– Я тут принес с собой опытный экземпляр. Не желаете взглянуть? – Жду с нетерпением. Сайдерс нагнулся над своим вещмешком и расстегнул на нем «молнию». Наружу он вынул пожарный топор. – Это что, шутка? – растерялся Роу, когда Сайдерс выложил его на покрывающее стол стекло. – Вовсе нет. – Ваша технология стеклорезания – этот самый топор? – Он очень эффективен. Возможно, многое объяснится, если я устрою вам демонстрацию. – Будьте столь добры. Сайдерс встал и поднял свое, так сказать, орудие. С ним он обогнул стол и остановился возле стекла, что находилось у Питера Роу за спиной. «Звонок второй». – Извините, мистер Сайдерс, – повернулся вместе с креслом Роу, – но что вы такое творите? – Демонстрирую. – На моем, черт возьми, окне? – Ну а как? Где здесь еще какое-нибудь стекло? «Звонок третий». Роу поднялся, уже разгневанно. Надо же, столько времени потерять зря. Битый час договариваться об этой встрече, сдвигать другие, озадачивать сотрудника поисками, анализировать его записку. Ему, признанному авторитету правоведения, вот уже четыре года подряд входящему в число лучших патентоведов Чикаго! Пора с этим заканчивать; время дорого. – Мистер Сайдерс, я не думаю, что могу вам чем-либо помочь. – Это почему? – Прошу вас уйти, причем незамедлительно. – Но ведь я должен показать, как оно работает. Как только вы увидите… – Последний раз прошу: уходите. – Но вы просто обязаны это видеть. У вас крышу снесет. Руку с топором Сайдерс завел себе через плечо, и до Роу дошло, что этот тип конкретно со сдвигом. Умственная нестабильность. Гении все как на подбор славятся своей неуравновешенностью, но перед ним сейчас стоял не гений. А явный психопат. Питер Роу взял трубку, набрал по внутреннему секретаршу и стал дожидаться ответа. – Келли, – нервно сказал он, – вызовите ко мне в кабинет охрану, прямо сей… Он отвел трубку от уха и оторопело уставился на обрывок провода, свисающий из нее. Потрясенность сменилась ужасом. Бог ты мой. По всей видимости, Сайдерс в тот момент, когда он пошел закрывать кабинетную дверь, перерезал провод. Надо отсюда убираться. Не мешкая. Он повернулся и начал проворно огибать стол, но дорогу ему, скалясь улыбкой, преградил Сайдерс. Быстро мелькнул локоть, и Питер Роу неведомо как, с гудящей головой, очутился на полу. Кажется, сидя. – Расслабьтесь, – сказал Сайдерс, – и все пройдет быстро и без особой боли. – Вы… да как вы… вы… Питер делал попытку встать, когда заметил стальной носок ковбойского сапога, чуть наискось несущийся к челюсти. Джек 1 апреля, 13:40 Оглядывая приемную «Скорой помощи» второй раз за два дня, я невольно подумала, сколько же людей здесь действительно могло отдать концы в ожидании врачебного осмотра. Допустим, мое давление было в самом деле настолько серьезным, что надо было поторопиться с этим приездом в больницу, но все же не настолько критическим, судя по тому, что я уже битый час сидела тут в ожидании приема. Добавим сюда сорок минут езды из Беннесвилла в Чикаго («Святое распятие» была ближайшей из клиник, где действовала моя страховка). Если б мое состояние было действительно опасным для жизни, я бы уже окочурилась. – Если б мое состояние было действительно опасным для жизни, я бы уже окочурилась, – сказала я Фину. – Пойду еще раз заявлюсь на сестринский пост, – ответил он и ушел. Я тягостно вздохнула. Сомнения нет, меня опять начнут изводить этим разговором насчет стимуляции родов, на что я пойти решительно не могу: не хватало мне еще произвести на свет ребенка в День апрельского дурака. У меня зазвонил айфон. На экране значилось «номер не определен», но я все равно нажала кнопку вызова. – Жаклин Дэниэлс? С прискорбием извещаем вас о кончине Херба Бенедикта. Он съел столько двойных чизбургеров, что лопнул, а взрыв оказался столь мощным, что унес жизни еще шестнадцати человек. Макглэйд, когда звонил мне, нередко зашифровывал свой номер, зная, что я могу не взять трубку. – Это ты, Гарри? Ты разве еще не здесь? – Встаю на парковку. Напомни еще раз, что мне причитается за то, что я неотлучно прикрываю твою спину? Деньги? Слава? А может, ты спроворишь мне двух своих близких подруг близняшек-стриптизерш? – Хватит с тебя и удовольствия от того, что я проживу лишний день. – По мне, близняшки-стриптизерши все же лучше. – Слушай, мне пора. Воды начали отходить. – Да ты что?! Серьезно?! – С Первым апреля. Тоже, знаешь ли, люблю пошутить. Я прервала связь. Фин все не шел. Я думала кинуть ему какую-нибудь гадкую эсэмэску, но в этот момент айфон зазвонил снова. Опять «номер не определен», но на этот раз еще и с запросом разговора по Face Time – приложению, позволяющему осуществлять видеосвязь. На нем настоял Фин – вдруг обстановка потребует, – и я теперь таскала с собой переносную точку доступа, которая в месяц обходилось мне чуть больше годовых расходов на электричество. Я нажала кнопку допуска, при этом раздражаясь, что сейчас увижу на экране физиономию Макглэйда (как будто я его мало вижу). Но на меня уставился не Макглэйд. А бледное лицо с черными патлами. Лицо того, с кем я давно не виделась. И если честно, то надеялась не увидеть его больше никогда. Отвращение было таким сильным и пронизывающим, что часть меня – причем часть подавляюшая – полыхнула острейшим желанием жахнуть трубку об пол, чтобы вдребезги. Но копы так не делают. Лютер осклабился в камеру. – Ого. Ты смотришься на редкость брюхатой, Джек. – А ты таким же отвратным. Что, истосковался по свиданьицу? Открою маленький секрет: у меня тут есть друзья, у которых просто руки чешутся скорей тебя обнять. – Всему свое время, Джек. А у меня для тебя игра. Если выиграешь – спасешь человеческую жизнь. Хочешь, сыграем? – Мне с тобой играть не пристало, Лютер. Он нажал на камере вторую кнопку, и картинка на моем айфоне перепрыгнула с Лютера на еще какого-то человека – в импозантном костюме, но без сознания. Рот у него был заклеен скотчем, а запястья и лодыжки стянуты капроновым шнуром. В такую тошнотную игру мне прежде, помнится, доводилось играть с одной серийной убийцей, которая присылала мне снимки людей, намеченных к убийству. Но то были фотки. А это видео онлайн. – Ты меня там слышишь, Джек? Я не ответила. В животе мучительно взбухала тошнота, и хотелось опрометью унестись, укрыться туда, где эта сволочь не сможет меня отыскать.