— Думаю, что он не поблагодарит тебя за то, что ты посылаешь его на эту помойку, — заметил Брайант. — Ты читала меморандум о том парне, что вел расследование в Йорке? Ким отрицательно покачала головой. — Один из криминалистов умер, провалившись в подпол одного из складов, когда обследовал место покушения на убийство. Остались жена и двое детей. — А какое это отношение имеет к Митчу? — поинтересовалась Ким. — Босса этого парня обвиняют в том, что он неправильно оценил риски при обследовании территории. Ты же знаешь, как это бывает. Теперь Митч будет вести себя сверхосторожно, и осмотр займет массу времени. Правильно говорят: «Не зная броду, не суйся в воду». Хотя по своему опыту могу сказать, что тонут как раз те, кто брод отлично знает. Так что нам всем придется помучиться, и все потому, что парочка городских полицейских наступила в дерьмо… — Брайант, мне кажется, что цифры говорят не совсем… — Я просто хочу сказать, что сегодня Митч будет сверхосторожным. — Плохо, — ответила детектив, не уверенная, что у них есть выбор. Убили женщину, и они должны искать улики. Ким все еще не могла забыть вид жертвы, прикрученной к качелям колючей проволокой. Ее мучило несоответствие невинного детского аттракциона острым колючкам, вгрызающимся в тело жертвы. Буква на затылке была вырезана уже после смерти жертвы — по крайней мере, так считал Китс. Так что ни боли, ни страданий это убитой не причинило. По опыту Ким, подобные символы предназначались не для жертвы. Убийца использовал их или для того, чтобы избавиться от какой-то навязчивой идеи, или в качестве послания всем окружающим. Для того чтобы о чем-то заявить. И такие знаки были очень личными. — Ничего себе, — сказал сержант, сворачивая на тихую улочку. Митч, в комбинезоне и бахилах, стоял прислонившись к капоту своего фургона. — Ты что, шутишь? — спросил он, когда Ким выбралась из машины. Было ясно, что коллега уже успел заглянуть в прихожую, но дальше не продвинулся. — Надо, Митч, надо, — ответила инспектор, проходя по садовой дорожке. — Хотя я бы тоже хотела, чтобы она перед смертью прибралась в доме… — Послушай, — прервал ее криминалист, — это не просто неприбранный дом. Это помойка в худшем понимании этого слова. Моим ребятам просто опасно входить в него. Мне необходимо оценить риски… — Черт побери, Митч! Я видела, как ты работал и на высоте, и под землей, и в разных замкнутых пространствах. Ты входил в помещения, которые воняли, как размороженный холодильник в морге у Китса. Так что ноги в руки и проделай проход для своих ребят среди всей этой ерунды. — Ерунды? — Вот именно. Рада, что ты наконец со мной согласился. Криминалист покачал головой и тяжело вздохнул. — И что бы ты хотела, чтобы мы здесь нашли? Особенно принимая во внимание, что это место находится в нескольких милях от места преступления? — Начните с пола, — подал голос Брайант. — Митч, я вовсе не собираюсь учить тебя, как надо работать, но этой женщине было чуть за шестьдесят, и какой-то урод жестоко убил ее в детском парке. Нам надо найти этого сукина сына, вот и все. Митч приподнял бровь. — А еще ты знаешь, что я никогда не попрошу тебя сделать что-то, чего не смогу сделать сама. Криминалист застонал, закатил глаза и позвал своих сотрудников. — Будешь мне должна. — Обязательно, Митч, — ответила детектив, наблюдая, как его люди выстраиваются вслед за ним. — Мы тоже идем, командир? — поинтересовался Брайант. — Ни за что на свете, — Ким развернулась и пошла назад. — Нас ждут гораздо более интересные места. Глава 11 Сегодня Стейси была рада остаться в офисе в одиночестве, хотя шум в голове, не дававший ей покоя, никуда не делся. С одной стороны, она была рада, что у них появилось новое крупное дело — да простит ее Бог за такие мысли. Рутина, которой она занималась последние несколько недель, оставляла ей слишком много времени для размышлений. Для сомнений и для всяких критических мыслишек. Ей был задан вопрос, и Стейси не знала, как на него ответить. Готова ли она полностью изменить свою жизнь, расстаться с безопасностью хорошо знакомых отношений, выйти из зоны комфорта? Честно говоря, она этого не знала. Констебль постаралась отодвинуть эти мысли в сторону и сосредоточиться на телефоне Белинды Эванс. При этом она предпочла не обращать внимания на сигнал своего собственного телефона, известивший ее о том, что поступило новое сообщение. Она просто еще не успела достать аппарат из рюкзака. Ей не хотелось, чтобы он все время лежал перед ней на столе и напоминал о том, что от нее ждут ответа. Ей было легче забыть о нем, если он не мелькал у нее перед глазами. А как раз сейчас забыть было необходимо. То, что у нее был номер Белинды и название ее провайдера, значительно облегчило ей жизнь. Сьюзи из «Водафона» уже подтвердила, что последний звонок был сделан накануне в одиннадцать часов вечера. Стейси полагала, что телефон уничтожили, а это само по себе говорило бы о том, что это важная улика, каким-то образом связанная с убийцей. Иначе его никто не стал бы забирать. Подружка Сьюзи из «Водафона» все еще трудилась над биллингом, снимая информацию с ячеек, а Стейси между тем решила заняться звонками. Она разложила перед собой четыре листа бумаги — распечатку файла, пересланного Сьюзи по электронной почте; список всех номеров, на которые или с которых звонили за последние двадцать восемь дней. Просматривая эти данные, Стейси вновь услышала сигнал своего телефона. И покачала головой своему рюкзаку, как будто он мог понять ее. А потом вернулась к своим спискам. Глава 12 — Командир, может быть, объяснишь, что ты надеешься здесь отыскать? — спросил Брайант, когда они вошли на вторую половину дома, принадлежавшего Белинде Эванс. — Мы же знаем, что бо€льшую часть своего времени она проводила на соседней половине, так что все улики должны быть там. — Но разве даже после смерти Белинда Эванс показалась тебе грязной и неухоженной? — Инспектор повернулась к нему. Сержант покачал головой. — А тебе могла прийти в голову та помойка, которую она развела в соседнем помещении? — Нет… — А глядя на ее машину, ты мог подумать о чем-то таком? — Лучше б ты просто ответила на мой вопрос, вместо того чтобы задавать двадцать своих, — проворчал сержант. — Понимаешь, Брайант, что-то здесь не бьется. С одной стороны, ей был необходим хаос, устроенный на соседней половине — пока я не могу объяснить, почему, — а с другой стороны, она была человеком, любящим порядок и аккуратность. — И все-таки ты не… — Минутку, — ответила Ким, идя по пустой прихожей в гостиную и заглядывая по дороге в ящики и под подушки. — Где ты хранил свои вещи, будучи ребенком? — Везде. Одежду — на кровати, кроссовки разбрасывал по комнате, учебники складывал горой на прикроватной тумбочке… то есть действительно везде. — А важные вещи? Те, что в любой момент должны были быть под рукой, или те, в месте нахождения которых ты должен был быть уверен? Любовные записочки, любимая модель машинки от «Корги», фотографии полуголых… — В верхнем ящике прикроватной тумбочки, — ответил сержант, поняв наконец ее логику. — Ты думаешь, что Белинда использовала этот дом в качестве такого ящика? И держала здесь важные вещи — подальше от хаоса соседнего дома? Ким кивнула и выдвинула нижний ящик комода. — Ага, — сказала она, доставая оттуда пачку бумаг. — И что конкретно мы ищем? — спросил Брайант. — Понятия не имею, — ответила инспектор, протягивая ему пачку. — Но ты пока просмотри вот это, а я обойду дом. Она поверхностно осмотрела кухню и двинулась дальше. На кухне не увидела никаких признаков того, что женщина любила готовить. И в этом Стоун была с ней солидарна. Этот дом в принципе мало что говорил ей о жертве. Обычно она могла почувствовать человека, просто осмотрев его жилище. А сейчас в ее распоряжении было целых два дома — и ни один из них ничего не говорил о женщине, привязанной проволокой к качелям. Как правило, Ким многое могла узнать о жизни и интересах владельца жилплощади. Она обращала внимание на книги, журналы, на мебель и украшения, на всякую ерунду, разбросанную по дому. Но сейчас перед ней была только Белинда Эванс — ученая шестидесяти одного года, бывший профессор детской психологии. А что насчет Белинды-женщины? Что она любила, чего боялась, о чем мечтала? Ким нужна была информация, которая превратила бы эту схему личности в уникальную индивидуальность. Как она росла вместе со старшей сестрой Вероникой и какая тайна скрывается за всем этим? Однако инспектор не рассчитывала найти портреты в рамках и альбомы с сентиментальными фотографиями. Женщина никогда не была замужем, так что не стоило ожидать изображений детей и внуков на каминной полке. И в то же время что-то не давало Ким покоя. В ее доме, например, была только одна фотография — она и Мики в возрасте шести лет, — но, хотя дом в целом был скудно украшен, везде присутствовали следы ее пребывания. Собачьи миски, мотоциклетные запчасти, журналы, книги по психологии серийных убийц, засохший цветок на окне. В конце концов, масляное пятно на ковре, которое никак не хотело выводиться. А здесь все пусто, что для явно непростой женщины было абсолютно неприемлемо.