– Майк! – крикнула она, рванувшись вперед. – Я люблю тебя! Бывшего священника втолкнули на заднее сиденье, захлопнули дверцу, и машина тронулась с места. Миновав арку, она въехала в Старый город и скрылась из виду на узкой крутой улице. Кейт так и не поняла, услышал ли ее О’Рурк. – Как трогательно, – рассмеялся Фортуна. – Прямо до слез. Кейт резко повернулась к нему: – За что вы его избили? Раду Фортуна ничего не ответил, но Ион счел возможным вмешаться. – Этот идиот священник, он иметь ненастоящий нога. Мы не знать это. Когда люди пришли за ним отвести из подвала к Отцу, идиот священник ударить Андрей и Николае через голова ногой, которую он снять. Он пытаться бежать. Николае без сознания. Андрей и трое других это не понравиться, и они ударить. Бить долго и… – Заткнись, – рявкнул Раду Фортуна, уже не улыбаясь. «Значит, Майк тоже встречался со стариком». Один из охранников открыл заднюю дверцу «Мерседеса». Кейт мысленно отметила, что, если ей все-таки удастся выбраться живой из этой передряги, она никогда не купит эту проклятую машину. – Ну что ж, счастливого пути, – пожелал Раду Фортуна, стоя у открытой дверцы, пока охранник заталкивал ее внутрь. – Куда меня везут? Кейт не понравилось, что Ион обходит вокруг машины и садится рядом с ней на заднее сиденье. Стригой со шрамом, тянувшимся через левый глаз, уселся за руль, а третий охранник остался стоять рядом с машиной. Раду Фортуна развел руками. – Вы ведь хотите увидеть Церемонию, верно? Полагаю, вы прошли тернистый путь, чтобы добиться этой привилегии. Сегодня ночью вы получите такую возможность. – Он ухмыльнулся, и его щербатая улыбка напомнила Кейт Саддама Хусейна, которого постоянно показывали по телевидению прошлой зимой и весной: у обоих глаза оставались неподвижными при любом выражении лица. – Что ж, – продолжил он по-прежнему насмешливым тоном. – Я полагаю, теперь нам нужно попрощаться. Сегодня вечером я вас увижу, это верно, но там будет слишком много народу и поболтать не удастся. Пока. Он хлопнул ладонью по крыше машины, второй стригой тут же скользнул на заднее сиденье, и Кейт оказалась зажатой между Ионом и этим подонком, от которого несло чесноком. Раду Фортуна захлопнул дверцу, машина тронулась и, проехав через арку в стене, двинулась вниз по склону, направляясь за пределы Сигишоары. «Мерседес» свернул вправо, на какое-то узенькое шоссе. Выглянув в окно, Кейт успела разглядеть указатель: «МЕДИАШ 36 KM, СИБИУ 91 KM». Закрыв глаза, она попыталась вспомнить карту, которой в последние дни все время пользовался О’Рурк. Если представить те дороги, по которым они проезжали, сделав поправку на горы и отклонения от маршрута, а исходной точкой считать Бухарест в положении часовой стрелки на шесть часов, то тогда путь проходил против часовой стрелки. Тырговиште находится не на окружности, а под центром циферблата. Брашов занимает позицию на три часа, Сигишоара – на двенадцать, а Сибиу – часов на девять. Где же именно находится замок на Арджеше? Где-то между девятью и Тырговиште в центре. А Сибиу – по дороге к замку? Должно быть, они с О’Рурком ошиблись, предположив, что замок займет важное место в Церемонии. По-видимому, они направляются в Сибиу. «Сколько миль ехать до того места, где мне суждено умереть? Меньше шестидесяти?» Кейт вытерла о юбку влажные ладони. У нее вдруг заурчало в животе. Ион посмотрел на нее с нескрываемой ухмылкой. – Тебе не понравиться завтрак? Никакого завтрака не было, и вчера на ужин ничего не давали. Кейт попыталась вспомнить, что она ела в последний раз, и, когда оказалось, что это было какао с печеньем у тех женщин, Аны и Марины, ее чуть не стошнило. Машины по дороге попадались редко, да и те немногие шарахались в сторону, когда водитель-стригой сигналил и наезжал сзади на скорости, которая на этом неровном и извилистом шоссе казалась головокружительной. «Мерседес» притормаживал лишь при встрече с животными, но даже овечьи отары разбегались при его приближении. Кейт решила, что трансильванский пейзаж, мелькающий за окном, должен быть прекрасен летом: горные зеленые луга; густые леса, поднимающиеся до высот, не обезображенных дорогами; развалины монастырей на горных вершинах; купола-луковицы православных церквей в небольших деревушках вдоль реки; живописно одетые крестьяне и цыгане, работающие в полях. Но уже сейчас, в октябре, зима легла на землю серой пеленой. И водитель, и молодой стригой справа от нее курили, машина же, судя по всему, не проветривалась. Кейт ощущала исходившую от мужчин вонь – смесь пота и мочи, а запах чеснока становился все невыносимее. Шофер постоянно обращался то к молодому, то к Иону, и говорили они по-румынски в таком пулеметном темпе, что Кейт не понимала ни слова. Все они много смеялись. Она часто ловила на себе их взгляды – до того, как они начинали смеяться, или после. Даже ничего не понимая, Кейт разобрала, что это была развязная самоуверенная болтовня не обремененных интеллектом самцов в присутствии женщины, находившейся в их власти. За свою жизнь она успела наслушаться таких интонаций, испытала на себе множество таких же плотоядных взглядов, страдала от таких же смешков еще девочкой в компании юнцов постарше, студенткой в обществе сексуально озабоченных преподавателей, молодым врачом в беседах с коллегами, пытавшимися что-то доказать, разведенной женщиной, предоставленной самой себе. Она слишком хорошо все это знала. – Сегодня будет большой праздник, – сказал Ион, положив ей на колено свою большую руку. – Ты пригласить… ты особый гость. Он перевел спутникам свои остроты, и затхлый салон машины наполнился их гоготом. Ладонь Иона скользнула вверх по ее бедру под юбкой, но Кейт прижала к ноге связанные руки и остановила его. Ион что-то сказал попутчикам, и все снова рассмеялись. Он убрал руку и закурил. Если бы Кейт сидела рядом с дверью, то могла бы дождаться, пока «Мерседес» замедлит ход – что случалось очень редко, – и выброситься из машины. Дорога была покрыта растрескавшимся бетоном и выщербленным асфальтом, обочины почти не было, но это все равно предпочтительней, чем тупо сидеть, как жирная скотинка, которую везут на бойню. Однако ее зажали с двух сторон, и она понимала, что не успеет даже открыть дверь. Они проехали через город Медиаш, который был гораздо крупнее Сигишоары, но в памяти Кейт остались лишь заводы, захламленные сортировочные железнодорожные станции, жуткая вонь то ли от нефтеперерабатывающего, то ли от текстильного предприятия и силуэт очень высокого шпиля единственной церкви, подобно черному призраку из прошлого возвышающейся над индустриальным пейзажем. При выезде из Медиаша Кейт заметила нечто необычное. По всей видимости, на одном из заводов закончилась смена, и десятки, а то и сотни рабочих в черных от копоти и машинного масла спецовках выстроились вдоль дороги, ведущей из уродливого города. Они выходили наперерез «Дачиям» и другим машинам и повелительно махали руками ладонями вниз, как бы приказывая им остановиться. Кейт сообразила, что это румынский способ «голосовать» на дороге. «Мерседес» все пропускали мимо. Кейт подалась вперед и немного подняла связанные руки, чтобы их могли увидеть, но рабочие опускали глаза или отводили их в сторону. Некоторые из них и вовсе испуганно шарахались обратно на обочину. Город остался позади, и Кейт бессильно откинулась на сиденье. Ее подташнивало от голода, жажды и невообразимого страха. Через несколько миль Ион снова положил ей на колено свою ладонь с толстыми пальцами. Он сказал что-то молодому стригою справа от нее, и на этот раз в гоготе, наполнившем салон, прозвучали новые нотки. – Мой друг, – осклабился Ион, придвигаясь настолько близко, что можно было разглядеть остатки пищи у него между зубами, – говорит, он никогда не трахать американская женщина. Кейт промолчала. Ей хотелось, чтобы тело у нее состояло из бритв. Ион медленно повел ладонь вверх по ее бедру. Кейт попыталась остановить его, но он отбил в сторону ее связанные руки. Тогда ее сосед справа, от которого несло чесноком, положил свою руку на ее второе бедро. Кейт закрыла глаза и постаралась вспомнить уроки самообороны, полученные в Боулдерском оздоровительном центре. В памяти всплыло лишь лаконичное замечание Тома. «Кэт, – сказал он, когда она однажды вернулась после занятий, чувствуя себя побитой, но очень сильной, – штука в том, что еще отец сказал мне одну очень неприятную вещь, а именно: большой крепкий парень всегда вышибет потроха из сильного, но маленького парня. И я боюсь, какие бы ты там хорошие оценки ни получала за тычки и пинки, ты всегда останешься маленьким парнем. Так что носи с собой “Мейс” и научись обращаться с ружьем, что я держу в кладовке. – Он обнял ее. – Или, малышка, просто держись поближе ко мне». Кейт открыла глаза. Водитель поглядывал на нее через плечо. Лицо его раскраснелось. Ион показал на узенькую гравийную дорожку, что вела к роще белых деревьев. Мимо проехала одинокая «Дачия», и дорога опустела. Плавно покачиваясь на кочках и выбоинах, «Мерседес» медленно проехал сотню ярдов до деревьев и стоявшего тут же то ли заброшенного дома, то ли сарая, от которого остались лишь камни да обрушившаяся крыша. Рука Иона скользнула по ее бедрам к промежности. Он стал ковырять пальцами через тонкие трусики. «Сосчитаю до трех – и вцеплюсь ему в рожу. Я всажу ногти в его глаза и вырву их. Пусть, если так суждено, здесь все и кончится. – Она согнула пальцы, ощутив свои неухоженные ногти, и пожалела, что они недостаточно длинные. – Раз… два…» Ион будто прочитал ее мысли и отвесил ей пощечину. Движение его руки могло показаться небрежным, почти вялым, но сила удара была такова, что Кейт отбросило на спинку сиденья, и она чуть не потеряла сознание, почувствовав привкус крови во рту и в носу. Когда к ней вернулась способность соображать, она обнаружила, что ее уже разложили на сиденье наискось, а воняющий чесноком парень с оспинами на лице вышел из машины, обошел вокруг и встал у открытой двери позади Иона, в то время как тот задирал ей юбку и стягивал трусики. Ион наклонился в салон, вес его тела приходился на голени Кейт. Ей не во что было упереться, чтобы ударить ногами, и отползти не было никакой возможности. Водитель повернулся назад: его руки свисали над кожаной спинкой сиденья, а пальцы непроизвольно шевелились. Она видела такие же непроизвольные движения пальцев у мужчин, наблюдавших за поединками боксеров или на футбольных матчах. Ион бросил пару слов своим напарникам и ухмыльнулся ей. – Я говорить им, мы будем держать очередь. Три раза для каждого из нас. По разу на твою каждую дырку… да? Он вытащил из кармана пальто ножницы, перерезал пластик на ее запястьях, отдал ножницы водителю и что-то сказал. Стригой с запахом чеснока с готовностью загоготал. – Я говорить ему, – перевел Ион, – если ты драться, отрезать тебе нос. – Его мокрые губы сморщились. – Но я говорить, он держать тебя, пока резать, чтобы я не прерываться. Расстегнув брюки, Ион рывком приспустил их. Поплевав на ладонь, он стал тереть свой полуприподнявшийся член необъятных размеров, одновременно раздвигая ей бедра другой рукой. «Меня здесь нет. Это не я». Стригой по имени Ион склонился над ней, дыша ей прямо в лицо. – Я помнить… ты пытаться убить меня, сука… сейчас я драть тебя до смерти. – Он широко раскрыл рот и прильнул к ее сомкнутым губам. Его язык напоминал мокрый наждак. Она ощущала, как его влажный член тычется ей в бедра и промежность. Кейт так сильно старалась представить, будто ее здесь нет и она ничего не чувствует, что неожиданный резкий звук показался ей очень далеким, не имеющим к происходящему никакого отношения. Звук, напоминающий треск ветки, повторился, и Кейт открыла глаза. Ион оторвался от ее губ. Его лицо было искажено вялой, тревожной бессмысленностью, проявляющейся у некоторых мужчин в мгновения оргазма. Стригой, стоявший позади Иона, бросился в сторону от открытой двери. Водитель что-то заорал, опять треснула ветка, боковое стекло брызнуло в стороны мелкими осколками, и ножницы упали на коврик рядом с правым плечом Кейт. Она среагировала почти мгновенно: выдернула правую руку из-под предплечья Иона и, схватив раскрытые ножницы, одним движением вверх и влево нанесла удар, который невозможно было блокировать. Лезвие прошло сквозь щеку Иона и стукнулось о зубы. Он завопил, плюясь кровью на черную кожаную обивку. Все это время он продолжал двигать бедрами и тыкаться членом в ее промежность. Кейт откинулась назад, подняла колени, уперлась ногами в плечи Иону, вытолкнула его из двери и поползла в противоположную сторону, но там дверца оказалась запертой. Ион ревел как зверь. Он шатался, пытаясь удержаться на ногах. Брюки его опустились ниже колен. Прижав к лицу болтающийся между ухом и ртом кусок кожи и мышцы, стригой сплюнул кровь и прорычал: – Сейчас я тебя убивать. – Нет, – послышался голос из-за его спины. Ион резко повернулся, и Кейт увидела Лучана. Подняв черный пистолет с очень длинным стволом, он выстрелил в лицо стригоя с расстояния трех футов. Глава 36 Лучан подошел к открытой дверце «Мерседеса». Кейт забилась в угол и выставила перед собой ножницы, прижимая сверху большим пальцем их лезвия. Она судорожно дышала, стараясь не задыхаться, хоть ее легким и требовалось больше воздуха. – Кейт, – заговорил Лучан, опуская пистолет с длинным стволом и протягивая к ней руку. Она стиснула зубы и подняла ножницы как нож. – Не подходи! Не прикасайся ко мне! Лучан кивнул и сделал шаг назад. Он пошарил возле машины, нашел ее трусики и осторожно положил их на заднее сиденье. – Я отойду, – тихо сказал он. Кейт сидела, не опуская ножниц, и наблюдала за тем, как Лучан по очереди таскает тела стригоев к полуразрушенному сараю. Пистолет он засунул за пояс, но в руке держал топор. – Кейт, иди, посмотри.