– Хорошо, постараемся раскрыть эту тайну, – ответил за всех Михаил. – Я, в свою очередь, готов оказать вам любую помощь. Обращайтесь ко мне в любое время дня и ночи, – завершил председатель. – Что-нибудь прямо сейчас от меня требуется? – Нам нужны все материалы следствия и… – Михаил смутился. Председатель улыбнулся. – Не стесняйтесь, я это предвидел, – и достал из стола три новеньких кожаных книжечки. – Вам, Михаил и Генрих, присвоено звание капитан КГБ, и вы, Пелагея Дмитриевна, восстановлены на действительной службе. Так что примите мои поздравления. – Служу Советскому Союзу, – хором ответили на это детективы. Всю следующую неделю друзья очень тщательно изучали материалы дела, но никаких зацепок для того, чтобы начать разматывать клубок, им обнаружить не удалось. Было ясно, что здесь действовал не один человек, и те люди, которые совершили кражу, наверняка знали какой-то способ вывести картины за границу – ведь не продашь же их в СССР. Картины старых мастеров, но не самые известные, так что, имея знакомства среди зарубежных коллекционеров, сбыть их можно. Но откуда у сержанта милиции могут быть знакомые коллекционеры на Западе? Он и заграницей ни разу не был. К тому же сыщики так же, как и следователи КГБ, никак не могли понять, в какой момент была совершена подмена картин. Приносить копии в Третьяковку и производить замену прямо в галерее казалось нереальным. Наверняка кто-нибудь что-то заметит. Директор галереи или кто-то из сотрудников. Вряд ли в краже участвовало большое количество людей. Детективы поинтересовались, как картины доставлялись из музеев в Третьяковку. Оказалось очень просто: сотрудник Министерства культуры и реставратор галереи Игорь Чаплин ездили за ними и привозили их на машине, принадлежавшей сотруднику Министерства. Везли они их вдвоём без всякой охраны. На всякий случай им был выдан один служебный наган на двоих. Детективы сразу почуяли здесь возможный момент подмены картин. Но оказалось, что КГБ уже шло по этому следу и ничего не нашло. Сотрудник Министерства считался честным человеком, а Игорь Чаплин был вообще вне подозрений. В своё время он нашёл картину Рембрандта, ценой больше двух миллионов долларов, отреставрировал её и безвозмездно отдал в галерею. Так что и здесь оказался тупик. И всё-таки Михаил решил поговорить ещё раз с обоими участниками перевозки картин. Он каким-то восьмым чувством чувствовал, что искать надо в этом направлении, хотя все привезённые картины лично осматривал директор, и тогда всё было в полном порядке. На вопрос Михаила, где можно найти сотрудника Министерства и Чаплина, директор сказал: – Телефон Дергунова я вам дал, а с Чаплиным сложнее. – А в чём дело? – спросил Михаил. – Видите ли, Чаплин – прекрасный специалист, реставратор, как говорится, от бога, но он в какой-то мере аутист. Неразговорчив, малообщителен, особенно с незнакомыми людьми. Кража картин его особенно огорчила и после того, как следствие отменило подписку о невыезде, Чаплин попросил у меня отпуск и уехал в деревню. – А где эта деревня? – спросил Михаил. – За Калинином. Там у него есть небольшой домик, – ответил директор. – Я бы хотел туда съездить, – сказал Михаил. – Можем съездить завтра утром на моей машине. Только узнаю, не вернулся ли он в Москву. У него тут на Красносельской есть однокомнатная квартира, – сказал директор. На следующий день Михаил, Генрих и директор уже ехали в гости к Чаплину. Пелагея Дмитриевна осталась в Москве. Она решила проверить одно своё предположение. – А что он вообще за человек? – спросил директора Генрих. – Чем интересуется, кроме реставрации, и как вы с ним познакомились? – Познакомились мы с ним лет двенадцать тому назад. Его привёл ко мне один мой старый друг. Ныне покойный. Специалистом он оказался просто уникальным. А о себе почти ничего не рассказывал. Да я и не расспрашивал. Мне было достаточно того, что за него поручился мой друг. Кроме своей работы, он иногда немного рисует деревенские пейзажи, возможно, так он отдыхает. Не женат, и с женщинами я его никогда не видел. Единственным его спутником по жизни является овчарка Пальма, – ответил директор. – Пальма? – в один голос спросил Генрих и Михаил. – Пальма. И чего в этом удивительного? Довольно распространённое собачье имя, – удивился директор. Да так, – опять дружно смутились друзья. – И давно она у него? – спросил Михаил. – А почему это вас заинтересовало? – снова удивился директор. – Просто вспомнилось одно старое дело… Там тоже была овчарка Пальма, – ответил Генрих. Чаплина они застали дома. Реставратор пил чай и, коротко поздоровавшись, пригласил их к столу. На вопросы он отвечал коротко и односложно, будучи явно не рад приезду гостей. Посидев полчаса за столом и ничего нового не выяснив, друзья собрались отправиться в обратный путь. Они вышли на улицу, и Михаил незаметно толкнул локтем Генриха, тот взглянул на него, показал глазами на собачий, ясно отпечатавшийся на мягкой почве, след. Собака была пятипалой. Уже в машине Михаил сказал: – В Калинине завезёте меня в областное КГБ, я договорюсь пока организовать слежку за Чаплиным с помощью местных чекистов, а ты, Генрих, договорись в Москве, пусть пришлют сюда своих спецов. – Почему вы думаете, что Чаплин соучастник кражи? – удивлённо спросил директор. – Это долгая история. Давайте лучше мы вам расскажем, когда дело будет закончено, – ответил Михаил. – Трудно поверить, чтобы Чаплин был в этом замешан, – с сомнением сказал директор. – Я в этом уверен и даже, более того, считаю, что украденные картины, скорее всего, спрятаны у него в доме, – возразил Михаил. – Почему же вы тогда не обыскали дом? – спросил директор. – Ну, во-первых, в этом мы не специалисты, я имею в виду обыск, а во-вторых, лучше отследить всю цепочку, – сказал Генрих. – Да тут же всё ясно! Дергунов был с Чаплиным заодно, – сказал директор. – Не факт. А вас не смущает то обстоятельство, что бескорыстный аутист пошёл на такое преступление? – сказал Генрих. Директор ничего на это не сказал и всю дорогу до Калинина вёл машину молча. В Калинине Михаил с ними расстался и, придя в областное КГБ, объяснил суть происходящего и попросил помощи. Часа через два машина с калининскими оперативниками и Михаилом была уже в Лихославле. Два оперативника вышли из машины и, стараясь не привлекать внимание, пошли к соседям Чаплина. Михаил должен был оставаться в машине, так как Чаплин его уже видел. Но все предосторожности оказались напрасными. Уже на подходе к дому реставратора, оперативники услышали, как жалобно скулит собака. Они вернулись к машине и доложили об этом Михаилу. Тот быстро выскочил из машины и быстрым шагом, почти бегом, направился к калитке дома Чаплина. Оперативники двинулись за ним. Собака лежала на пороге крыльца. С головы её капала кровь. Михаил вошёл в дом. Чаплин лежал на животе. Сыщик пощупал пульс, хотя, пожалуй, в этом не было смысла. В Чаплина, когда он стоял спиной к своему врагу, выстрелили пять раз: два раза в голову и три в спину. В собаку тоже стреляли, но Пальма, получив касательную рану в голову, бросилась прочь, и убийца не смог её добить. Было странно и другое: преданная собака, прожившая в любви с хозяином ни один год наверняка, несмотря ни на что, бросилась бы на защиту своего хозяина и погибла вместе с ним. Здесь же не было никакой попытки защитить хозяина, и даже после его смерти собака лежала в стороне. Михаил перевязал собаку. Тайник, где, по-видимому, были спрятаны украденные картины, нашли без труда. Деревянная переборка, разделяющая комнаты, имела дополнительный слой из тонких досок, там преступники и прятали картины. Опросив соседей, сыщики узнали, что не так давно у дома стояла светлая «Волга», такая же машина имелась у сотрудника Министерства культуры Дергунова. Михаил принял решение задержать Дергунова. Машина была объявлена в розыск. Михаил выехал в Москву. Трое суток вся милиция Москвы, Московской области и других соседних областей искали Дергунова и его машину. На четвёртые сутки она была найдена, но, к сожалению, без хозяина. Нашли её также в Калининской области. Картин, как и следовало ожидать, в ней не оказалось. Но не это смутило сыщиков. Непонятно было то, на чём и куда скрылся Дергунов. Застрелив Чаплина и забрав картины, Дергунов по идее должен был устремиться в Москву. Москва огромный город и там есть где спрятаться. Вместо этого он бросил машину и каким-то образом сумел скрыться вместе с двумя десятками картин, которые, даже будучи скатанными в рулоны, всё равно имеют довольно большой объём. – Ну и хитрый жук, – со злостью сказал Михаил и даже сплюнул при этом от досады. «Хитрого жука» нашли через двое суток. Инспекция рыбнадзора исследовало прибрежное дно Иваньковского водохранилища и зацепила «кошкой» утопленника. Им оказался Дергунов. Как впоследствии установила экспертиза, он был убит в тот же день, что и Чаплин. Из того же пистолета, выстрелом в затылок. Таким образом, цепочка расследования оборвалась. Куда идти дальше, сыщики не знали. Хотя всю предыдущую картину преступления они установили точно. Сама идея преступления имела две точки опоры. Во-первых, то, что отбором и транспортировкой картин будет заниматься один из преступников – Дергунов. А во-вторых, личность и авторитет Чаплина. Тот был известен как абсолютно честный и неподкупный человек. Настоящего Чаплина, как и его собаку преступники, видимо, убили, а его роль исполнил один негодяй. Как удалось установить по отпечаткам пальцев, в прошлом артист одного из провинциальных театров, человек, безусловно, не без способностей, но положивший свой талант на алтарь преступности. Сыграть роль Чаплина ему помогло и то, что тот был в некоторой степени аутистом: всегда старался держаться в стороне от людей и был немногословным. Случайно повезло им и с собакой, которая нужна была для достоверного образа реставратора. Заменив Чаплина двойником, преступники решили сначала убить его собаку, но, видимо, кто-то из них, будучи в том посёлке, где в своё время отдыхали сыщики, приметил похожую собаку, и им невероятно повезло с кличкой. Собаку звали почти так же, как собаку настоящего Чаплина. Альма и Пальма имена довольно созвучные. Кто-то сделал преступникам копии нужных картин. Мнимый Чаплин, который считался в Третьяковке едва ли не авторитетнее директора и буквально ходил туда, как к себе домой, спокойно подменил их, и если бы не случайность, то преступление вскрылось бы намного позднее. Впоследствии всё это, конечно, бы вскрылось, но для преступников был очень важен фактор времени. Но все эти открытия прошлого не радовали сыщиков, так как они в настоящем времени не имели понятия ни о месте нахождения украденных картин, ни о личности других преступников. Кончик верёвочки, хотя пока очень короткий и скользкий, удалось найти Пелагее Дмитриевне. В то время как Михаил и Генрих бегали на ближние и дальние дистанции, проверяя каждое малейшее обстоятельство преступления, мудрая старушка сидела в удобном мягком кресле и с тщательностью энтомолога-энтузиаста, пытающегося обнаружить какой-нибудь новый подвид божьей коровки, изучала личные дела всех сотрудников Третьяковки и Министерства культуры. В личных делах она не нашла ничего интересного. Но, пообщавшись вживую с работниками министерства культуры, Пелагея Дмитриевна узнала две любопытные вещи. Во-первых, то, что инициатива устроить выставку исходила, оказывается, не от Дергунова, а от его начальника, Петра Вениаминовича Деева. Во-вторых, и это уже было по-настоящему подозрительным, он отдыхал в том же дачном посёлке и в то же время, когда там отдыхали Михаил и Генрих. Оценив добытые факты и пользуясь представленными полномочиями, старушка устроила своеобразные олимпийские игры. Правда, на них был представлен лишь один вид спорта – а именно незаметная слежка за Деевым. В качестве золотой медали было внеочередное звание и орден, второе место – просто орден и бронза внеочередное звание. Короче говоря, когда Деев одиноко шёл ночью по освещённой алее, то отбрасывал минимум десять теней. Это были тени наблюдателей, хотя самих их было не обнаружить. Ведь в соревновании участвовали самые лучшие, прошедшие отборочный конкурс. И вскоре это принесло плоды. Было установлено, что Деев втайне от всех снимал дачу. Аккуратно обыскав её, сыщики обнаружили украденные картины. Можно было арестовывать Деева, но Михаил и Пелагея Дмитриевна были против. Их очень интересовало, каким образом Деев пытался переправить картины на Запад. И председатель КГБ пошёл им навстречу. С арестом Деева решили повременить, оставив его, разумеется, под тщательным наблюдением. И вот настал, как говорится, день «Х». Деев приехал на дачу и загрузил картины в машину. Вскоре он выехал на Минское шоссе и двинулся в заданном направлении. Десятка полтора оперативных машин КГБ, сменяли друг друга, преследуя преступника. Чтобы не вызвать подозрения, машины были совершенно разными как по маркам, так и по назначению. Среди них была и скорая помощь, и пожарная машина, и даже фургон с надписью «живая рыба». Лишь милицейскую машину решено было исключить, чтобы не волновать преступника. Но дальнейшие действия Деева заставили несколько опешить даже бывалых сотрудников КГБ. Доехав примерно до 90 км Минского шоссе, Деев остановился, достал из багажника складной стул, разложил его, сел, достал газету и стал её читать. Сыщики были в недоумении от такого поступка, но и в этом случае сумели правильно организовать слежку. Две заставы, изображающие из себя страдальцев, чей автомобиль никак не хочет заводиться, расположились примерно в двух километрах от отдыхающего Деева. Ещё две группы сотрудников КГБ, одну из которых возглавлял Генрих, а другую Михаил, одевшись в камуфляжную форму, подобрались к Дееву с двух противоположных сторон как можно ближе и буквально не сводили с него глаз. Заставы КГБ должны были обращать внимания на все подозрительные машины и сообщать о них остальным. Но попробуй угадай, в какой из проезжающих мимо машин окажется соучастник Деева. Но, к удивлению самих оперативников, они вычислили его без всякого труда. Небольшой фургон с дипломатическими номерами вдруг резко сбавил скорость и покатил, не торопясь, явно высматривая кого-то на дороге. По рации об этом сообщили Михаилу. Он руководил всей операцией. – Внимание, выдвигаемся ближе, – негромко скомандовал Михаил по портативной рации. – Атакуем только по моей команде. Приказ обоим заставам перекрыть движение по шоссе, – продолжил Михаил. Два фургона с названиями «Хлеб» и «Живая рыба» тотчас резко завелись и пронзительно сигналя, проехав всего лишь несколько метров, встали поперёк шоссе. К немалому удивлению водителей других автомашин, оттуда вылезли люди в военной форме, вооружённые автоматами. Между тем дипкурьеры тоже не теряли зря времени. Подъехав к Дееву, они спокойно поздоровались с ним, затем открыли двери фургона и начали перегрузку картин. – Вы обратили внимание, товарищ капитан, они не побоялись даже дипломатические печати с дверцы сорвать, – шёпотом обратился к Михаилу один из оперативников. – Да, наглые гады. Видимо, у них всё крепко схвачено, – ответил Михаил, не отрывая взгляда от фургона. Вскоре все картины были погружены, но Михаил по-прежнему не давал приказа на захват. Его смущало то, что преступники не спешат закрывать дверь фургона. Дипкурьеры и Деев закурили, но вскоре что-то (видимо, отсутствие движения машин на шоссе) встревожило их, и они решили отправляться. Деев направился к открытой двери, и в этот момент Михаил, крикнув в рацию «Захват!» вскочил и тут же высадил весь рожок своего Калашникова по колёсам дипломатического фургона. – Стоять! Никому не двигаться! Руки вверх! Длинная автоматная очередь решила исход дела. Дипкурьеры настолько ошалели, что стали что-то блеять о своей дипломатической неприкосновенности, лишь спустя четверть часа после стрельбы. За это время Михаил доложил о результатах операции председателю КГБ, а тот связался с МИДом. Вскоре на место приехали представители страны, которой принадлежал фургон с диппочтой. Михаил объяснил им суть происходящего инцидента. Дипломаты попытались качать права. Михаил не стал спорить и вежливо объяснил им, что всё происходящее записано на плёнку с разных сторон тремя операторами, и уже очень скоро их позовут в советский МИД, где они могут посмотреть все три серии снятого шедевра. После этого дипломаты затихли, а Михаил, Генрих и оперативники отправились в Москву, прихватив с собой совершенно ошалевшего Деева. Через два дня после проведённой операции Пелагею Дмитриевну, Михаила и Генриха пригласил к себе председатель КГБ, попросив прийти в новенькой парадной офицерской форме, которую он за день перед этим передал им с курьером. Когда они вошли в его кабинет, председатель встретил их у дверей и тут же, не предлагая сесть, обратился к детективам с торжественной речью. – Не могу выразить, насколько я вам благодарен за вашу помощь в раскрытии дела. В общем, отныне я ваш самый большой друг и вы можете обращаться ко мне с любыми просьбами в любое время дня и ночи. Кроме того, вам, Михаил, и вам, Генрих, за прекрасно проведённую операцию, присвоено уже навсегда звание капитанов КГБ. Поздравляю. – Председатель пожал Генриху и Михаилу руки. – И ещё, все трое вы награждаетесь Орденами Красной Звезды. – С этими словами он достал три красные сафьяновые коробочки и вручил их сыщикам.