По пути в Намул Нико старался не высовываться. Он экономил деньги и питался скудно, как большинство бедняков на борту. Одежда заметно истрепалась и уже не выглядела дорого. Взгляд юноши из дерзкого сделался спокойным. Теперь его выделяло только лицо, поэтому большую часть времени Нико закрывался капюшоном. Спустя половину трида корабль оказался в порту Намула. Нико сошёл с трапа в городе со смешным названием Унья-Панья. Он долго искал судно, чтобы попасть на Большую косу. Большинство держало путь в Соаху, и только роскошный торговый галеон «Павлин» должен был вскоре отчалить к северному архипелагу. Первым делом Нико снял комнату в гостевом доме и хорошенько отмылся. Одежда нуждалась в стирке и починке, так что пришлось потратить лишнюю монету и отдать вещи хозяйке. Неприятная на лицо, но чистоплотная и охочая до денег, она шустро заштопала и вычистила плащ, штаны и рубашку Нико, пока тот сидел в комнате, с грустью отсчитывая плату за жильё, еду и место на галеоне. Выходило накладно до неприличия, поэтому в первый же вечер юноша отправился в крупную питейную, где непременно играли в азартные игры. Вечерний Унья-Панья порадовал тёплым ветром. Нико шёл по центральной улице, сунув руки в карманы плаща и разглядывая гроздья цветных фонариков, крепившихся к каждому дому. Они до боли напоминали о Такаламе и его рассказах про страну вина и вересковых пустошей. Народу на улицах тьма. Всюду песни и пляски. Нико прошёл мимо чайной лавки, вдыхая ароматные запахи, столкнулся с резвым пареньком на углу и едва не оказался обворован. Но не тут-то было. Тавар научил беречь кошелёк. Спиртное в Унья-Панье любили. Питейная была громадная, в два этажа, выстроенная из дорогого белого кирпича. На окнах резные решётки. Стены сплошь увиты цветущими лианами. Сюда стекалось большинство зажиточных моряков и торговцев. Остальные предпочитали заведения поскромнее. Нико вошёл в питейную в разгар представления, и на него никто не обратил внимания. Зал был светлый, просторный, со множеством столов, выкрашенных белой краской, небольшими ковриками соломенного цвета, вощёными полами и маленькой сценой в дальнем углу, где собралась толпа народа. Нико не сдержал любопытства и подошёл. По сцене расхаживала низенькая девчонка, ярко размалёванная, одетая в нелепый красный кафтан. Длинные рыжие волосы были заплетены в множество косичек. Девчонка прикрывала лицо рукавом так, что видны были только подведённые сурьмой глаза и толстые брови. — А я ему и говорю: «Охо-хо! Я дева неприступная! Никак ты меня не соблазнишь!». А он мне и говорит: «А ты высунь ножку до коленочки, а я тебе за это монетки на неё положу. Одна к другой!». Зрители рассмеялись, и Нико тоже. Он понимал ноойский, но веселил не смысл слов, а то, как девчонка вмиг поменяла елейный голосок на грубый бас и до кучи прилепила к лицу бумажную маску с выпученными глазами. — Ну и высуну я до коленочки, а дальше-то что? Не соблазнишь ты меня! — прощебетала неприступная дева, медленно приподнимая подол кафтана. — А ты больше высовывай, милая! — проревела маска. — Ты смотри, сколько у меня монет! Вот и ещё одну, и ещё одну положу тебе. А ты задирай платьишко! Так и доберусь я до сокровенного! — Ах ты противный! — вплеснула руками девица. — Думаешь, я такая дешёвка? Ты ребром друг к другу их ставь, а не плашмя! Так в пять раз больше уместится! Зал взорвался хохотом. Девчонка раскланялась во все стороны, открыв лицо. Только теперь стало ясно, что это мальчишка. Нико послушал ещё две или три шутки. Потом стал выискивать игроков в го. Они собрались за дальним столом и не обращали внимания на представление. Юноша с неудовольствием отметил, что все четверо седовласые старики. Богато одетые, с надменными физиономиями. Подступиться к ним оказалось не так-то легко. — Добрый вечер, почтенные. Примете ли в игру ещё одного? — спросил Нико, про себя кривясь от необходимости проявлять уважение. На него глянули неодобрительно. Оценивающе. Потом самый старый, с бородой до пояса, прошепелявил: — У нас достаточно игроков. Нико отошёл от стола с раздражением и сел за соседний. Подскочила шустрая разносчица. Принесла кружку вина, хотя он и не просил. Видно, тут так принято. — Мне ещё хлеба с сыром. — Как скажете, господин. Юноша мысленно попрощался с деньгами и сделал глоток. Мальчишка в красном кафтане взял перерыв, чтобы промочить горло. Он спустился со сцены и, оглядев цепким взглядом залу, вперился в Нико. Юноше стало не по себе, когда рыжее недоразумение плюхнулось на соседний стул. — А я запашок-то чууую! — сказал мальчишка, втянув воздух широкими ноздрями. — Какой ещё запашок? — нахмурился Нико. — Так и знал! — паренёк хлопнул в ладоши, подпрыгнув. — Не местный ты! Я не местных сразу чую! Чей это говор у тебя? С Соаху что ли? — Допустим. — У-у-у, парень! Неспроста мы знакомство свели! Меня Косичкой кличут! А тебя как? — Не помню, чтобы я знакомиться с тобой хотел. — Ох ты важный какой! Мальчишка встал, начал кривляться и передразнивать неприятным голосом: — Я такой важный! Такой весь важный соахиец! Это привлекало лишнее внимание. — Сядь уже! Меня зовут Нико. — Другое дело! — оживился мальчишка, хватая принесённый разносчицей бокал. — Спасибо, милая! Твоя грудь мне подмигнула, дашь потрогать? — Молоко под носом подотри, — фыркнула девица, одарив Нико многозначительной улыбкой. — Ишь, как глазами стреляет, — недовольно сощурился мальчишка. — Ты на рост не смотри! Ты в штанах смотри! Там тебе мало не покажется! Нико поперхнулся хлебом и захохотал. — Ладно, плевать на девок, — отмахнулся Косичка. — Я к тебе по другому делу подсел. — И по какому же? — Я истории собираю интересные. Какие ты соахские шуточки знаешь? Или песни? Или стихи? Нико ухмыльнулся. — А ты клади на меня монетки, начиная с сапог. Когда до рта дойдёшь, он и раскроется. Шутку тебе расскажет. — Жаба ты соахская! — рассердился мальчишка. — Я серьёзно говорю! — Я тоже серьёзно. Что мне с этого будет? — Мяса тебе куплю и кувшин вина. Пойдёт? Нико готов был согласиться, но тут у игроков в го освободилось место, и юношу пригласили к столу. Глава 18 Могильный лес Догадка четвёртая: в мире есть ещё одна цель. Шестая. Но никто не догадывается о ней, потому как дети с такой особенностью не рождаются в чернодни. Они не похожи на угрюмый люд, которым полнится Сетерра, хотя не имеют ни телесных уродств, ни умственных странностей, навязанных чёрным солнцем. Эти люди смешливы, азартны, они врут напропалую, но так заманчиво, что хочется верить. Они выдумывают небылицы и находят в каждом дне повод для улыбки. Встретив однажды подобного человека, я был поражён до глубины души. И мне захотелось остаться с ним надолго, чтобы питаться лучистой энергией и жить внутри рассказанных им историй. Для себя я назвал его Цель радостью. Увы, даже это чувство теперь на грани вырождения. Я боюсь, что седьмым станет любовь. И тогда люди отринут семью — последнее, чем дышит и живёт Сетерра. (Из книги «Племя чёрного солнца» отшельника Такалама) (Материк Намул, Царство Семи Гор, местность близ г. Папария. 12-й трид, 1019 г. от р. ч. с.) Нет, это он сделал зря. Честное слово, зря. Не надо было туда лезть. Теперь Липкуд по прозвищу Косичка сидел по пояс в грязи и не мог даже придумать толковый ругательный стишок, чтобы сгладить досаду. Браниться как все он не любил. Человеку высокого духа такое не положено. И хотя публика собралась неважная: пара лягушек да комариный рой, Липкуд не терял гордого выражения лица. Он был певун, рассказчик и выдумщик, а потому считал себя на голову выше других. Теперь, когда его чудный наряд оказался вывалян в болотной жиже, а яркие круги на щеках и под глазами размазались, харизмы здорово поубавилось. Но Липкуд не потерял бы веры в себя, даже расхаживая голышом. — Чего ты пучишься, страшилище зелёное?! Он с трудом встал, волоча широкие рукава, заполненные жижей. Ноги казались неподъёмными. Вонь стояла такая, что слезились глаза. Лягушка квакнула. — Ха! Ты вызываешь меня на бой, чудовище? Липкуд, пыхтя, вытащил из трясины гнилую палку и, воинственно потрясая ей, так что капли летели во все стороны, стал приближаться к врагу. Лягушка посмотрела-посмотрела на дурачка, да и попрыгала куда подальше. — Стой! А ну стой! Я же ещё не придумал песню! Тьфу! Ну и улепётывай себе! А я всем расскажу, какая ты страшила! Липкуд воодушевился, подбоченился и принялся вещать: Зеленючая, да страшнючая Вдруг как выскочила! Глаза выпучила! А у мя был меч! Сто голов отсечь Мог за взмах один! Знатный господин