Лучан показал на ЭЭГ. В тот момент, когда Кейт прикасалась к сердцу, кривая сделала несколько отчетливых скачков. О’Рурк закрыл глаза. – Вы что, пытаете этого человека? – Нет, регистрирую его самовосстановление. – Он выдвинул ящик в одной из тележек и подал Кейт пачку фотографий, выполненных «поляроидом». Они выглядели как обычные снимки, которые делаются при вскрытии, – она видела стальную поверхность под белой плотью, – но тело имело более искромсанный вид, чем теперь. Там, где на фотографии виднелись глубокие раны, на торсе в баке остались лишь заметные шрамы. – Это снято шестнадцать дней назад, – сказал Лучан. – И на основании имеющихся данных я почти наверняка могу сказать, что процесс восстановления ускоряется. Еще две недели – и он будет в полном здравии. – Он хохотнул. – Может быть, даже станет немножко на меня сердиться. Кейт снова покачала головой. – Но возникает простой вопрос относительно массы тела… – Каждый грамм жира преобразуется, абсорбируется, реабсорбируется и направляется генетически, чтобы послужить необходимым строительным материалом там, где это нужно. – Лучан пожал плечами. – Нет, конечно, совсем целеньким он не получится, если я, допустим, отрежу ему ноги или удалю таз… перераспределение массы имеет свои ограничения… но при меньших повреждениях… voila! – Он отвесил поклон в сторону бака. – И им требуется свежая кровь, – произнесла Кейт. Она посмотрела на Лучана. – Такая же судьба ждет и Джошуа? – Нет. Ребенку делали переливания, но, когда его не было в Румынии, он не участвовал в Причастии. – В Причастии? – Это когда действительно пьют человеческую кровь, – пояснил Лучан. – Это кощунство. – Согласен. – Теневой орган, – пробормотала Кейт, добавив уже громче: – Когда они просто пьют кровь, то вирус Д разносит транскрипцию ДНК и восстановление иммунитета проходит более эффективно? – О да, – ответил Лучан. – А еще какое воздействие это оказывает? На мозг? На личность? Лучан пожал плечами. – Я не разбираюсь в последствиях психосоматических или психологических привычек. – Но эти стригои… как-нибудь меняются, когда начинают уже по-настоящему пить человеческую кровь? – Мы считаем, что да. Кейт приблизилась к осциллоскопу. Беспорядочные кривые отбрасывали зеленый отсвет на ее кожу. – Тогда я потеряла его, – прошептала она. – Они превратили его в нечто иное. – Она отвернулась и уставилась в темный угол обширного помещения. Лучан подошел ближе, поднял руку к ее плечу, но тут же убрал. – Нет, Кейт, не думаю. По-моему, они берегут Джошуа для Церемонии Посвящения. Там он впервые примет участие в Священнодействии. Отец Майкл О’Рурк саркастически хмыкнул. – Вы вдруг стали неплохо разбираться в делах стригоев. – Не больше, чем вы… священник, – отпарировал Лучан. – Вы – и францисканцы, и бенедиктинцы, и иезуиты – все наблюдаете, наблюдаете, наблюдаете… Много веков только и делаете, что наблюдаете… пока эти животные обескровливают мой народ и ведут его к пропасти. О’Рурк смотрел немигающим взглядом. Лучан отвернулся и занялся капельницей. – Ты не можешь оставить… его… здесь, – сказала Кейт, показав на бак. Лучан облизнул губы. – Есть еще люди, которые воспользуются этими данными, даже если я погибну. Даже если мы все погибнем. – Он резко повернулся к ним, сжимая кулаки. – И не волнуйтесь. Не много нас уцелело в ордене Дракона, но, даже если я умру, кто-нибудь придет сюда и сожжет этого… этого дракулу. Ни при каких обстоятельствах я не позволю ему жить и снова охотиться за нами. Ни за что. Лучан вынул из ящика большой шприц, взял им кровь прямо из шеи тела, затем возобновил подачу из капельницы. Заперев внутреннюю дверь и морг, он повел их наверх, в лабораторию. Анализ занял у него минут десять, и Кейт увидела результаты: три нормальных образца, а один – кишащий ретровирусами Д, которые атаковали представленные кровяные тельца. Оказавшись снова на улице, Кейт глубоко вдохнула и немного постояла под накрапывающим дождем, чтобы из одежды выветрился запах формальдегида и крови. – А теперь что? – спросила она, чувствуя себя вымотанной и страшно уязвимой. Ясности не прибавилось ни в чем. Лучан открыл дверцы машины, включил единственный дворник, и его ритмичное поскребывание звучало в ночи как метроном. – Кто-нибудь из нас должен понаблюдать за домом этого человека. – Он достал бумажку, которую получил от Амадди. – Дайте посмотреть, – сказал О’Рурк. Вглядевшись при тусклом свете в текст, он заморгал, а потом начал хохотать, откинувшись на спинку заднего сиденья. – В чем дело? – спросила Кейт. О’Рурк отдал бумагу и потер глаза. – Лучан, этот человек работает не в НБТ? Тот нахмурился. – Национальное бюро по туризму? Нет, конечно нет. Это очень богатый подрядчик, промышлявший на черном рынке в поисках оборудования… Его компания, которую поддерживало государство, возводила президентский дворец и еще много громадных зданий, построенных по распоряжению Чаушеску в этой части города. Но почему вы спросили? У О’Рурка был такой вид, будто он вот-вот снова рассмеется. Но он лишь потер щеку. – Его имя… Раду Фортуна. Это такой низенький человечек, смуглый, с густыми усами и щербатиной в передних зубах? – Да, – подтвердил озадаченный Лучан. – Один из нас должен круглосуточно наблюдать за его домом. – Он посмотрел на часы. – Сейчас почти одиннадцать. Я буду в первой смене. О’Рурк покачал головой. – Все поедем, – сказал он. – Посмотрим за домом, а заодно приглядим друг за другом. Лучан пожал плечами и повел «Дачию» по пустынным, блестящим от дождя улицам. Глава 26 Дом господина Раду Фортуны скрывался за высокими стенами в квартале номенклатуры в восточной части Бухареста. В таких же больших зданиях в центре уже давно размещались посольства или министерства, но здесь, в старейшей и красивейшей части города, Чаушеску и его политические наследники одарили себя и кучку избранных из номенклатуры прекрасными домами, не изменившимися еще с довоенного времени, когда правил король Кароль. – Дьявол, – буркнул Лучан, проезжая мимо огороженной территории, – можно было догадаться с самого начала по адресу. – А в чем дело? – спросила Кейт. Лучан развернулся и поехал вокруг квартала по пустынным и широким улицам. – Во времена Чаушеску здесь не разрешалось ездить никому, кроме Вождя и его приближенных из номенклатуры. Во все восемь кварталов этой секции въезд был запрещен. О’Рурк наклонился вперед. – Вы хотите сказать, что за один только проезд здесь могли арестовать? – Ну да. – Лучан погасил фары и сделал еще один круг. – Однажды осмелившись проехать здесь, вы могли впоследствии просто исчезнуть. – А что-то изменилось после смерти Чаушеску? – спросила Кейт. – Да, в некотором роде. Лучан остановился и заехал задним ходом в аллею, почти полностью закрытую низкорослыми деревьями с тяжелой, намокшей листвой и кустами, которые не подстригали уже десятки лет. Ветки скребли по бортам «Дачии», пока она не оказалась целиком в кустах. Теперь можно было увидеть лишь ее ветровое стекло, обращенное в сторону калитки и въезда в особняк Раду Фортуны. – Полиция и секуритате все еще здесь патрулируют. Не слишком здорово было бы попасть к ним в лапы, если учесть, что я наверняка занесен в их списки разыскиваемых, а у вас вообще нет никаких документов. Он задвинул «Дачию» еще глубже, и теперь они видели улицу лишь сквозь переплетение веток. Вскоре дождь перестал, но капли с деревьев веток продолжали с не меньшим шумом падать на крышу и капот. В машине стало холодать. Стекла запотели, и Лучану пришлось вытирать ветровое стекло носовым платком. Около полуночи по улице медленно проехала полицейская машина. Когда она исчезла из виду, Лучан извлек из-под сиденья большой термос с горячим чаем. – Прошу прощения, чашка только одна, – сказал он, подавая Кейт крышку от термоса. – Придется нам, отец О’Рурк, пить прямо из горла. Кейт склонилась над горячей чашкой, пытаясь остановить дрожь. После того как О’Рурк разоблачил Лучана, она потеряла почву под ногами. Теперь она не знала, кому и чему верить. Лучан, кажется, говорил, что О’Рурк является участником некоего заговора, связанного со стригоями. У нее уже не осталось сил, чтобы спрашивать их о чем-нибудь. Джошуа! Все ее мысли были только о сыне. Крепко зажмурившись, Кейт вспомнила его лицо, его запах, ощущение легкого прикосновения его шелковистых волосиков к щеке.