– Тебя к месту все равно не пропустят. – Но тебе-то туда зачем? Ты ведь больше уже и не коп. – У меня есть друзья в верхах. Кроме того, департамент полиции Чикаго мне должен. Он все так и смотрел на меня страдальческими глазами. – Ты ведь знаешь, как я о тебе беспокоюсь? – Там два десятка полицейских, – успокоила его я, – так что ничего со мной не случится. – Джек, я ведь не об этом. Доктор сказал… – Да брось ты, Фин. То была лишь одна случайная схватка. Ты слишком остро реагируешь. Взгляд у него в самом деле заострился. – Остро? Он говорил, что может случиться разрыв печени. Отказ почек. – Маловероятно. – Ты можешь впасть в кому! – Исключено. – Летальный исход, Джек. Для тебя и для младенца. – Что ты несешь? Никто из нас не умрет, – отмахнулась я. Такой сентиментальный, мнительный Фин меня к себе не располагал. По мне, так лучше бы он громил бандюков и угонял машины. – Джек… – Дай мне мой телефон и перестань. Он с неохотой подтянул к себе мешок, и я углядела там пакетик чипсов. Я чуть было их не выхватила, но кое-как себя сдержала. Грызть чипсы на месте преступления – в известной степени моветон, не важно, насколько они великолепны и сколь слезно каждая клеточка моего тела по ним вопит. Не беременность, а бич божий. – Я вернусь минут через десять, – сказала я, вылезая из машины, и ступила в бучу. Меня остановил один из чинов, и тогда я спросила, где здесь детектив Том Манковски. Прошло немного времени, и навстречу показалась моя знакомая каланча, улыбаясь на ходу. Признаться, он удивительно походил на Томаса Джефферсона с двухбаксовой купюры – такие же длинноватые волосы, сильные нос и подбородок. – О, лейтенант! Поздравляю с малышом. – Спасибо, Том. Пока рано, но готовлюсь. И лейтенантом меня можно больше не звать. – Что поделать, привычка, – с улыбкой развел он руками. – Хотите прогуляться? Тело уже срезали. – Откуда? Том указал на железнодорожный мост Кинзи-стрит, торчащий своими разведенными створками на сотню футов в воздух; один из многих реликтов архитектуры, коими полнится город. В этой позе ржавые пролеты застыли уже годы назад, когда мостом окончательно перестали пользоваться. Возведенный из перекрестных балочных ферм, он имел такой же антикварный вид, как Эйфелева башня. Палец Тома указывал на среднюю секцию моста, под которой я уже успела разглядеть свисающий к воде отрезок веревки. Под мостом на деревянном настиле топталась стайка парамедиков и лежало непременное тело, укрытое простыней. За их спинами, на парковке здания «Chicago Sun – Times», теснились фургоны прессы и репортеры, отгороженные желтой полосатой лентой. Том провел меня сквозь людскую сутолоку, затем вниз по нескольким бетонным ступеням и подвел к помосту с телом. Здесь, в непосредственной близости от воды, вольно гулял ветер, и было заметно прохладней. Река дышала сыростью вперемешку с отходами. Возле одной из опор моста я увидела моего давнего друга и соратника, сержанта Херба Бенедикта. На нем топорщился серый, казенного вида костюм; галстук был допотопно широк, а один из лацканов несмываемо помечен пятном горчицы. При виде меня моржовые усы Херба поникли. – Черт возьми, Джек, – проворчал он. – Тебе здесь не место. – Время смерти? – спросила я без остановки. Херб протяжно вздохнул. – Медэксперт говорит, два-три часа ночи. Где-то в этом интервале. – Хьюз где? – Кофейком пробавляется. Джек, в самом деле: тебе не надо… – Херб, не начинай. – Я сцепила перед собой ладони, по мере сил разряжая обстановку, наэлектризованную отчасти моим приходом. – Как жертва была подвешена? – За запястья. Альпинистской веревкой, обмотанной вокруг одной из ферм. – Происхождение отследить можно? – Сейчас выясняем. Хотя надежды мало. Нынче по Интернету хоть парашютные стропы можно заказать. Я вот через «Амазон» купил: неубиваемые шнурки получились. Я посмотрела вверх, на серое ватное небо, откуда в лицо побрызгивал дождик. Щурясь на нижнюю кромку моста, я спросила: – На какой примерно высоте? – Двенадцать метров. Не взберешься. – Кошка? – предположила я. Том покачал головой: – Невозможно. – Откуда ты знаешь? – В «Разрушителях легенд» что-то подобное пробовали. Больше чем на шесть метров бросить не получается. – Тогда как он затащил туда веревку? – спросил Херб. Пока они глядели вверх, я посмотрела вниз, изучая причал. Секунд через десять я наклонилась, приметив на щербатом дереве нечто, напоминающее серый камешек. – Перчатки у тебя с собой? – спросила я Тома. – И мешок? Он выудил и натянул на руки латексные перчатки; Херб снабдил его полиэтиленовым мешочком для вещдоков. Том согнутой фалангой пальца препроводил в него каплевидное грузило – свинцовое, размером с грецкий орех и весом в несколько унций. Из медного ушка пушился обрывок капронового волокна. – Рыболовная снасть, – определил Херб. Том кивнул, прибрасывая. – Допустим, он привязал грузило к веревке; метнул вон туда, пропустил через опорную балку, а затем сделал петлю и вздернул труп. Поднял, как на флагштоке. – А как они вообще здесь очутились? Он что, среди ночи подбил жертву спуститься к реке порыбачить? Такая версия вызывала сомнение. – Ну да. Если только ее не смущал моток веревки у него на плече или вокруг шеи. Я указала в сторону репортеров: – Кстати, у газетчиков парковка ночью мониторится? – У них есть сторож, – ответил Херб. – А наружной камеры нет. – Возможно, убийца припарковался там, а причиндалы были у него в багажнике. Или же они ждали его на месте, когда он прибыл туда с жертвой. Вы проверяли то место альтернативным источником света? Херб кивнул. – Крови нет. Я, раздумывая, поцокала языком. – Получается, что он завлек ее сюда или привел в бессознательное состояние и прямо здесь убил. Ногти? – Чистые, – ответил Херб. Часто жертвы царапают своих мучителей, и остается след ДНК. Чистые ногти означали, что убийца владел ситуацией на время всего преступления. Я поглядела на веревку, колышущуюся на ветру. Поднять тело, привязанное к одному концу, требует недюжинных физических сил и стараний. Или же… Я посмотрела на другой конец веревки, прихваченный к загородке возле ступеней.