Я никогда не забуду первое испытание, должное определить, есть ли во мне дух прималя. Ничего более страшного и неприятного я до того не испытывал. Тем обидней оказалось заключение наставника — проблески моего таланта оказались слабы, едва уловимы. И всё же я не отказался от пути прималя. Мне не давала покоя мысль, что таковыми могут стать и порченые, и простые люди. Быть может, пастыри пепла — связующая нить для тех и других. (Из книги «Летопись прималя» отшельника Такалама) (Воды Медвежьего моря близ г. Еванда, корабль «Павлин», 12-й трид 1019 г. от р. ч. с.) Нико не мог выбраться из Унья-Паньи долгую половину трида. Море штормило каждый день. Ливни обрушились на Намул, точно проклятье. Бешеный ветер срывал фонарики и палатки. Улицы блестели от воды и битого стекла. И вот, наконец, прояснилось. Всюду люди. Суетливые, кричащие. Матросы в желтоватой одежде из просмолённой ткани, шумные торговцы — любители азартных споров, мальчишки, не отводящие глаз от клеток с диковинными птицами и зверями. И хотя среди них у Нико не было ни одного знакомца, кроме толстогубого Намада, похожего на раздутую рыбу, он чувствовал себя здесь гораздо уютнее, чем среди аборигенов Таасских островов и вечно весёлых жителей Намула. На рассвете, незадолго до прибытия в порт Валаара, Нико стоял на палубе и рассасывал лекарство от тошноты. Среди стёртых в порошок растений получалось распробовать мяту, кисло-солёные водоросли и незнакомую пряность. Нико каждое утро съедал по щепотке и ругал себя, что в прошлый раз, разозлившись на родительницу, отказался прихватить мешочек, да так и промучился всё путешествие. Теперь, получив от Намада маленький подарок, он был от души благодарен. Туман медленно, неохотно растворялся в дневном свете. На горизонте появилась полоса белых скал. Точно громады айсбергов они нависали над мутными серо-синими водами Медвежьего моря. Кое-где на ломаных вершинах бурела трава. Нико вглядывался в горизонт с волнением и тревогой. Сотни историй о Большой косе он слышал из уст Такалама. И всё же красноречие прималя сильно уступало реальности. В памяти сами собой появились строки из песни о Большой косе: Иду к тебе по водам тёмным. Лечу холодным, влажным ветром. С тревогой, в сердце затаённой, Вдыхаю хмарь угрюмых кедров. Я помню, помню твои степи. Где волны трав, как волны моря. И где тела из праха лепят, И топят в нём детей, как горе. Валаар — остров меловых скал и вулканов, медленно, неохотно распахивался перед Нико. Земля туманов и пустынь. Загадочный лоскут суши, полный тайн, омытый круговертью холодных течений. Он был так близко, что Нико не верил собственным глазам. Проходивший неподалёку Намад растянул толстые губы в улыбке. Тучный и круглый, он был одет в коричневый халат с узором из вертикальных линий, перетянутый серебристым поясом. Нико едва сдержал смех, увидев торговца пряностями. В таком наряде Намад выглядел, как пузатая бочка, стянутая железным кольцом. Торговец вынул из-за пазухи трубку и мешочек с ароматным табаком. Сладко закурил, зажмурился. — Вот и прибудем скоро, — протянул он. — Скажи-ка, Намад, — задумчиво произнёс Нико. — Что ты знаешь о Валааре? Торговец помолчал немного. Выпустил кольцо дыма. — Из приятного там отменная икра и горячие источники. Из неприятного — всё остальное. — Так плохо? — По сравнению с Соаху это империя нищих. Впрочем, как и большинство земель в мире. Чем холоднее, юноша, тем злее народ. Я слышал, на Большой косе у каждого в доме есть комната, забитая дровами и углём. Целая комната! И всё ради того, чтобы пережить зиму. Так скоро и леса у бедняг не останется. Будут закупать из Намула. И торф, и дрова. — Мы и сами закупаем, — пожал плечами Нико. — Потому что щадим своё. Да и нет у нас болот. А закупаем понемногу. Рыбку на угольках поджарить, купаленку подтопить, закоптить мяско. А они огнём холодную смерть гонят. Это, юноша, не так-то просто. — Дашь мне какой-нибудь совет? Торговец нахмурился, вынул трубку изо рта. — Не улыбайся. У них не принято улыбаться. Все там ходят мрачные, как будто завтра пеплом обратятся. Странный народ. Угрюмый. Если устанешь от этих рож — наведайся в Сливовые источники, вот там девочки весёлые! Мигом хворь с тебя снимут. Намад хитро подмигнул и оставил собеседника в одиночестве. Стараниями Такалама, Нико знал язык северян достаточно хорошо. Говорил, конечно, с акцентом, но это его не тревожило. Лучше так, нежели нанимать кого-то. Такалам шутил, что у девяти из десяти местных переводчиков познания в воровстве гораздо глубже, чем в соахском. По этой причине он однажды лишился кошелька. И попал бы впросак ещё восемь раз, не обладай правдолюбием. У Нико столь полезного проклятия не имелось. Да и денег было не особенно много. Кто знает, какие расценки у местных прималей. Искать их, бродя по дорогам Валаара, юноша не собирался, а спрашивать у местных было нельзя. Про прималей вообще не стоило заговаривать. Ни с кем. Такалам едва не погиб из-за этого, когда впервые вернулся на родину. Пастыри пепла не строили домов, редко ночевали под крышей. Их почти невозможно было застать дважды в одном и том же селении. Но, как известно, примали не обходили стороной постоялые дворы, винные дома и закусочные на перекрёстках. В одно из таких заведений Нико и направился по прибытии в порт. Собрав воедино советы Тавара, Такалама и Намада, он переоделся в простую, тёплую одежду, какую сейчас носило большинство валаарцев: кожаные ботинки на толстой подошве, плотные штаны тёмно-зелёного цвета, приятную телу шёлковую рубаху, поверх ещё одну — шерстяную, на пояс широкий ремень для оружия, дальше куртку со множеством ремешков и карманов, подбитую мехом. Наряд довершал плащ из грубой, коричневой ткани, спасавший от дождя и косых взглядов. Ветер дул с севера, подгоняя хмурые облака. Нико сошёл с трапа и надвинул капюшон. Старая пристань, провонявшая водорослями и тухлой рыбой, всё ещё дремала. Покачивались на волнах и бились друг о друга просмолёнными боками лодчонки. Выгружали товар вялые матросы. Усталые рыбаки сматывали сети и несли утренний улов, кто к домашнему столу, а кто на продажу. Всё кругом серое, тихое и блёклое. Даже на торгу люди шумели не в полную силу. В Унья-Панье было куда веселее. Нико не увидел ничего знакомого. Дома у кромки моря как на подбор низкие, невзрачные. Почти ни одного каменного. Здесь ютились те, кому не хватало денег перебраться подальше от приливов. Каждую весну нижний ярус города на несколько тридней уходил под воду. Об этом говорили забившиеся в щели стен ракушки и водоросли, гнилые основания хижин, чёрная плесень. Чем выше Нико поднимался по центральной дороге, тем приятней делалась картина. Вдали от губительных волн встречалось всё больше добротных зданий в два, а то и в три этажа. Грязные тропки сменились мощёными улицами, где чаще попадались вывески. Одна привлекла внимание Нико и заставила улыбнуться. Ярким красным пятном горели в сумраке сонной улицы слова: «Закусильня и выпивальня». А внизу мелкими буквами приписка: «Уйдёшь сыт, пьян и жив, даже если приходил мёртвым». Здание оказалось маленьким, зажатым между высокими, деревянными домами. Нижний этаж «закусильни» был сложен из кирпича и побелен. Второй сбит из досок. Наверху имелось подобие балкона, а внизу чисто выметенные ступени, отвратительно скрипучие, дававшие хозяину возможность тут же узнать о госте. Дверь распахнулась, не успел Нико потянуться к ручке. — Приветствую! — неожиданно бодро выпалил усатый мужичок и потянул юношу внутрь. Нико с неохотой снял капюшон и огляделся. Помещение было небольшое, чуть задымлённое, уютное. — Пива, вина? — угодливо спросил хозяин. — Сытный завтрак, — бросил Нико, оглядев пустые столы. Глупо было думать, что с утра пораньше в первой попавшейся «закусильне» его будет ждать прималь. Ни в ближнем, ни в дальнем зале, не нашлось ни души. Нико ел в одиночестве и внутренне благодарил хозяина за отсутствие расспросов. В Унья-Панье юношу так замучили болтовнёй, что он большую часть времени провёл на корабле, почти не выходя в город. Здесь всё было иначе. Не смотря на приветливость, мужичок оказался молчаливым. Нико безо всякой пользы скитался по городу весь день. Он обошёл большинство улиц Еванды — в общем-то не самого маленького города Валаара, но из питейных домов не нашёл ничего крупнее «закусильни». Чернодень он коротал в плохо протопленной комнатушке на втором этаже. Здесь имелась только прибитая к стене деревянная полка с соломенной подушкой и пыльный камин. В день выдавалась одна свеча. Ещё в плату входил скромный обед. Нико решил экономить на завтраках и ужинах, и заметил, что хозяин выказывает любезность всё реже. Другие пленники затмения вечером спустились вниз — потянуть бокальчик пива, пока в топке горел огонь и можно было разглядеть хоть что-то, кроме темноты. Нико не решился составить им компанию. Он чувствовал странную робость, которой прежде за собой не замечал. Ничего не менялось вплоть до последней четверти трида. Очередным вечером, вернувшись с холодной прогулки, Нико порадовал хозяина требованием сытного ужина и бокала горячительного. Юноша сел за свободный стол и стал ждать, привычно оглядывая постояльцев. Лица в основном были те же. Нико решил завтра же отправиться в столицу. Он оттягивал до последнего, думая, что в портовом городе всегда полно пришлых. На деле, почти никто не оставался здесь дольше, чем на сутки. Все спешили к Рахме, а Нико притягивала близость порта, откуда в любой день можно было отправиться домой, к берегам тёплого, приветливого Террая. Путь в глубины Большой косы отдалял его от Соаху, и это угнетало. Мир за пределами дворца оказался куда страшнее, чем рассказывал Такалам. Старик хотя бы знал, кому верить. Нико горько смеялся над прежней уверенностью, пылкими словами укора Седьмому, храбростью, которую дарила защита наёмников и советы учителей. Теперь он чувствовал себя жалким и несчастным. Не знал, как подступиться к людям. Где искать наставника. Чем зарабатывать деньги. Не стыдись он собственной слабости, давно сидел бы на мягких подушках в комнате и слушал щебет молодой жены. В безопасной, сытой скуке. Хлопнула входная дверь. Нико глянул на очередного посетителя, да так и застыл. Это был высокий мужчина. Нестарый, но полностью седой. Сальные лохмы до плеч, грязная, пыльная одежда в заплатках и мешок за плечами ясно давали понять, что он долгое время провёл в пути. Именно таким Нико представлял скитальца-прималя. Высыпав на прилавок горсть мелких монет и сказав что-то хозяину, мужчина сел за дальний стол. С его приходом поутихли даже те, кому ударило в голову спиртное. Нико не сводил глаз с угрюмого постояльца. Он не заметил, как принесли ужины. Тот, что достался незнакомцу, был куда скуднее. Хозяин потчевал его вчерашней картошкой, разогретой на масле, и бокалом горячей воды. Нико дрожал от волнения. Он не мог есть, хотя вот только что был страшно голоден. Вместо этого юноша залпом выпил кружку крепкого пива и стал ждать прилива храбрости. Понемногу всё возвращалось в прежнее русло. Пьяный шум смелел, продолжались начатые разговоры. В левом углу кто-то травил байки. В правом играли на деньги. В дальней зале стучали по столам и требовали девок. Нико почувствовал, как перед глазами всё плывёт, и испугался. Как был, в одной рубахе и лёгких штанах, он выскочил наружу, в объятия стылого ветра. Прыгал с ноги на ногу, дрожа от холода — дурак дураком. Такалам бы посмеялся. Даже обидно, что старик не услышит ни один его позорный рассказ. Вернувшись, Нико обнаружил свою тарелку пустой. Посчитав это за знак, он прошёл к дальнему столу и сел напротив седого мужчины. Сердце норовило пробить грудную клетку. От скитальца сильно пахло потом и немытым телом. Нико с трудом подавил желание прикрыть нос. — Ты прималь? — спросил он вместо приветствия. Незнакомец глянул на юношу с молчаливым укором и продолжил ужинать. — Мне нужна помощь, — сбивчиво шепнул Нико. — Я заплачу. — Уйди-ка ты отсюда, пока худо не стало, — хрипло сказал мужчина. — А коли надо поговорить, выжди, пока я выйду, и иди следом. Да не сразу. Нико вернулся на своё место, чувствуя пристальные взгляды в спину. Ему стало не по себе. Пришлось купить ещё один ужин и жевать, с трудом подавляя волнение. Прималь допил воду, поднялся и двинулся к выходу. У порога взгромоздил на плечи мешок. Хозяин проводил его брезгливым взглядом. Нико торопливо проглотил всё, что оставалось на тарелке, и пошёл следом. В первую минуту не мог ничего разглядеть в сгустившейся темноте. Быть может, прималь обманул его и ушёл? Но нет. Он стоял вдали от оконного света и ждал. Нико торопливо подошёл. — А ты ума недалёкого, сразу видно, — сказал мужчина. — Ужин свой без присмотра оставил, ещё и за мой стол подсел. Чего тебе надо? — Хочу стать прималем, — без раздумий выдал Нико. — Я буду платить тебе за учёбу. — Да ты и впрямь дурак, — вздохнул мужчина. — Все чужестранцы болваны. Откуда прибыл? — С Соаху. Я всё Медвежье море переплыл, чтобы стать прималем. — Ох и, — равнодушно отозвался мужчина. — Болван ты и есть болван. Не знаешь даже, что нельзя за такое денег предлагать. Я тебя сам выбрать должен. И учить как сына своего. — Так выбирай! Вот он я! — Экой ты шустрый. Зачем тебе в примали? Сейчас-то ты вон какой румяный, да молодой. А будешь как я. Поиграться хочешь. Сказок наслушался.