Полина кинулась к ней: – Вы Андрюшку не видели? – А вы поссорились, что ль? – Старуха взглянула проницательно. – Видели или нет? – Голос матери сорвался на визг. – Видела. Он в лес побежал, – соседка махнула влево. И добавила с укором: – В слезах дитё. Сказал: «Уйду от неё. Навсегда уйду». А ты сидела спокойно, вино пила. Если бы он просто ушёл, ладно! Все из дома убегали, и все возвращались. Но с Андрюшкой явно что-то случилось – слишком уж неожиданно оборвался их разговор! Небо неумолимо серело, подступала ночь. В Москве только заяви, что пропал ребёнок, полиция примчится немедленно, а тут – куда кидаться? И соседка масла в огонь подливает: – Зря ты ему одному везде гулять разрешала. У нас спокойно, конечно. Но Васька Рябой опять запил. А он, как глаза зальёт, буйный. И Дмитрич – только месяц, как из тюрьмы. За убийство сидел. – Мне наш хозяин сказал! Что тут безопасно! – Днём и в деревне – да, – назидательно молвила бабка. – А у тебя дитё плачущее в шесть вечера выскочило. И ты только в восемь очнулась. Полина понимала: глупо оправдываться, да и время терять нельзя. Но соседка словно заворожила. Мать забормотала: – Так получилось! Начальник разнос устроил! – Сын, кровинка родная, никакой работы не стоит, – парировала старуха. – Пьёте, гуляете. А дети погибают. – Вы про что? – Голос у Полины сел. – Так летом этим. Туристы из Москвы приезжали с палатками. Родители там тоже, – она поджала губы, – заняты были. Водкой. А ребёнок сам по лесам ходил. Вот Щербатый его и забрал. Погиб мальчик. Не слыхала, что ли? Даже по телевизору показывали. По всем каналам. – Хватит, Тамара, чушь нести! – прогремело за спиной. Полина обернулась. К ней торопился хозяин. В подступавшем сумраке его бородатое лицо выглядело зловещим. «И это он мне посоветовал – разрешить Андрюшке гулять одному?!» Но поздно себя винить – надо действовать. Сдержала слёзы, выпалила: – Помогите сына найти. Он в лесу гулял. Десять минут назад позвонил, сказал: что-то нашёл. Дальше вскрикнул – и всё. Связь оборвалась. Кустистые брови хозяина сдвинулись к переносице. – Сейчас не отвечает телефон? – Нет, – всхлипнула она. – В полицию, что ли, сообщать? – чирикнула соседка. – А, толку с них! – отмахнулся бородатый. И велел Полине: – Пошли! Схватил её под руку и потащил за собой – в подступавшую ночь, в стремительно чернеющий ельник. Шагал быстро, на ходу говорил – скрипуче, быстро – словно щепки отлетали под ударом его топора: – Полиция без толку. Две машины на район, и те на ковиде. Самоизоляцию проверяют. – Но как мы можем искать вдвоём в целом лесу?! Надо хотя бы людей позвать! – нервно выкрикнула Полина. – У нас людей – старики да пьяницы. Сначала каждому объяснить, а пойдут в итоге полтора человека. Только время зря потеряем. – А Щербатый – это кто? – Поля поневоле подделалась под его лапидарный стиль. – Бабьи сказки, – нахмурился бородач. – Просто несчастный человек. Да и мёртвый он уже тридцать лет. – Так кто он такой? – Фронтовик. Инвалид. Без ноги. С войны злым пришёл, людей сторонился. Дом поставил в лесу. Жил один, бобылём. К нему пытались заглянуть – по-соседски, – никого к себе никого не пускал. Мальчишки если лезли – поглазеть или яблоки воровать – солью по ним палил. А после того, как помер, в его доме много кукол нашли. Детских. Разных. И все – с отрубленными ногами. Оттуда слух и пошёл, что маньяк. Хотя живых он сроду не обижал. Даже кур сам не мог резать – отца моего просил. А куклам – да, мстил. За жизнь свою конченую. – А ребёнка… летом… у вас, правда, убили? – всхлипнула Полина. – Не убили. Утонул. На мелкой воде играл и захлебнулся. Родители пьяные были, ничего не заметили. Когда откачивать бросились, поздно было. Взглянул проницательно: – Андрей гулять ушёл или ещё куда? – Ну… – Поля замялась. Как признаться постороннему человеку, что сама велела родному сыну убираться? – Говори, – хмуро велел хозяин. – Какая разница? – запальчиво спросила она. – Есть разница. Если просто заблудился – одно. А если из дома убежал, по-другому действовать будем. Поля не представляла, как им действовать, – вдвоём против ночи и дремучего леса. Накатили отчаяние и безнадёга. – Брал он с собой еду или нет? – возвысил голос хозяин. Полина пробормотала: – Взял. Буханку хлеба. – Ясно. Лес стал абсолютно чёрным. Бородач включил мощный фонарь. Тёплый луч окрасил тропинку умиротворяющим, почти солнечным светом. Но Полине стало ещё страшнее. Она осторожно спросила: – У вас всегда при себе фонарь? – А как иначе в деревне? – хозяин взглянул с удивлением. – Я лично только вечером беру, – парировала она. – И вообще, куда мы идём?! Её спутник скупо улыбнулся: – Логика. Я в детстве тоже от мамки убегал. Километра два прошёл, устал. Дождь ещё, ветер – как сегодня. Но домой-то возвращаться обидно. Вот и решил заночевать. В домике у Щербатого. Он как раз по этой дороге. Может, твой сын тоже там? Тем более, Андрюха бывал в нём, путь знает. – Он один ходил так далеко? – Андрей сказал: вы разрешаете. Точнее, вам всё равно, – уколол хозяин. – Парень там фотографии делал. Ему нравилось разные ужасы снимать. Кукол без ног. Паутину. Паук – вроде как прямо в глаза смотрит. Протез и кружка жестяная рядом, прямо натюрморт. Страшно, но глаз не оторвать. Способный малец. Полина задохнулась от раскаяния и страха. Ничего себе новости! Сын мало того, что один лазил по заброшкам, так ещё и снимал какие-то гадости? А она всё голову ломала: почему Андрюша во сне часто ворочается, вскрикивает? Списывала на то, что растёт. Что вечерами по телевизору вечно то «Зловещие мертвецы», то ещё какая-то жуть. А её ребёнок, оказывается, делал мрачные, депрессивные снимки. А ей демонстрировал только благостные фото подснежников… Зато с посторонним дядькой был откровенным. Ладно, потом себя будем корить. Сейчас главное – совсем другое. Она нервно произнесла: – Что с ним могло случиться – если разговор прервался? – Да просто сигнал пропал. Обычное дело для нашей глуши. Тон бодрый, фальшивый. Полина ещё больше забеспокоилась. Не доверяла она этому дядьке. Но других помощников всё равно не имелось. В свете фонаря показалась избушка. В окружении мрачных елей. Чёрная, с проплешинами мха. Крыша провалилась. Окна щерятся осколками. Сроду её робкий, домашний мальчик – даже если он сбежал из дома – не остался бы здесь ночевать. Или она совсем не знает своего сына?! Бородач приложил палец к губам и решительно направился к зловещему зданию.