— Э-э-э… нет, потому что я всего лишь офицер полиции. — Можно подумать, — поддела его Ким. — То, что он написал в книге, — это лишь малая часть того, что ему вообще известно. Нам надо подготовиться к беседе, а так как технологии, как я и думала, еще не перешли на новый уровень, без знания книги это невозможно. — А знаешь, бывает, что некоторые дни оказываются гораздо длиннее остальных, — заметил Брайант, паркуясь возле кафе. Как же быстро ее коллеги забыли, что совсем недавно страдали от того, что вынуждены работать всего лишь по восемь часов в день! И вот теперь, в пять часов вечера, они находятся в двух часах езды от дома, и одному богу известно, когда все это закончится. Кое-кому это может не понравиться. Стоун вошла в напоминающее пещеру помещение с высокими потолками, статуями, книжными полками и мягкими диванами. «Да уж, на сетевую кофейню это совсем не похоже», — подумала она, вдыхая аромат свежемолотых кофейных зерен. Джеральда Кеннеди инспектор узнала по фотографии на обложке книги — он сидел перед полками, заставленными томами в кожаных переплетах прямо под портретом какого-то ученого. — Мне двойной эспрессо, — сказала она Брайанту, вошедшему вслед за ней. Сержант направился к стойке, а Стоун прошла к сидящему в углу бородатому мужчине, который выглядел немного старше, чем на фото на книге. «Это все из-за бороды», — решила Ким. На фото она была радикально черного цвета, а в жизни — цвета перца с солью. — Мистер Кеннеди, — произнесла Ким, протягивая руку, — я детектив-инспектор Стоун, а там, у стойки, — мой коллега, детектив-сержант Брайант. Спасибо, что согласились встретиться с нами по первому требованию. — Не стоит благодарности, офицер. Это вам пришлось добираться сюда, а я сижу там, где и всегда в это время суток, — мужчина улыбнулся и положил на стол книгу обложкой кверху. — Кроме того, признаюсь, что заинтригован. Не понимаю, чем я могу вам помочь. Он молча выслушал подробный рассказ Ким о расследовании и о возникших у детективов подозрениях. Подошедший Брайант поставил кофе на стол. Мужчины молча кивнули друг другу в знак приветствия. — То есть вы считаете, что убийца — бывший вундеркинд, по каким-то причинам обозлившийся на свои жертвы? — Или это может быть человек, который, в принципе, не жалует мероприятия «Брейнбокс», — предположил Брайант. — Что вполне вероятно и объяснимо, — добавила Ким, вспомнив, как Тед их описал. — Я на них никогда не был, — признался Джеральд. — Не были? — Ким была удивлена. — Но как же может человек, интересующийся одаренными детьми, пропустить подобные мероприятия? — Мне кажется, вы не совсем понимаете область моих научных интересов, — профессор сделал глоток. — Эти дети интересуют меня уже взрослыми. Смогли ли они найти себя в нормальной жизни после того, как вышли из-под огней рампы? Поэтому я сконцентрировался на пяти наиболее известных исторических личностях. Вы знали, например, что Бастер Китон[48] выступал на сцене с младенческого возраста? И что его специально учили сохранять непроницаемую физиономию, пока папаша таскал его за собой по сцене? И что первые несколько месяцев своей жизни он спал в чемодане? Или взять Клару Шуман[49], талантливую пианистку, которая до пяти лет вообще не разговаривала. Ее отец сделал на ней хорошие деньги и даже вел за нее дневник. Выйдя замуж, она судилась с ним, чтобы вернуть эти деньги. Так вот, меня больше всего интересует, могут ли эти несчастные дети адаптироваться и жить нормальной жизнью. — И что же вы выяснили? — поинтересовалась Ким. — В конце концов я понял, что универсального ответа на этот вопрос не существует. Бывают родители, которые не рассматривают свое дитя как сущность, нуждающуюся в защите, — для них оно скорее инструмент для зарабатывания денег. Такие дети редко излечиваются от необходимости постоянно играть на публику. С другой стороны, существует совсем другой подход к этой проблеме. Возможно, вы слыхали о книге «Дети на холме»[50]? Ким отрицательно покачала головой. — Это книга о целой семье одаренных детей, воспитанных в полной изоляции от внешнего мира. В отсутствии необходимости демонстрировать какие-то достижения, но при постоянной интеллектуальной стимуляции. В условиях, когда их побуждали удовлетворять любое свое любопытство. И все эти дети выросли, по любым стандартам, полноценными членами общества. — То есть вы считаете, что во всех вероятных психологических проблемах виноваты родители? — Я никого и ни в чем не обвиняю. Что вы, как родитель, должны делать, если ваш ребенок вдруг демонстрирует способности, во многом превосходящие его возраст? Вам что, надо это игнорировать, скрывать или, может быть, подавлять? Или, возможно, стоит поддержать ребенка и помочь ему раскрыть весь свой потенциал? То есть стать тем, кем он может стать? — Но какой ценой? — вставила Ким. — А так ли уж это важно? — задал вопрос профессор, явно решивший выступить в роли адвоката дьявола. — Ведь речь идет о будущих ученых, о величайших умах… — И вовсе не обязательно, — возразила ему Ким. — В вашей книге упоминается женщина по имени Уинифред Стоунер[51], которая воспитала свою дочь как будущего гения, а дочь после смерти матери очень редко попадала в центр внимания публики. Одаренные дети не всегда вырастают в талантливых взрослых, так же как и талантливые взрослые вовсе не обязательно были когда-то одаренными детьми, — закончила детектив, перефразировав первые два абзаца книги. Профессор громко рассмеялся. — Благодарю, что процитировали мне мои собственные слова, но я пытаюсь представить в книге обе стороны одной медали. Это сложный вопрос, и его нельзя рассматривать с точки зрения парадигмы «белое — черное». Давайте возьмем ваши комментарии относительно мероприятий «Брейнбокс». Вам ведь они явно не нравятся? — Их сложно назвать веселухой, — призналась Ким. — Иногда я думаю, не лишены ли эти дети простых детских радостей, не растут ли они слишком быстро с единственной целью — удовлетворить ожидания взрослых? — Ладно, я постараюсь быть как можно более объективным и задам вам вопрос: вы считаете, что им чего-то не хватает с точки зрения вашего понимания «счастливого детства»? — Возможно, — согласилась с ним Ким. — А что такое это «счастливое детство» в вашем понимании? — Спидвей и классические мотоциклы, — ответила детектив. — Ладно. А сколько детей из вашего класса думали так же? — Насколько я знаю, никто, — призналась Ким. — А вот для меня «счастливое детство» заключалось в нумерации деревьев. — Как это? — не понял Брайант. — Ну, я хотел пронумеровать все деревья на свете — то есть вырезать номер на каждом из них. — Да, немного странно, — заметила Ким. — Не то слово. Но самое интересное — то, что ни один из моих одноклассников не хотел составить мне компанию. — Кошмар… — Так что же это такое — счастливое детство? Сомневаюсь, что оно вообще существует. — Но эти дети — они всегда такие серьезные, — вмешался в разговор Брайант. — И я не хочу показаться чересчур придирчивым, но некоторые из этих детишек могут действительно вынести мозг. — Так же, как и многие из не столь одаренных детей, офицер. Дети, обладающие сверхинтеллектом, не такие уж несносные, но позвольте спросить вас, часто ли вам доводилось оказаться в одной комнате с действительно несносным человеком? Ким кивнула, а Брайант закашлялся. — И как часто вы открыто говорили ему об этом? — Очень часто, — пошутила детектив. — Ну конечно, нет. — Потому что с возрастом вы становитесь тактичной и дипломатичной. Большинство этих детей полностью осознает, что в комнате они самые умные, но их социальные навыки не столь развиты, как умственные способности. Их основная проблема — это адаптация в обычном обществе. Очень часто они придумывают себе друзей, потому что им сложно найти реальных людей с сопоставимыми уровнями умственного развития и интеллекта. — Вы о вымышленных друзьях? — Такое тоже случается. У них нет ничего общего со сверстниками и почти ничего — с другими детьми-вундеркиндами, кроме более высокого уровня развития. Но это вовсе не означает, что им нравятся одни и те же вещи. Они пытаются стать своими, будучи явными чужаками. Вундеркиндом называют ребенка до десяти лет с уровнем развития в некоторых областях, соответствующим уровню развития взрослых специалистов. Так что о каком-то давлении речи не идет, — закончил профессор, допивая свой напиток. — А вы не думаете, что наш убийца может совершать преступления, чтобы привлечь к себе внимание? — озвучила Ким только что пришедшую ей в голову мысль. — Я не стал бы полностью исключать это, но, честное слово, меня больше всего интересует, почему ваш убийца стал убивать именно сейчас. Это если он или она действительно является бывшим вундеркиндом. Я никогда не встречал ничего, что указывало бы на то, что эти дети в один прекрасный момент могут проснуться убийцами. — То есть вы считаете, что нам надо найти побудительный мотив? — уточнил Брайант. — Послушайте, мои исследования показывают, что большинство вундеркиндов, столкнувшихся со сложностями взрослой жизни, находят утешение в наркотиках, алкоголе или сексе. Они могут пытаться привлечь к себе внимание любыми доступными им способами. То, что они больше не находятся в свете прожекторов, может довести любого из них до того, что он полностью потеряет жизненную ориентацию. И достаточно часто некоторые из них начинают находить прелесть в… — Тут профессор замолчал, на его лице появилось задумчивое выражение. Размышляя, он тянул себя за бороду, превращая ее в торчащий конус из темных жестких волос. — А вы знаете, у этой череды убийств может быть совсем другое объяснение. — Я вас слушаю, — откликнулась Ким. — Предположим, что этот убийца болен. Дети-вундеркинды достаточно часто, став взрослыми, испытывают психологические проблемы. Об одном из них я писал в своей книге. В пятидесятые годы в Австралии жил некто Ричи Тейлор, абсолютно потерявший себя в возрасте лет двадцати. Никак не мог понять, почему аудитория, восхищавшаяся тем, как он играет на скрипке в возрасте шести лет, теперь им совершенно не интересуется. Почти пять лет он провел в клинике, пытаясь стать нормальным человеком… Кажется, если мне не изменяет память, нечто подобное произошло сравнительно недавно. И, если я правильно помню, где-то в вашем районе. Он нахмурился, пытаясь что-то вспомнить. — Почти уверен, что ее звали Бет, а вот фамилия… увы… Глава 63 — М-м-м-м, — промычал Китс уже в шестой раз. — Я тоже так думаю, — заметил Митч, переворачивая футболку. Пенн встал, чтобы размять ноги. Он сидел в своем уголке вот уже больше часа, выслушивая, как специалисты обмениваются подобными маловразумительными фразами через равные интервалы. Оба эксперта предложили ему оставить футболку у них, но он не собирался упускать ее из виду. Цепочка доказательств должна быть сохранена, даже если она больше ничего не доказывает. — Как ты можешь понять из его бормотания, о чем он думает? — спросил Пенн, остановившись рядом с криминалистом. — Здесь главное то, как он это бормочет, — объяснил Митч. Оба мужчины надели латексные перчатки и вооружились линейками, блокнотами, карандашами и каким-то печатным пособием.