Она открыла глаза. – Лучан, расскажи-ка какой-нибудь анекдот про вашего Вождя. Студент передал термос О’Рурку. – Вы не слышали про то, как наш рай для трудящихся посещала Брижит Бардо? Кейт покачала головой. Было очень холодно. Отблеск уличного освещения играл на колючей проволоке, опутывающей стену. Снова начался дождь. – У нашего Вождя была личная встреча с Бардо, и он потерял голову с первого взгляда, – начал Лучан. – Ну, вы видели последние снимки миссис Чаушеску, так что сами понимаете. В общем, начал он ее обхаживать, чтобы произвести впечатление. «Я здесь всем руковожу, – говорит он. – Я могу все, чего только ни пожелает мадемуазель». – «Ладно, – отвечает Бардо. – Тогда откройте границы». Некоторое время Чаушеску не мог… как это у вас говорится… не мог врубиться. Но потом он взял себя в руки и улыбнулся ей своей жуткой улыбкой. «Ага, – говорит он заговорщическим тоном. – Я знаю, чего вы хотите, – и подмигивает ей. – Вы хотите, чтобы мы остались одни». Лучан взял термос из рук О’Рурка и глотнул чаю. Священник сзади закашлялся. Кейт подумала, не болит ли его раненая нога такими холодными, сырыми ночами. Она ни разу не слышала, чтобы О’Рурк жаловался, даже если хромал очень заметно. – Несколько лет назад, когда произошел взрыв в Чернобыле, я был в Чехословакии, – сказал О’Рурк. – Насчет Чернобыля у вас есть какие-нибудь шутки? Лучан пожал плечами. – Конечно. Мы шутим над всем, что пугает нас до смерти или вышибает слезы. А у вас как? – Вроде определения НАСА, которое появилось после катастрофы с «Челленджером» в том же восемьдесят шестом году, – сказала Кейт. – Вот… Нужны Ачередные Семь Астронавтов. Никто не засмеялся. Они трепались не для того, чтобы развлечь друг друга. – В Чехословакии, – заговорил О’Рурк, – была в ходу шуточка насчет того, что в СССР после Чернобыля появился новый гимн: «Pec nаm spadla, pec nаm spadla…» – «Наша печка развалилась, наша печка развалилась». – После некоторого молчания священник добавил: – Это из народной песни. – А у нас после Чернобыля, – сказал Лучан, – спрашивали друг друга, какие три самые короткие вещи на свете. – И какие? – спросила Кейт, допивая чай. – Румынская конституция, меню в польском ресторане и жизнь чернобыльского пожарника. Несколько минут они не разговаривали. Дождь выбивал дробь по крыше. – Как вы думаете, что будет с Горбачевым и Советским Союзом? – спросил О’Рурк у Лучана. Студент слегка хохотнул. – И то и другое уже отжило свое, но об этом еще никто не знает. Когда Горбачев вернулся после попытки переворота в августе и объявил, что все еще верит в марксизм, он расписался в собственной замшелости. – А что народ? – спросила Кейт. Лучан покачал головой. – Там нет народа, осталась лишь империя, которая никак не может призвать своих подданных к подчинению. Советский Союз уже на свалке истории, как и социалистическая Румыния. Но ни у одного организма не хватает мужества признать, что он уже покойник… носферату. – Он побарабанил пальцами по приборной доске. – Однако в России есть Ельцин, а он человек честолюбивый… очень честолюбивый. В его глазах я вижу блеск, который напоминает мне о нашем бывшем Вожде. Ельцин использует российский суверенитет, чтобы развалить СССР к следующей весне. – Так скоро? – сказала Кейт. – Возможно, даже быстрее. Я не удивлюсь, если СССР официально прекратит существование уже к Новому году. – Но что, если Горбачев… – начал О’Рурк. Лучан поднял руку, призвав к тишине, потом наклонился вперед и протер запотевшее стекло. Ворота с электроприводом на участке Фортуны начали открываться. Кейт поглубже вжалась в сиденье, одновременно вполне отдавая себе отчет, что прятаться глупо. Из ворот выехал черный «Мерседес», повернул налево, скользнув фарами по «Дачии», и скрылся из виду. – Это он? – спросила Кейт. Лучан пожал плечами, завел машину с трех попыток, сопровождавшихся скрежещущими звуками, и тронулся с места. «Дачия» дребезжала и скрипела, пока Лучан, так и не включив фары, разгонял ее до сорока или пятидесяти миль. Они выехали на улицу Галац и кварталах в трех впереди увидели габаритные огни «Мерседеса». Вдавив педаль газа до пола, Лучан налег на баранку. «Дачия» взвыла еще жалобней, но исправно дребезжала и тарахтела, двигаясь по пустынной улице. – Гони за той машиной, – прошептала Кейт. Они следовали за «Мерседесом» в северном направлении по улице Галац, смешавшись с немногочисленными полуночными машинами – в основном грузовиками, поворачивавшими на запад, – затем по бульвару Илие Пинтилие и чуть не упустили его на кольцевой развязке площади Виктории. Лучан безошибочно догадался, что машина свернула на север, на шоссе Кисилева, и вскоре, после нескольких мгновений мучительного напряжения, они снова увидели «Мерседес», который, разбрызгивая воду, пролетел через перекресток в двух кварталах от них. Лучан раскочегарил «Дачию» почти до девяноста километров в час, что позволило сократить дистанцию вдвое, после чего сбросил газ, чтобы держать ее на том же уровне. По бульвару ехали еще несколько грузовиков и легковушек, которые тоже не обращали внимания на установленные ограничения, поэтому Лучан не опасался, что их заметят. Выбравшись на шоссе Бухарест – Плоешти, они проскочили обсаженные деревьями городские районы, миновали громадные здания и памятники, темные и молчаливые во тьме, после чего выехали за город, где по обе стороны от дороги мелькали только поля. Поворот к аэропорту Отопени «Мерседес» проскочил, не замедляя хода, но Лучан сбросил скорость до шестидесяти километров, заметив вдоль дороги к международному аэропорту ставшие уже привычными полицейские и военные машины. За Отопени он снова набрал скорость, оставив между «Дачией» и «Мерседесом» лишь один грузовик. – Мы даже не знаем, сидит ли в этой машине Раду Фортуна, – подал голос О’Рурк с заднего сиденья. – Откуда вы знаете это имя? – спросила Кейт. – И над чем вы смеялись? Священник рассказал о поездке двухгодичной давности с «оценочной командой» миллиардера Вернора Дикона Трента. Лучан чуть не съехал с дороги. – Здесь был Вернор Дикон Трент? – голос у него дрожал. – Возможно, он и сейчас здесь, – сказал О’Рурк. – Его фонд и корпорация объявили о болезни своего главы через несколько недель после того, как мы все вернулись. До сегодняшнего дня никто не знает, где он и в каком состоянии. Он что-то вроде Говарда Хьюза девяностых годов. Лучан покачал головой. Единственная щетка стеклоочистителя ритмично ходила по ветровому стеклу. – Вернор Дикон Трент не Говард Хьюз, – сдержанно сказал он. – А каким образом Раду Фортуна связан с мистером Трентом? О’Рурк рассказал о самоуверенном гиде от НБТ, сопровождавшем их в той эксцентричной поездке. Лучан иронически усмехнулся. – Я подозреваю, что Трент с Фортуной изрядно позабавились, глядя на вас. Кейт отвернулась от забрызганного дождем лобового стекла и темных полей. – Так ты говоришь, что Вернор Дикон Трент может быть стригоем? Лучан молчал довольно долго. – Орден считает, что Трент является одним из первых членов Семьи, – наконец ответил он. – Возможно, даже самим Отцом. – Отцом? – переспросила Кейт, но в этот самый момент «Мерседес» свернул с шоссе на боковую дорогу. – Дерьмо, – ругнулся Лучан. Он проехал поворот вслед за грузовиком, сбросил газ, нашел место пошире и развернулся. Габариты «Мерседеса» почти уже растаяли в темноте, когда «Дачия» затряслась по ухабистому проселку. Они проехали мимо деревенских домишек и приземистых многоэтажек по левой стороне. Нигде не было видно ни огонька. Кейт посмотрела на спидометр. От Бухареста они отъехали километров на тридцать пять. – Кажется, я знаю, куда они едут, – произнес Лучан. При въезде в следующую деревушку Кейт увидела указатель: Снагов. – Я читала про это место, – объявила она. На развилке в центре деревни «Мерседес» свернул направо и снова прибавил ходу. Лучан выключил фары, стараясь не отстать. Из-за темноты и дождя разбитой дороги почти не было видно. – Мы их потеряем, – заметил О’Рурк, когда габаритные огни скрылись за поворотом. Лучан покачал головой. Примерно через милю они увидели слева от себя фары преследуемой машины, свернувшей на еще более узкую дорожку. Лучан медленно подъехал к повороту. – Быстрей! – воскликнула Кейт, когда «Мерседес» стал удаляться. – Нельзя, – ответил Лучан. – Это частная дорога. Видишь пост? Теперь, когда «Мерседес» остановился, Кейт тоже разглядела ворота, рядом с которыми стояли несколько автомобилей. Ненадолго вспыхнул фонарик, будто кто-то проверял личность водителя «Мерседеса» и его пассажиров. Кейт различила огни большого дома – примерно в четверти мили от поста. – Черт бы их побрал, – выдохнула она. – А как-нибудь еще можно подобраться к тому дому? Лучан побарабанил пальцами по рулю. – Не думаю, что дом – их конечная цель, – проговорил он, как бы рассуждая вслух. Внезапно далеко позади показались огни еще одной машины. – Дьявол! Чтоб им пусто было! – воскликнул Лучан. По-прежнему с выключенными фарами, он погнал вперед по дороге. «Дачия» взвизгивала на поворотах и подскакивала на невесть откуда взявшихся рытвинах. Через некоторое время огни позади пропали и вокруг высился сплошной лес. – Я хочу вернуться, – сказала Кейт. Сердце у нее колотилось от отчаяния и гнева. – Если есть хоть малейший шанс, что Джошуа в том доме, я хочу туда вернуться, даже если придется идти пешком через поле. – То место находится на озере, – сказал Лучан, не снижая скорости. – Я знаю другую дорогу. Они проехали еще милю-другую вдоль железнодорожного полотна. Машины больше не попадались, и, по мере того как «Дачия» удалялась от деревни, дорога становилась все хуже. В конце концов Лучан свернул на еще более узкую дорогу. Под колесами хрустел гравий и с шумом разлеталась вода из луж. Когда «дачия» вползла под свод из голых веток, покрытых дождевыми каплями, Лучан включил габаритные огни. – Что-то вроде национального лесного заповедника, – пробормотал он, сосредоточенно сдвинув брови, стараясь не заехать в какую-нибудь выбоину с водой, каждая из которых была размером с небольшое озерцо. Кончилось тем, что он чертыхнулся и включил фары.