Я продвинулась к окну возле двери, окулярами приложила к глазам ладони и заглянула внутрь. Стекло было почти полностью выбито, лишь несколько острых обломков торчало по периметру. В доме стояла темень, а то, что виднелось, представляло собой сплошную разруху из разломанной, расщепленной ветхостью и гниением мебели. Пол был усеян шприцами, мятыми жестянками и битым бутылочным стеклом. Судя по стойкому плесенному запаху, в разрушении живо поучаствовали сточные воды. Здесь уже годами никто не жил. Неверной поступью я спустилась с крыльца; голова шла кругом. На ступеньках соседнего дома я остановилась. Он тоже был нежилым, а разрушен даже еще сильнее: крыша примерно на четверть ввалилась, обнажив стропила. Все дома в округе смотрелись примерно одинаково. Вокруг тянулась монотонная фабричная застройка города-призрака. Я невольно вздрогнула: откуда-то сверху, с дерева, сорвалась в полет ворона, оглашая окрестность сиротливым карканьем. Прямо как в фильме ужасов. Черт возьми, где я? И как здесь очутилась? Помимо карканья, до уха не доносилось ни единого звука. Особенно заметным было полное отсутствие городского шума, гудения машин. С таким же успехом я могла стоять в каком-нибудь призрачном лесу. Подковыляв к дороге, я потащилась по середине улицы. Здесь я сделала руки рупором и поднесла их ко рту: – Эй! Ээээй! Кто-нибууудь! Никто не откликнулся. Впереди на расстоянии маячила водонапорная башня. Я как раз пыталась разглядеть выцветшую надпись на ее цистерне, когда откуда-то спереди, издалека, донесся протяжный вопль. Память еще не успела восстановиться, когда до меня толчком дошло, кто должен за всем этим стоять. Лютер. Прошу, прошу, прошу, не допусти, чтобы это кричал кто-то, кого я люблю… Фин Открыв глаза, он застал себя на каком-то странного вида сиденье, к которому резиновыми путами были туго прихвачены все его конечности. В сиденье был вделан некий механизм из шкивов и приводов. В принципе оно напоминало какое-нибудь навороченное кресло дантиста, но с большим количеством причиндалов неприятного вида. Все это Фину совершенно не приглянулось, и сердце начало гонку по вертикали. Попытка освободиться успеха не возымела. В помещении было душно, пахло плесенью и заскорузлой кровью. Бетонные стены. Тусклое освещение. На полу песок. Каземат. Он в застенке. Как он вообще здесь оказался? В памяти мутно замелькали отрывистые образы. Кладбище. Гольфмобиль. Крытый грузовик. Джек. ДЖЕК. – Джек! – выкрикнул Фин. – Фин, ты? Голос явно не ее. Выгнув шею, Фин наискосок от себя увидел еще одно такое же кресло, и тоже с прихваченной путами фигурой. – Макглэйд? – Скажи мне, что мы напились и приперлись в садомазобордель. – Мы у Лютера. – Ты думаешь, он подгонит шлюх? – Сомневаюсь. – Я так и знал, что на него надежды нет. – Ты видишь Джек или Херба? – Нет. Там какой-то пульт управления на тележке. В стене напротив меня большое окно, но сейчас за ним темно. А рядом табличка, вроде медной, с какими-то надписями. Я отсюда различаю только «КРУГ» и «НАСИЛИЕ», плюс еще несколько слов помельче. Ну и… – Голос Макглэйда осекся. – Что «ну»? – Тело. Мужик. Сидит в углу. – Живой? – Нет. – Точно? – Можно попробовать рявкнуть и посмотреть, услышит он или нет. Только сложно что-то расслышать без головы. Внутри у Фина похолодело. – Ты сейчас придумываешь шутку насчет головы? – осведомился он. Гарри не ответил. – Гарри! Сейчас не время терять голову. – Я похищен серийным убийцей, а теперь еще и смотрю на обезглавленный труп. Все это не умещается в голове, которая пока что на мне. – Нам надо мыслить логически. Макглэйд медленно вздохнул. – Знаешь, о чем я сейчас логически мыслю? Мы с тобой снова связаны и ждем, когда какой-то маньяк замучит нас до смерти. По логике мне бы сейчас самое время обмочить штаны. – Держись, Гарри. – Просто дежавю какое-то, – посетовал Макглэйд. – Знаешь, сколько мне переснилось с той поры кошмаров? – Его голос надломился. – Я… я больше не выдержу, дружище. – Выдержишь, обязательно. Хотя в этих своих словах Фин сейчас сомневался. Тем более слыша, как со стороны Гарри доносится тихий плач. Джек Через одичалую поросль на переднем дворе я рванулась к крыльцу. Этот дом, как и все прочие, едва держался вертикально, всем своим остовом поведшись набок. Через дверь доносились женские крики. Женщина. Я выдохнула полной грудью, втайне стыдясь облегчения, что это все-таки не знакомый мне человек. Снова крик. Бедняга нуждалась в помощи, но я колебалась. Врываться внутрь без оружия – дело достаточно рискованное. Тем не менее я повернула дверную ручку и приоткрыла дверь. В ущербном свете глаза некоторое время осваивались в темноте. Постепенно на дальнем конце гостиной (назовем ее так) я различила диван. Обивка на нем истлела, уцелел лишь деревянный каркас и ржавые пружины. Внутрь на свой манер пробралась природа – грязь, жухлые листья, катышки грызунов, лужицы стоялой воды. На полу под проводкой, вывалившейся из покоробленного гипсокартона, лежал опрокинутый журнальный столик. – Эй? – осторожно, вполголоса окликнула я. – Здесь! – заставил меня вздрогнуть женский крик. При проходе через гостиную половицы под моим весом натужно скрипели, а я как могла огибала дыры там, где дерево прогнило. В какой-то момент я остановилась и прислушалась. Меня обступал темный узкий коридор; из бреши, что зияла в потолке, сеялся дождь. В конце коридора виднелась дверь, очерченная щелями в косяках, через которые просачивался свет. Из-за двери взрастал множественный хор стенаний, перешедший затем в невнятные причитания.