Она на мгновение прислонилась к машине. Ее бил озноб, а мысли беспорядочно крутились в голове. Перед глазами мелькали какие-то цветовые пятна, и часть ее существа все еще хотела то ли кричать, то ли плакать, то ли и то и другое одновременно. – Кейт, ну подойди же, пожалуйста, посмотри. – Лучан присел на корточки возле водителя. Она медленно приблизилась, держа ножницы наготове. При виде конвульсивно подрагивающего тела активизировалась медицинская составляющая ее рассудка, и, наклонившись, Кейт попыталась нащупать у него на шее пульс. Пульс не прощупывался. – Я стрелял ему в горло и в лоб, – бесстрастно произнес Лучан. – Ты согласна с тем, что он уже должен умереть? Кейт смотрела на молодого студента-медика таким взглядом, будто видела его впервые. Лучан дотронулся до подергивающихся пальцев. – Это вирус отказывается умирать, Кейт. Даже сейчас он залечивает раны, а свертывание крови идет с невероятной скоростью. Избыток кислорода вирус направляет в мозг, хоть температура тела и опускается до трупной. Кейт снова попыталась найти несуществующий пульс. Ей было странно слышать свой собственный голос: – Вирус не может направлять кровь в мозг. У него остановилось сердце. Лучан кивнул и глубоко вдавил сложенные три пальца в солнечное сплетение водителя. – Попробуй здесь. Нет? Ладно… Но теневой орган, кровепоглощающая мутация, берет на себя минимум кровообращения. Вирус хочет жить. Клинически этот человек мертв, Кейт. И все же если в течение ближайших сорока восьми часов он получит цельную кровь, то организм восстановится. В тканях мозга не останется никаких повреждений… а если и останутся, то минимальные. Этот… это существо снова встанет и пойдет, если стригои обнаружат его и снабдят кровью. Побудь-ка в сторонке. Кейт поднялась и пошла прочь, а Лучан расставил ноги, взмахнул топором и рубанул изо всех сил. Брызнула кровь, и голова водителя отделилась от туловища. – О господи!.. – только и выговорила Кейт, постепенно отворачиваясь в сторону. Она отошла к «Мерседесу» и стояла, прислонившись к машине, пока Лучан проделывал то же самое с Ионом и молодым стригоем. Обезглавленные тела Лучан затащил в полуразрушенную халупу, потом собрал головы, по одной отнес их к деревьям и зашвырнул подальше в бурьян. Нарвав сухой травы, он вытер кровь со штанин и ботинок и вернулся к машине. Кейт стояла, уставившись перед собой неподвижным взглядом. Лучан забрал у нее ножницы и забросил их в высокую траву. – Постой тут, – мягко сказал он, отводя ее от машины. Открыв дверь со стороны водителя, он смахнул осколки стекла с лоснящейся кожи сиденья, завел мотор и отогнал «Мерседес» под обвалившийся навес. Затем вылез, вытащил топор из мягкого грунта, куда зарылось острие, и подошел к Кейт. – Мне пришлось оставить свою машину дальше на дороге и пересечь поле пешком. За деревьями ее не видно. Он хотел было взять ее за руку, но Кейт отпрянула. Лучан кивнул и пошел вперед по тропинке. Чуть помедлив, Кейт последовала за ним. Эта белая «Дачия» почти ничем не отличалась от голубой, на которой Лучан ездил в Бухаресте. Точно так же она скрипела, дребезжала, дымила, и точно так же у нее не было второй передачи. Кейт уселась сзади на потрескавшееся виниловое сиденье, и Лучан поехал сначала на запад, а потом в южном направлении. – Можно было взять «Мерседес», – сказал он. – Все знают, что это машина стригоев, и беспрепятственно пропускали бы нас. Но «Мерседес» слишком заметен с воздуха. – Ты ехал за мной. – Слова Кейт прозвучали полувопросом-полуутверждением. Лучан кивнул. – Меня отвезли в Бухарест. Я взял свою машину, спортивный пистолет отца, топор, бинокль и сразу же выехал обратно. Я видел, как они увозили священника на восток. Должно быть, стригои съезжаются к замку через Брашов и Питешти. – К замку? – Собственный голос показался Кейт чужим. В голове у нее все еще прокручивались сцены попытки изнасилования, ощущение беспомощности, когда ее распластали на сиденье, иллюзия превращения в кого-то другого… – К замку Влада на Арджеше, – сказал Лучан. – Именно там сегодня ночью будет Церемония. Священника они повезли по западной дороге, а тебя – через Сибиу и Калиманешти. Это у них привычка такая – на случай преследования. А я просто ехал за вашей машиной. Он бросил на нее взгляд. Кейт впервые посмотрела ему прямо в глаза. – Ты предал нас. Лучан отвернулся к дороге, по которой впереди них тряслась цыганская кибитка. Он посигналил, обогнал кибитку, объехал нескольких овец и снова повернулся к ней: – Нет, Кейт. Я никогда этого не делал… Она сжала кулаки. – Ты работал на них. Насколько я понимаю, ты и сейчас на них работаешь. Лучан вздохнул. – Кейт, но ведь ты видела, что я сделал с теми тремя… – Ты сам говорил, стригои иногда не ладят друг с другом! – Она не заметила, как перешла на крик. – Это внутренние распри! Ты можешь быть с ними и против них одновременно. Ты предал нас! Врал нам! Стучал на нас! Лучан утвердительно кивнул. – Мне пришлось… чтобы вы остались в живых. Стригои знали, кого вы ищете. А поскольку я не спускал с вас глаз, они успокоились… – Ты – один из них, – прошептала Кейт. – Ты же знаешь, что нет! – резко бросил Лучан. – Чтобы доказать это, я и настоял на проведении анализа крови. – Анализы можно подделать. Лучан остановился на обочине и повернулся к ней. – Кейт, я боролся со стригоями с детства. Мои приемные родители погибли в борьбе с ними. – Приемные родители? – Кейт вспомнила старого поэта с изысканными манерами, его любезную супругу; вспомнила она и два обескровленных трупа на столе в морге мединститута. Лучан кивнул. – Я сирота. Они усыновили меня, когда мне было четыре года. Моих родителей убили из-за медицинских опытов, которые они проводили на стригоях… Они пытались выделить ретровирус. Кейт покачала головой. – Твой отец был поэтом, а не врачом. Я же встречалась с ним, разве не помнишь? Лучан смотрел не мигая. – Мой приемный отец был поэтом. Моя приемная мать с шестьдесят пятого по восемьдесят седьмой год работала директором Государственного научно-исследовательского института вирусологии. Именно из-за нее я решил пойти учиться в мединститут. Чтобы выяснить все о стригоях. Не только узнать, как их уничтожить, но и выделить ретровирус, который можно было бы использовать… – То существо в баке… – прошептала Кейт. Лучан кивнул. – Он не первый. Мы должны были проводить опыты, чтобы посмотреть, какова степень их живучести, какие раны для них смертельны. Мать работала много лет, пытаясь выделить вирус. – Лучан сжал рулевое колесо так, что у него побелели пальцы. – У нас никогда не было нужного оборудования… доступа к нужным журналам. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Мимо с ревом пронесся грузовик. Кейт медленно покачала головой. – Но ведь ты работал на стригоев… – В качестве… – как они называются в ваших фильмах про Джеймса Бонда? – двойного агента… шпиона… лазутчика, который наблюдал за тем, что представляло для нас интерес. Кейт смотрела на него, полуприкрыв глаза. У нее раскалывалась голова. – Ты ездил в Соединенные Штаты. Не с родителями, а по приглашению Института Вернора Трента. По мере того как она говорила, Лучан утвердительно кивал. – И в Западную Германию. Один раз во Францию. Я выполнял поручения некоторых из наиболее влиятельных членов Семьи. Они помогли мне оплатить мои расходы на медицинское образование, чтобы я мог работать с ними над заменителем человеческой крови. Они постоянно содействовали научным исследованиям в этой области и в Америке, и в любых других странах. Кейт сложила руки и отвернулась от него. – Почему же они тебе так доверяли? Он ответил не сразу. – Потому что мои настоящие родители были стригоями. – Но ведь ты сказал… Он снова кивнул. – Я не стригой. Это правда. Вспомни, Кейт, про очень редкий двойной рецессив. У большинства спаривающихся носителей вируса Д рождаются нормальные дети. Регрессия составляет примерно девяносто восемь процентов от общего числа. Иначе стригои заполонили бы мир. И как правило, когда у стригоев появляются нормальные дети, они делают с ними то, что нормальные румынские родители делают с отсталыми детьми, детьми-инвалидами или больными… – Они бросают их, – шепотом сказала Кейт. Она потерла виски. – Значит, твои приемные родители нашли и усыновили тебя… – Нет, – ответил Лучан настолько тихо, что голос его был еле слышен. – Некто, ненавидящий Семью еще больше, чем мы с тобой, забрал меня из приюта и поместил к приемным родителям. Некто, решивший действовать против них. Бо́льшую часть своей жизни работал для этого человека и ради достижения той цели, к которой стремлюсь: ради уничтожения семейства стригоев. – Кто он? Лучан покачал головой.