Часть 34 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мне его отдал… потому что я… нахал.
Нет.
Потому что я хотел.
Нет, не пойдёт.
Я его… Я его спасал! Вот, точно!
Даже не думая выбираться из болота, Липкуд продолжил сочинять балладу о великом сражении.
Последние два тридня он держал путь в Папарию — город вишнёвого вина и разноцветья питейных домов. Сегодня к вечеру должен был добраться, но решил сократить дорогу, и вляпался по самое не хочу. Кто же знал, что эта деревянная рухлядь под ногами не выдержит даже пушинку вроде Косички. Он и весил-то всего ничего. Ни ростом, ни пузом похвастаться не мог. Шёл себе спокойно, песни распевал, и тут вдруг провалился.
Могильный лес — место неприятное. Сколько лосей тут подохло, одному небу ведомо. А на первый взгляд и не скажешь. Особенно днём, когда яркая зелень бьёт в глаза со всех сторон. Кругом блестит затянутая ряской топь, играют глянцем растения с крупными, сочными листьями. Только в этой части Намула росли такие гигантские папоротники. А вот деревья были тоненькие, доверху облепленные мхом. Меж островками с твёрдой почвой лежали наполовину утопшие, белые, точно кости, останки берёз. По ним-то Липкуд и хотел добраться до конца болота. Поначалу всё шло гладко, он ловко балансировал на узких стволах, пока не попался тот самый. И ведь шкура на нём была целёхонька! А внутри, оказалось, одна труха. Надо было хоть палкой проверять, но Липкуд задумался, замечтался, взялся комаров считать. Вот и вышло сыро, липко да ещё вонюче. Ладно хоть место оказалось неглубокое. Что ни говори, а тонуть Косичка не любил. Даже ради сочинения самых страшных историй.
В Могильном лесу без того ужасов хватало. Одно дело эти лоси. Ну, заплутали, бедняги, так и лежат себе спокойно, никому не мешают. А вот люди, даже померев, умудряются другим покоя не давать. Ходят и стращают прохожих. Из-за них дорогу и забросили, ну и потому, что у пары человек от местной жижи по телу пошли жуткие болячки. Так с ними затмению и отдали. Ясное дело, и проклятый шаман внёс свою лепту. Говорят, он сам где-то тут утопился. Чтобы его кости никуда не делись, и он потом переродился из них.
Призраков Липкуд отродясь не видел, да и день в разгаре стоял, когда он только ступил в торфяное царство. Вот и надумал дальше идти. Теперь уже вечерело. Сумерки нагоняли жути, и Косичка решил мёртвых своим пением не раздражать. Только попробовал выбраться, глядь, а слева кто-то белый стоит! Липкуд так и сел. Чвокнула под ним жижа. Шумная птица перелетела с ветки на ветку.
— Изыди! — рыкнул Косичка грубым страшным голосом и обрадовался, что не потерял дар речи.
С таким, как у него, талантом и мёртвого можно испугать. Привидение никуда не делось. Стояло, глазами хлопало.
— Ты кто?
— Не знаю.
Липкуд пригляделся. Перед ним стояла девочка в светлом балахоне наподобие ночной рубашки. Босая, простоволосая. И вся белая. Волосы будто инеем покрытые. На лице ни кровинки. Самый настоящий призрак.
— Имя своё забыла что ли?
Девочке было лет десять на вид. Она топталась на краю островка, к которому припадала злополучная гнилая берёза, и смотрела на Липкуда льдисто-серыми глазами без живой искорки.
— У меня нет имени.
— Дура совсем?
— Меня никак не назвали.
Липкуд заметил, что она дрожит от холода. В голову ударила догадка — призраки, ведь, не мёрзнут.
— Погоди, а ты живая?
Девочка задумалась, потом кивнула.
— А как тут оказалась?
— За тобой шла.
— Зачем это?
— Ты мне понравился. У тебя всё такое яркое. И ленточки в волосах. Я тоже хочу ленточку. Всего одну.
Липкуд открыл рот. Закрыл. Подумал немного.
— Ладно, дам я тебе одну, только ты мне помоги отсюда вылезти!
— А как?
— На вот, держи и тяни изо всех сил!
Косичка сунул ей ту самую палку, которой недавно собирался побороть лягушку. Девочка без раздумий вцепилась в неё, пачкая ладони, но вытащить Липкуда не смогла — слишком скользко.
— Ты в рукавом оберни, вот так, и тяни. Так лучше будет.
Она послушалась.
— А теперь давай назад! Отходи!
Ближе к берегу топь становилась глубже. Косичка ушёл в неё по пояс и вряд ли выбрался бы сам. Безымянная пыжилась и кряхтела. Силёнок у неё было мало, но Липкуду и это помогло. Особенно он радовался, что сумел вылезти, не отставив в дар болоту свой распрекрасный кафтан с рукавами, черпавшими грязь сродни ковшам.
Косичка распростёрся на мятой траве и не успел отдышаться, как девочка протянула грязную ладонь.
— Хочу голубую.
— Дай хоть дух перевести, вот настырная!
Безымянная поджала губы. Липкуд подумал, что она всё-таки может оказаться призраком, а с мёртвыми лучше не спорить.
— Которую тебе? Тут голубых куча.
— Вот эту.
Липкуд отёр руки о сухую часть кафтана, выловил нужную косичку и расплёл. Лента была кривая, местами мохрилась, но имела приятный, лазурный цвет.
Получив обещанное, девочка долго молчала. Потом улыбнулась. Едва заметно, уголками губ. Она прижала ленту к груди и стояла неподвижно. Только плечики подрагивали от холода.
— Её звали Элла, — пробормотал Липкуд, скосив глаза на волнистую рыжую прядь. — Ох и красотка, век не забуду!
Он мечтательно причмокнул и ухмыльнулся. История, в этот миг вертевшаяся у него на языке, была рассказана уже сотню раз, но не теряла очарования. Липкуд хвастал, будто всякая девица, с которой он миловался, дарила ему ленту или отрезала от платья лоскут в знак вечной любви, а он вплетал подарок в волосы. По сему на голове Липкуда обитали все цвета радуги, а мелких косичек было не счесть.
На деле, после визита певуна в какую-нибудь деревню, каждая третья селянка, собирая вещи с бельевой верёвки, ругала на чём свет стоит болвана, подрезавшего подол её юбки или утянувшего корсетный шнурок. Косичка сроду не пользовался успехом у женщин, но щёки от их дальнобойной брани горели так, что ягоды на румяна можно было не давить.
— Да-а, уделал, так уделал, — присвистнул он, оглядев кафтан. — Ох, а несёт-то как от меня! Воняю похлеще отхожего места, а?
— Не знаю, — тихо ответила девочка.
— А ты чего такая белая?
Она пожала плечами.
— А взялась откуда?
— Из подвала.
Липкуд округлил светло-карие глаза, шмыгнул задумчиво и буркнул:
— Безымянный призрак из подвала. Любит голубые ленточки. Неплохая история получится. Сочиню на досуге, а пока надо выбраться отсюда и высохнуть. Как бы хворь не словить.
— Мне так холодно никогда не было, — пожаловалась девочка, обнимая себя за плечи.
— Да ты нежная, я смотрю, — Липкуд отёр спасительную палку о мох и осторожно ступил на соседний от трухлявого ствол. — Холодно, это когда волосы в носу слипаются. А всё остальное — так себе, жить можно.
Берёза позади опасно скрипнула.
— Эй! Куда пошла? А ну стой там!
— Я с тобой хочу.
— Ишь чего! Иди в свой подвал, нечего ко мне приставать.
Девочка осталась топтаться на островке.
— Погоди ка, — Косичка обернулся. — А ты часом не порченая?
— Это как?
— Ну, с Целью.
— Не знаю.
Липкуд снова принялся простукивать берёзу, бормоча под нос:
— Вот же бестолковая. Так бы хоть продал кому-нибудь. Имени нету, ничего не знает. Точно призрак.