Ким с удовольствием предоставила сержанту вести беседу, пока сама отходила от возмущения, что их заставили ждать в приемной. Правда, Ида успешно заполнила это свободное время. И хотя рассказала она не так много, из ее слов можно было понять, что Белинда старалась вести замкнутый образ жизни. Было видно, что Ида ничего не знает о сексуальных предпочтениях своей подруги и, вполне возможно, не поверила бы им, если б они все ей рассказали. Гораздо интереснее было то, что им удалось узнать о сестре, которая была жива. Если сестры так ненавидели друг друга, откуда взялась эта погруженность в жизнь родственницы? — Конечно, мы просили ее остаться, — ответила Фелиция Астор, полностью переключившись на сержанта. — Она была одним из самых популярных преподавателей. Лишь на ее лекциях люди стояли в проходах. — На то были какие-то особые причины? — поинтересовался Брайант. — Обычно курс по детской психологии сам по себе достаточно популярен. Большую роль в этом играет профессионализм — так же как в консультировании, преподавании, социальной работе, да и в полиции тоже. Но лекции Белинды пользовались особым спросом. Брайант, промолчав, кивком попросил ее продолжать. — Она не преподавала свой предмет, она жила им. У меня правило — раз в год я посещаю лекции всех своих преподавателей; так вот, на ее лекциях атмосфера была наэлектризована от обилия информации. Ее познания в области детской психологии, особенно в том, что касалось жестокого обращения… — Продолжайте, — Ким подалась вперед. — Белинда была специалистом в области отдаленных последствий жестокого обращения с детьми в самом раннем возрасте. — Повернувшись к Ким, Фелиция подняла глаза вверх и печально улыбнулась. — На одной из ее лекций меня заинтересовал один из примеров, который она привела. Белинда говорила о мальчике, с которым она встретилась, когда ему было девять лет. Бедняжка провел бо€льшую часть своей жизни в крохотной комнатенке. Кормили его один раз в день, и почти все время он сидел в темноте. Ни с кем не общался, ни о какой любви и речи не шло. При этом дверь в комнату была не заперта, и никто не приковывал его к батарее. Его просто запрограммировали на то, что он никогда не сможет уйти. Родили его двое зависимых. — Наркоманов? — предположил Брайант. — Алкоголиков? — в свою очередь уточнила Ким. Фелиция отрицательно покачала головой. — Родители были игроманами. Все свое время они проводили перед экраном игровой приставки, подключенной к Сети. Женщина вообще не догадывалась, что беременна, до самого момента рождения малыша. Они не знали, что с ним делать, и поместили его в свободной комнате, а сами стали изучать видео с «Ютуба», касающиеся кормления новорожденных. — Вы шутите? — не поверил сержант, хотя Ким смутно помнила, что читала в газетах о чем-то подобном. — Вовсе нет. Жизнь для этих двоих шла своим чередом. Раз в день они кормили ребенка, меняли ему подгузники, а выяснилось все только после того, как городская администрация настояла на осмотре их бойлера, потому что в соседнем доме подобный же бойлер взорвался. — И чем же это закончилось? — Соседи были в шоке. Родителей посадили, а мальчика отправили в детский дом. — А дальше? — А дальше, офицеры, вы можете понять, почему лекции Белинды были столь увлекательны. Она заставляла студентов сопереживать. Рассказывала о реальных детях, непридуманных ситуациях, о людях, с которыми встречалась и общалась. — А с мальчиком-то что? — настаивал сержант. — Маловероятно, что он покинет специальное учреждение до конца своей жизни. Белинда объяснила, что та обработка, которой мальчик подвергался в течение девяти лет, полностью разрушила его способность любить, доверять и общаться. Он не переносит, когда до него дотрагиваются. Даже если кто-то коснется его мимоходом, это вызывает истерику. Он никогда ничему не учился и, соответственно, оказался в мире, который никто, кроме него, не может понять. — Какой кошмар, — прошептал Брайант. Ким согласилась с ним, хотя не понаслышке знала о том зле, которое могут причинить родители. И тут ей в голову пришла мысль. — Но ведь Белинда была преподавателем, лектором, а не практикующим психологом. Откуда она узнавала о подобных детях? — Она их изучала, инспектор. Любая возможность встретиться с проблемным или ущемленным ребенком была для нее подарком судьбы. Она никогда не прекращала изучать эти отдаленные последствия. Что-то здесь было не так, но что именно, Ким не могла определить — сам факт того, что женщина встречалась с проблемными, пережившими насилие детьми и изучала их и их страдания, не будучи при этом практикующим врачом и не имея возможности как-то помочь им… — Нам кажется, что Белинда собиралась куда-то поехать. Не знаете, куда именно? — задал вопрос Брайант. — Насколько я знаю, она редко брала отпуск или отгулы, — Фелиция пожала плечами. — Так что если она куда-то собиралась, то, скорее всего, для того чтобы расширить свои познания. — Что ж, благодарю вас, — Ким встала. — Вы не подскажете, как нам разыскать Чарльза Бланта? — Конечно. А почему он вас интересует? — Потому что, по нашему мнению, он был последним любовником Белинды. — Вы в этом уверены? — Женщина даже не старалась скрыть свой шок. — Мы так считаем, — повторила Ким, поняв, что Белинда умудрилась сохранить свои отношения в тайне от всех. О них ничего не знали ни ее подруга, ни ее начальница, а вот сестра, которую она не любила, знала. С каждым мгновением их отношения казались все более и более странными. — Мне кажется, вы ошибаетесь, но я сама провожу вас к мистеру Бланту. Ким последовала за женщиной, размышляя над тем, что ждет их впереди. Глава 26 — И какого черта все это значит? — прошипела Линн, когда они выходили из зала суда. Судья принес свои извинения присяжным и теперь общался с представителями защиты и обвинения наедине. Пенн не представлял, что может произойти в дальнейшем. — Брось, Линн. Мы же все ждали, что защита ее слегка вздрючит, — заметил Дуг, доставая телефон. — Женщина в своих показаниях развернулась на сто восемьдесят градусов, и, хотя все мы уверены, что во второй раз она сказала правду, ты же понимаешь, что присяжные могут… — Не будь идиотом, Дуг, — в голосе Линн послышалось раздражение. — Все это я ожидала; но что это за обманы, о которых она визжала, и как связаны с ними эти изменения в ее показаниях? — А это не важно, — Дуг улыбнулся. — Присяжные просто не смогут по щелчку забыть историю об испачканной кровью майке. На основании ее показаний мы получили ордер и именно тогда обнаружили эту майку в сарае. А кровь Дева Капура на одежде убийцы — это улика железобетонная, согласна? В словах Дуга был определенный смысл. Судебная экспертиза намертво привязала обвиняемого к совершенному преступлению, но Пенну уже приходилось видеть, как присяжные игнорировали данные экспертизы в тех случаях, когда им казалось, что показания свидетеля не заслуживают доверия. Ведь так терялось их доверие к полиции, вера в представленные доказательства и во все, происходящее в зале. Для того чтобы обвинить человека в убийстве, требовались стальные нервы и непотопляемые улики. Присяжные предпочитали придерживаться концепции «вне всяких разумных сомнений»[28], поэтому они и не желали становиться виновниками необратимых изменений в жизни обвиняемых. Что для любого зрителя шоу «Создание убийцы»[29] на «Нетфликсе» само по себе выглядело двойным стандартом. К сожалению, присяжные не имели возможности вынести вердикт: «Не уверены, что мы можем признать виновным данного человека». — Будем надеяться, что все будет в порядке, — сказала Линн, массируя себе руки. — Приговор вынесут обвинительный, и все мы сможем вернуться к работе. — А я, например, не против того, что мне платят за то, что я весь день заседаю в суде, — заметил Дуг. — Все равно что подметать деньги с пола. — Боже, Дуг, как ты можешь?.. — притворно возмутилась Линн, продолжая улыбаться. Дуг есть Дуг, и ничего с этим не поделаешь. — Сэр, у вас что?.. — А вот и наш мистер Капур, — сказал Пенн, отходя в сторону. — Что-то идет не так? — негромко спросил мужчина. — Вовсе нет, все в порядке, — сержант покачал головой. — Просто судья решил, что и защита, и обвинение нуждаются в том, чтобы их слегка привели в чувство. Обвинение должно было лучше подготовить своего свидетеля, а защите не следовало постоянно ее подкалывать. Через пару минут судья закончит, и заседание продолжится. — Пенн увидел, как Линн поднесла мобильный к уху. — Я найду вас после заседания, и тогда мы поговорим более предметно, хорошо? Мистер Капур согласно кивнул, и Пенн вновь присоединился к своим бывшим коллегам. — Все в порядке? Линн пожала плечами. По ее лицу было видно, что она нервничает. — Пока не знаю, но босс — если не забыл, его зовут Тревис — хочет, чтобы мы вернулись в управление. И немедленно. А еще он сказал, что тебя это тоже касается. Глава 27 Стейси отодвинула от себя список телефонных звонков Белинды, который теперь напоминал радугу. Используя маркеры различного цвета, она выделила практически все номера в списке, и теперь преобладающим цветом был желтый — им она помечала разговоры Белинды с сестрой. Констебль покачала головой. Она никогда ни с кем не говорила так часто в течение дня. Никогда в жизни. Не говоря уже о том, что это повторялось изо дня в день. Голубым цветом констебль отметила звонки, которые она посчитала «безобидными». В основном это были спам и всякий маркетинговый мусор. Розовым цветом были отмечены звонки, сделанные и полученные по поводу всяких услуг: парикмахерская, маникюрный салон, визит к ортопеду, вызов такси и двенадцатиминутная беседа с провайдером Интернета. Теперь у нее остались только три звонка — два исходящих и один входящий. Она позвонила по первому — это оказался мобильный номер, сразу переключающийся на голосовую почту. Приветственная запись на пленке была стандартная, поэтому определить, кому этот номер принадлежит, было невозможно. Стейси сделала возле номера пометку карандашом и перешла к следующему. Это был стационарный номер — телефон звонил до тех пор, пока автоматика не отключила его. И вновь Стейси отметила его карандашом как номер, по которому она еще не дозвонилась. Теперь она набрала номер, с которого Белинде звонили утром в день смерти. Это была стационарная линия. Констебль терпеливо ждала ответа, услышав который сильно удивилась.