В ней борются биология и обычаи. В ее разуме есть уголок, где таится нановирус, и он говорит ей, что все представители ее вида – родня, что они подобны ей так, как никакие иные существа, но в то же время груз общественного уклада заглушает этот голос. У самцов есть свое место: она это знает. «Не глупи. Нельзя приравнивать невежественного ползуна-самца к таким, как ты. Конечно, тебя оберегают и ценят за твои способности. Вполне естественно вознаграждать достойных. Однако большая часть самцов ниже нас, они – избыточны. Какой от них прок? Для чего они нужны? Ты – исключительный самец. Нечто женское попало в твою яйцеклетку, сделав тебя таким. Однако ты не можешь рассчитывать на то, что мои сестры станут слепо распространять подобное отношение на всех самцов города только из-за тебя. Что мы станем с ними делать?» «Дайте им работу. Найдите их сильные стороны. Обучите их. Используйте их». Похоже, Фабиан этот вопрос уже обдумывал. «Использовать их как кого? Какая от них может быть польза?» «Вы этого не узнаете, если не попробуете». Она раздраженно встает на дыбы, заставляя его испуганно пятиться. Она не стала бы наносить ему удар, но решила попробовать использовать его внезапный испуг как аргумент в этом споре. Остановившись напротив нее у дальней стены, он кажется еще более решительным. «Ты просишь о том, что противоречит естеству», – заявляет она ему строго, взяв себя в руки. «Все, что мы делаем, противоречит естеству. Если бы мы ценили естественное, то по-прежнему охотились бы на плевунов в диком лесу – или стали бы жертвой в челюстях муравьев, а не покорили бы этот мир. Мы превратили неестественное в достоинство». Она понимает, что не сможет отвечать спокойно, и выбегает из помещения, чуть не сбивая Фабиана с ног. «Ты изменишь свое решение, – говорит она ему, задержавшись в дверях, чтобы отбить ритм своего гнева. – Ты откажешься от этой глупой мечты». Фабиан провожает ее взглядом, и глаза его мятежно горят. * * * Ему нельзя просто уйти из дома. Искренне заботясь о его безопасности, Порция распорядилась, чтобы Фабиана никуда не отпускали. Она не считает это тюремным заключением: просто самцу не подобает бродить на свободе. Ценные самцы, заручившиеся покровительством влиятельных самок, должны состоять при них – или невидимыми трудиться на благо вышестоящих. Других самцов предпочитают не видеть и не вспоминать о них. Фабиан мечется по своей лаборатории, понимая, что ему необходимо найти выход – но страшась сделать этот безвозвратный шаг. Если он уйдет сейчас, после этой конфронтации с Порцией, он оставит позади все, что ему знакомо. Любознательность встроена в геном пауков, но у самцов она не поощряется. Фабиан борется с вековым давлением социальной среды. Наконец он справляется с робостью и отправляет химический сигнал. Вскоре этот запах улавливает группа муравьев из колоний по обслуживанию города, которые проходят поблизости в своих нескончаемых трудах. Фабиан уже перепрограммировал всю их колонию, установив свою главную архитектуру. Никто этого не заметил, потому что вторичные структуры, направляющие деятельность колонии, функционально идентичны тем, которые привили муравьям много поколений тому назад (хотя и немного более изящно построены). Однако теперь выделенные Фабианом феромоны внушают этим муравьям новое поведение, приводя к тканой стене его помещения, где они прорезают аккуратное выходное отверстие, сквозь которое он может удалиться. Когда их работа закончена, он снова возвращает их к исходной программе, и они идут по своим делам, не сохранив ни единого следа диверсии. В эти последние месяцы Фабиан усердно проверял свое открытие, сделав объектом эксперимента все Большое Гнездо. Он слушал новости, которые постоянно ходят по дому. Он знает, кто огорчает Порцию, кто недавно пытался изменить мировой порядок (помимо его самого). Он самец – он будет уязвим с того момента, как выйдет из дома. Он знает, куда ему нужно попасть, но боится отправляться в этот путь один. Ему нужен опекун. Ему нужна самка – как бы он ни сожалел об этом. Идеальная самка для Фабиана должна иметь три особенности: она должна быть интеллектуально полезна, будучи значимой единицей сама по себе, она должна быть в таком трудном положении, чтобы с ней смог договариваться даже самец, и она не должна хотеть с ним спариться или еще как-либо ему повредить. В отношении этого последнего фактора ему придется рискнуть. Два первых критерия уже указали ему на потенциальную спутницу. Он знает, из-за кого Порция больше всего волновалась. Фабиан намерен навестить Бьянку. Он останавливается на полпути вниз от дома и оборачивается на его сложный комплекс висячих комнат и шатров. Секунду он колеблется: не следует ли положиться на защиту его стен и отказаться от своих амбиций? И что подумает Порция, обнаружив его исчезновение? Она воплощает в себе все то, что он намерен свергнуть, – и тем не менее она ему симпатична и внушает уважение к себе… и всегда о нем заботилась. Все, чего он достиг, стало возможно только благодаря тому, что ему дала Порция. Но нет: именно от таких даров он и должен отказаться. Жизнь, которая целиком зависит от прихоти другого, – это вообще не жизнь. Его всегда удивляло то, как много самцов смотрят на это иначе, наслаждаются своим роскошным рабством. Предыдущие вылазки позволили ему заложить фундамент, а если он куда-то не попадал сам, то отправлял туда своих заместителей. Его новая химическая архитектура позволила ему использовать муравьев в качестве посыльных, так что одни колонии перепрограммировали другие. Никто не подозревает, насколько далеко все зашло. Он совратил тюремную колонию сравнительно недавно, проложив дорогу для своего бунта. И вот теперь, когда он туда приходит, муравьи у входа в туннель выступают вперед, шевеля усиками и угрожающе раздвигая мандибулы. Он выделяет яркий простой запах, который служит черным ходом в их социальную структуру, – и они моментально оказываются в его власти. Быстро изменяя обонятельные подсказки, он перекраивает их поведение очень четко и определенно. Охранники туннеля поворачиваются и уходят к себе в муравейник, передавая своим товарищам его измененную архитектуру по цепочке. Фабиан следует за ними, словно они – его почетный эскорт. Он не сразу находит камеру Бьянки: тут находятся и другие заключенные. В Большом Гнезде сроки ареста не бывают длительными: самцов казнят, а самок изгоняют – но, по мере ужесточения догматичной власти Храма, число тех, кто оказывается зажатым в его кулаке, только растет. Не имея возможности поручить муравьям поиск определенной личности, Фабиан остро ощущает уходящее время: его уже должны были хватиться, но никто не смог бы догадаться, каким станет его конечная цель. Одновременно он уже начинает думать о том, что ему следовало каким-то образом добыть образец тканей Бьянки, с помощью которого можно было бы запрограммировать муравья на поиски источника. Фабиан часто думает сразу о нескольких вещах – просто чтобы экономить время. А потом он вваливается в камеру Бьянки. Она взвивается на дыбы, испугавшись и разозлившись, и ему кажется, что она готова убить его, даже не выслушав. «Я здесь с предложением», – поспешно отстукивает он. «Тебя прислала Порция?» Бьянка полна подозрений. «Наши с Порцией пути разошлись». «Я тебя знаю. Ты ее креатура, один из ее самцов». Фабиан собирается с духом. Ему необходимо это произнести, чтобы это стало реальностью. «Я не ее. Я свой собственный». Бьянка внимательно за ним наблюдает, словно за дичью, которая ведет себя неожиданным образом. «Да неужели?» «Я намереваюсь сегодня ночью уйти из Большого Гнезда, – говорит он ей. – Я отправлюсь в Семь Деревьев». «Почему?» Однако ей интересно – и она чуть приближается. В этом тесном пространстве его тревожат ее клыки. Он не знает Бьянку так, как знает Порцию: он не может с такой же точностью оценить границы ее личного пространства и ее терпение. «Потому что Семь Деревьев восстановили самцы. Потому что там вынуждены признать ценность самцов». Быстрые движения ее педипальп циничны. «Семь Деревьев – нищий город. Местные самцы отдали бы все это уважительное отношение, чтобы оказаться под опекой сильного дома Большого Гнезда – такой, какая была у тебя. Жизнь там тяжелая, как я слышала». «Да, ты слышала, – подхватывает он. – И все-таки я готов произвести обратный обмен. Я бы хотел иметь свой собственный дом, сколь угодно бедный. Я бы отдал все, чем владеет Порция, в обмен на собственную территорию». Она машет в знак отвращения. «Как я рада, что ты пришел, только чтобы мне об этом рассказать. Желаю тебе быстро добраться». «Может, ты составишь мне компанию?» «Тогда тебе придется дождаться, чтобы Порция меня изгнала, и надеяться, что наложенное на меня клеймо не вызовет у муравьев Семи Деревьев такую же враждебность, как в нашем собственном доме», – горько отстукивает Бьянка. «Ты уже вела переговоры с Семью Деревьями». Фабиан решил, что ему надо говорить прямо. Секунду Бьянка не двигается, а потом коротким взмахом приглашает его продолжить. «Я ходил в твои покои после того, как тебя обличили в ереси и посадили в тюрьму. Я прочел часть узелковых книг, в которых ты вела свои записи. Они совпадают с теми воззрениями и идеями, которые, по донесениям агентов Порции, царят в Семи Деревьях. Я видел у тебя в мастерской массу деталей и элементов. Мне показалось, что из них можно сконструировать немало полезного, а не только телескопы, которыми ты славишься. Возможно, радио?» Бьянка устремляет на него ледяной взгляд. Ее слова формируются напряженно. «Ты – опасное маленькое чудовище». «Я просто самец, которому позволили использовать его мозги. Так ты пойдешь со мной?» «Ты владеешь какими-то приемами, чтобы приходить и уходить, если ты здесь не по приказу Порции», – догадывается Бьянка. «Да, у меня есть кое-какие приемчики. И среди моих приемчиков есть такие, которым в Семи Деревьях обрадуются… если мы туда попадем». «Семь Деревьев, – размышляет Бьянка. – Семь Деревьев станут первым городом, который ощутит укус Большого Гнезда. Даже сидя здесь, я смогла узнать, что планирует Порция. Ты будешь радоваться своему дому очень недолго». «Тогда я отправлюсь куда-то еще. Куда угодно, лишь бы уйти отсюда». Фабиан коротко отплясывает свое нетерпение, чувствуя, что в конце концов кто-то придет его искать – или просто заглянет к Бьянке. Возможно даже, это окажется Порция. Что она подумает, застав здесь двух заговорщиков? «Ну пошли, – соглашается Бьянка. – Большое Гнездо потеряло для меня всю привлекательность, когда сократилось до размеров этой камеры. Покажи мне свой приемчик». Он показывает ей нечто большее: вместо того чтобы выходить наверх, в Большое Гнездо, он перепрограммирует двадцать охранников в шахтеров. Личные тюремщики Бьянки выкапывают ей туннель для побега, и к утру они вдвоем уже проходят немалую часть пути до Семи Деревьев. 5.5 Самый старый человек во Вселенной Холстен думал, что снова попадет в клетку, но, похоже, в Психограде что-то изменилось. Странный город из самодельных загородок и шатров, который он прежде видел мельком, теперь окружал его со всех сторон. Это его озадачивало. На «Гильгамеше» погоды не существовало, а любые крайние показатели температуры, скорее всего, были бы фатальными. И тем не менее здесь люди повсюду ставили укрытия от несуществующих стихий – перекидывали веревки и вешали занавески и срывали стенные панели, чтобы отгородить личную территорию, которой едва хватало, чтобы улечься. Казалось, будто, проведя так много столетий в холодных гробах, человечество не желало освобождаться из своего заточения. Раньше он хорошо разглядел только тех фанатиков, которые отвечали за его тюремное заключение. Теперь его поместили под охраной в помещении, которое он распознал как комплекс связи. Как давно – и на его памяти как недавно… – он сидел там, пытаясь установить контакт со Сторожевым обиталищем Брин! Сейчас пульты были убраны (или вырваны с корнем), а сами стены скрылись под слоями человеческого налета. Они таращились на него, эти длинноволосые грязные наследники ковчега. Они говорили друг с другом. Они воняли. Он готов был их презирать и ненавидеть, получая в ответ то же презрение, видя этих вырождающихся дикарей, запертых в недрах корабля, который они медленно разрушают. Вот только у него не получилось. Он поменял свое отношение из-за детей. Он почти забыл про детей.