в порыве восторга. — Ты бы хотела так танцевать? Девочка разгладила лоскутное одеяло и в свою очередь спросила: — А с кем ты будешь спать? Со мной или с ней? — Хм. Об этом я как-то не подумала. — Значит, со мной, — сказала Эльжбета, как отрезала. — Чай будешь? — И, не дожидаясь ответа, потащила за собой подружку. На кухне Эми оттирала песком закопченные кастрюли. Стол, покрытый чистой скатертью, был сервирован для легкого ужина. Заварной чайник томился под ватным клобучком. — Что я тебе говорила! — возмутилась девочка, обращаясь к Эмили. Потом, как взрослая уперев руки в бока, встала у Эми за спиной и с вызовом бросила: — Сами как-нибудь отскребем. Тоже мне, чистюля! — Все готово, — миролюбиво сказала Эми, ставя кастрюлю в раковину. — Садимся?