Она разговаривала с молодым человеком так, словно он не человек, а какой-то домашний питомец или механизм. Альпаш настороженно кивнул Мейсону. Если принять Вайтес за образцового представителя основной команды, молодому человеку не приходилось рассчитывать на вежливое обращение. С явной опаской он собрал недавно разбуженных техников, безопасников и прочих. Холстену это напомнило то, как с ним обращались культисты Гюина. Ему стало любопытно, на каких легендах об основной команде вырос Альпаш. В рубке обнаружился Карст – ободряюще прежний. Массивный шеф безопасников успел отрастить на рябом лице щетину, и было заметно, что его не особо беспокоили с тех пор, как Холстен в последний раз его видел: он практически не постарел. Он приветствовал выживших членов основной команды ухмылкой, в которой читались и предвкушение, и напряженность. – Проходите и садитесь – или можете стоять, если хотите. Вайтес, ты меня слышишь? – Слышу, – протрещал и проскрипел голос главы научного отдела из незаметного динамика. – Я продолжу следить за распаковкой, но я слушаю. Карст поморщился и пожал плечами: – Ладно. Он повернулся к пришедшим и обвел взглядом их лица, одно за другим. Когда он встретился взглядом с Холстеном, то ожидаемой неприязни в его глазах не отразилось. Ни одного намека на то, что безопаснику Холстен Мейсон никогда не нравился. Не видно было и привычного пренебрежения, которое он, как человек действия, питал к кабинетному ученому. Наоборот: ухмылка Карста превратилась в менее широкую, но искреннюю улыбку. Это было признанием совместно пережитого, общность двух людей, которые были здесь с самого начала – и все еще остаются здесь. – Мы будем воевать, – сообщил всем шеф безопасников. – У нас по сути всего один шанс. Вы все знаете, что к чему – или должны были бы знать. Тут есть спутник, который способен вспороть «Гилли» в мгновение ока, если мы дадим ему такую возможность. Ну, мы прикрутили какой-то рассеивающий щит – тогда, когда грабили станцию терраформирования, – кто-то из вас на это не просыпался, но в системе есть отчет о том, какие мы внесли изменения. А еще мы укрепили компьютерную систему, чтобы та сука… тот спутник… не смог нас просто отключить или открыть нам шлюзы и все такое. Мы предприняли все меры, но я все-таки считаю, что нос к носу мы можем просрать. Тем не менее это было сказано с ухмылкой. – Но я снарядил в мастерских несколько дронов. У них тоже защищенные системы и лазеры, которые, думаю, смогут сжечь спутник. Вот такой у нас план, по сути. Лучшая защита – это хорошее нападение и так далее. Приближаясь к нашей орбите, мы сжигаем эту паскуду и надеемся, что этого будет достаточно. В противном случае придется использовать передние установки «Гилли», а это выводит нас в зону ответного удара. – Он помолчал и договорил: – И вы, наверное, пытаетесь понять, на кой хрен вы все мне нужны, да? Холстен кашлянул: – Ну, Вайтес спросила меня, умею ли я стрелять. Я понимаю, что не великий тактик, но если против спутника нам понадобится огнестрел, то мы, видимо, уже проиграли. Карст искренне расхохотался. – Ага, ну… я строю планы на дальнейшее – рассчитываю выиграть. Потому что если мы не победим в бою со спутником, никакие расчеты уже не понадобятся. Так что будем считать, что мы его сожгли. Что дальше? – Планета, – отозвался кто-то. По собравшимся пробежала странная волна надежды и страха одновременно. Карст мрачно кивнул: – Угу. Большинство из вас этого не видели, но там обживаться будет сложно, по крайней мере поначалу. Я прав, Мейсон? Холстен вздрогнул от неожиданного воззвания к его мнению. «Но, конечно, на поверхности были только мы с ним». – Прав, – подтвердил он. – Вот тут и понадобится огнестрел – тем, кто снизойдет до его применения. – Заранее притушивший ухмылку Карст снова включил ее на максимум. – По сути, на планете полно всякого зверья: пауков, жуков и прочего дерьма. Так что, обживаясь, нам надо будет выжигать и их тоже: вырубать лес, прогонять диких животных, уничтожать все, что нехорошо на нас посмотрит. Будет весело. Честно, именно такое я и предвкушал, когда садился на корабль. Но работенка непростая. И работать будут все. Не забывайте: мы – основная команда. Мы и новые начальники инженеров – вот как Аль… это наша работа. Мы должны все наладить. Все на нас рассчитывают. И только подумайте: когда я говорю «все», то имею в виду именно это. Кроме «Гильгамеша» ничего не осталось. Он хлопнул в ладоши, словно эта речь придала ему сил и подняла дух. – Группа безопасности, у кого из вас список наших новобранцев: разберитесь с ними и вооружите. Расскажите, в какой конец заглядывать нельзя. Вам всем потом присоединяться к нам в охоте на насекомых. Холстен предположил, что это относится ко всем тем, кто имел глупость ответить «да», когда Вайтес спрашивала насчет владения оружием. – Племя… – добавил Карст и тут резко притормозил. – Не стану ничего вам говорить: вы и так знаете, что вам делать. И вообще вы занимаетесь этим уже давно. Альпаш, но ты держись рядом: ты мне нужен для связи. Похоже, «племенем» называли бортинженеров – или тех их потомков, кто сейчас не давал кораблю развалиться. Те немногие из них, кто еще здесь оставались, бросились бежать с видом людей, кому все происходящее представлялось скучным и необязательным, но кто понимает, что им все равно надо хорошо себя вести: словно дети на церковной службе. – Так, Мейсон… Харлеи? – Холстен. – Ага. – Карст кивнул, нисколько не смутившись. – Нечто особое для тебя, так? Тебе предстоит заниматься своей работой. Спутник передает кучу всякого дерьма, а ты единственный мог бы понять, что он говорит. – Передает… нам? – Да. Возможно. Альпаш? – Вероятно, нет, – ответил молодой техник. – Короче, так: бери Мейсона и подключай. Мейсон, если что-то сможешь разобрать, дай мне знать. Лично я считаю, что он просто сумасшедший. – Стал еще более сумасшедшим, – уточнил Холстен, и, хотя это была не шутка, Карст захохотал. – Мы же все на борту, правильно? – сказал он почти с теплотой, обводя взглядом потрепанные внутренности «Гильгамеша». – Мы все в одной старой лодке. Маска соскользнула, и секунду Холстен смотрел на трещины и грубые заплатки, составлявшие перетруженную душу Карста. Этот человек всегда выполнял приказы, а теперь он командует: последний генерал человечества перед лицом неизвестной опасности, в игре с самыми высокими ставками. Его несколько невнятный брифинг задним числом выглядел как попытка сохранить самообладание, причем давшаяся ему с огромным трудом. Несмотря на все ожидания, Карст справлялся. С учетом момента, с учетом личности. А еще он, возможно, пьян. Холстен понял, что определить не сможет. Альпаш провел его к пульту, по-прежнему ведя себя так, словно Холстен, Карст и остальные – это ожившие герои легенд, вот только в реальности вызывающие легкое разочарование. Холстену как профессионалу было бы интересно узнать, возник ли у племени какой-то цикл мифов о нем самом и остальных членах основной команды как о пантеоне капризных богов, хитроумных героев и чудовищ. Он понятия не имел, сколько поколений прошло с их последнего контакта с кем-то, кто не родился на «Гильгамеше», с… Он собирался задать этот вопрос, но теперь один кусочек встал на место, и он понял, что не станет спрашивать – не сейчас. Не сейчас, когда наконец вспомнил о Лейн. Потому что Лейн наверняка уже давно умерла. Вспоминала ли она его перед концом? Приходила ли заглянуть в холодную тишину его гроба – посмотреть на своего спящего принца, которому она так и не позволила за ней вернуться? Уловив изменившееся настроение Холстена, Альпаш нервно кашлянул. Классицист нахмурился и отмахнулся от тревоги своего сопровождающего. – Рассказывай про те передачи. Бросив на него обеспокоенный взгляд, Альпаш повернулся к пульту. Устройство казалось старым, словно его не раз разбирали и собирали обратно. На боковой стороне оказались какой-то символ и надпись, которые выглядели новыми. Холстен секунду смотрел на нее и только потом разобрал слова: «Не вскрывать. Полезных деталей нет». Он засмеялся, решив, что видит шутку – из того мрачного юмора, к которому, как ему помнилось, технари прибегают в отчаянных ситуациях. На лице Альпаша не было никаких признаков того, что он видит в этом нечто смешное – или что это объявление не является просто неким священным символом племени. Холстен снова почувствовал тошнотворную горечь. Наверное, точно так же чувствует себя Карст. Он – просто кусок потерянного прошлого, пытающийся снова зацепиться за почти ушедшее будущее. – Тут их много, – начал объяснять Альпаш. – Они идут постоянно, на разных частотах. Мы ничего понять не можем. Не знаю, что такое эта Аврана Керн, но, по-моему, капитан прав. Это похоже на бред. Кажется, будто планета сама себе шепчет. – Планета? – переспросил Холстен. – Насколько можно понять, эти сигналы идут не прямо от спутника. – Теперь, когда Альпаш стал говорить больше, Холстен уловил в его речи незнакомые ритмы: что-то от Лейн, что-то от автоматизированных систем «Гильгамеша», что-то совсем новое. Теперь это, похоже, стало говором рожденных на корабле. Альпаш вывел цифровую картинку, которая, похоже, была обучающей. – Здесь видно, что можно вывести из передач. Холстен привык к тому, что «Гильгамеш» разжевывал такого сорта данные до состояния, удобоваримого для непосвященных, однако племя, похоже, не считало необходимым делать подобные скидки. Встретив его недоуменный взгляд, техник продолжил: – Мы предполагаем, что на планету идут передачи – такие же, как первоначальная цифровая последовательность, – и теперь мы ловим отраженный сигнал. Однако он определенно идет к нам от планеты. – Вы поручали анализ кому-то из классицистов из груза? Там должны были быть студенты или… Альпаш без улыбки ответил: – Боюсь, что нет. Мы просматривали грузовые декларации. С самого начала их было мало. Ты последний. Холстен какое-то время смотрел на него, обдумывая услышанное – думая о долгой земной истории до падения, до обледенения. Его культура имела такое фрагментарное и неточное представление о предшественниках, которым они постоянно пытались подражать, – и неужели даже эти жалкие сведения теперь сводятся к нему одному – к тому, что осталось в голове одного старика? «Вся эта история, а если… когда я умру?..» Он не мог поверить, что в запланированном Карстом рае для выживальщиков у кого-то будет время для уроков истории. Он содрогнулся – не от обычного осознания своей смертности, но ощущая, как громадные, невидимые массивы уходят в забвение, безвозвратно и неотвратимо. А потом мрачно повернулся к сообщениям, которые теперь ему выводил Альпаш. Спустя какое-то время Холстен наконец в достаточной степени разобрался с дисплеем, чтобы понять, сколько там записей… а они, предположительно, были только малой частью всего объема. «Что Керн задумала? Может, просто совсем с катушек съехала». Он открыл одно из сообщений, однако оно совершенно не походило на те передачи со спутника, которые он помнил по прошлому разу. И тем не менее… Холстен почувствовал, как его давно не использовавшиеся аналитические способности пытаются проснуться и что-то понять, выявляя сложность и повторяющиеся моменты. Он выполнил тот анализ и моделирование, которые поволяло предоставленное ему устройство. Это были не бессмысленные помехи – но и не сообщения на староимперском, который раньше использовала Керн/Элиза. «Возможно, это шифр», – подумал он вслух. – Тут есть и второй тип, – пояснил Альпаш. – Большая часть таких, но некоторые выглядят иначе. Вот. Холстен прослушал выбранную запись: еще одну последовательность импульсов, но на этот раз ближе к тому, что он мог определить как сообщение. – Но только вот это? Никаких сигналов бедствия? Никаких числовых последовательностей? – Это… и их сколько угодно, – подтвердил Альпаш. – Сколько времени у нас до того… до того, как все начнется? – Не меньше тридцати часов. Холстен кивнул.