Улыбаться я не стала – тем более в направленную на меня линзу, подвешенную над точкой пересечения мостков и лестницы. Под камерой обнаружилась еще одна медная табличка (единственный пятачок на всей башне, не тронутый ржавчиной): КРУГ 8: ОБМАН Когда б я знал, что дать мне надлежало Ответ тому, кто возвратится в свет, Поверь, ничто б огня не взволновало. Но если верить, что из царства бед Живой никто в мир не являлся прежде, То, не страшась бесславья, дам ответ. «Ад», Песнь XXVII[51] От таблички мое внимание отвлекли звуки с другой стороны цистерны – что-то вроде цепи, влекущейся по металлической решетке мостков. С какого именно направления они шли, сказать затруднительно, так как обзор скрадывался округлостью цистерны. Теперь к звуку добавилась еще и вибрация: шаги по мосткам приближались. – Лютер, в чем дело? Это не ты там? Ответа не последовало. – Лютер! Шаги близились; было уже понятно, что поступь доносится из-за угла справа. Я начала медленно пятиться, руки выставив перед собой в боевой стойке: давал себя знать приток адреналина и инстинкт, унаследованный нами от пращуров – «дерись или беги». В поле зрения показалась невысокая сухощавая женщина с серебристой проседью в волосах. Как и на мне, на ней был спортивный костюм, но в отличие от меня, она держала в руке нож с выкидным лезвием, да таким большим, какого я еще не видела. Хотя нет, видела – у Макглэйда. «Колд Стил Эспада» с кривым лезвием. Он таскал его с собой постоянно и то раскрывал, то закрывал, корча из себя крутого метателя ножиков, пока по неловкости не выпустил его из рук, и клинок росчерком не украсил огромный плазменный телевизор, еще один предмет его гордости. – Она хочет жить, Джек, – сказал мне Лютер. – Очень, очень хочет. Я сказал ей, что если она убьет человека, который взберется на крышу, я ее отпущу. Свое обещание я сдержу, и ее я в этом убедил. Единственный выход для тебя – это убить ее первой. – Я этого делать не буду, – уперлась я. – Тогда стой там, а она пусть настругает тебя ломтями. Женщина продолжала подступать с хищным огоньком в глазах и отстраненностью, намекающей на готовность что-нибудь сотворить. Твою мать. Должно быть, этот импульс пробил ее в тот же миг, что и меня: мы обе замерли с открытыми ртами. – Я вас знаю? – первой спросила я. – Мне тоже об этом подумалось. Чистый манхэттенский выговор. Ее голос подтолкнул меня к догадке. – Синтия Мэттис? – спросила я. – Литературный агент Эндрю Томаса? Лицо я узнала по фото в блоге. – Да. А вы? – Мы несколько дней назад общались по телефону. Я Джек Дэниэлс. Ее глаза чуть заметно расширились. – Очно вы не так приятны, – произнесла она. Уж помолчала бы. У самой в блоге фотка как минимум двадцатилетней давности. – Ну да. Не накрашена, не причесана. Да и… – я похлопала себя по пузу-арбузу, – еще и беременна немножко. – Он сейчас нас слушает, – сказала вполголоса Синтия. Я кивнула: у нее на ухе тоже был наушник. Потеки косметики у нее на лице напоминали древние русла рек. Если она до этого и истерила (судя по всему, да), то сейчас, похоже, собрала волю в кулак, настроившись на нечто. Была в ней жесткость, явно превосходящая своей интенсивностью переговоры по изданию книжек. Интересно, как долго Лютер продержал ее здесь на ошейнике, готовя к мысли об убийстве. Часы? Сутки? Судя по виду, намокла и продрогла она изрядно. Ее глаза скользнули на нож, затем опять на меня. – Хочу быть с вами откровенной, милочка… Могу я звать вас Джек? – Конечно. Она стояла в трех метрах от меня, переминаясь с ноги на ногу, как в ожидании теннисной подачи. – Он ведь меня убьет, Джек. Если я не убью вас. – Каким образом? У себя на шее она тронула одну деталь, на которую я как-то не обратила внимания. Ошейник – уменьшенная версия того, что висел на медведе. – Здесь в ожидании я провела уже долгое время, прокручивая все в уме. Он не сказал мне, что это будете именно вы, но знаете что? – Что, Синтия? – Мне без разницы, милочка. – И все-таки? Она подалась вперед, скребя цепью по решетке мостков. – Мне год до пенсии, Джек. У меня внуки. Муж. Мы собирались на лето во Францию, на юг. Умирать здесь мне не хочется. Так что или вы, или я. Не допущу, чтобы я. – Послушайте меня, Синтия. – Что? – Мы можем найти другой способ. – Какой? – Не знаю, просто… – Вот он, прямо сейчас, у меня в голове, – скривилась она, как от боли. – Понуждает меня к действию. Говорит, еще минута, и если вы останетесь в живых, он меня убьет. – Дайте сюда нож. Нельзя ему позволить… – Джек, он прикончит меня меньше чем через минуту. Она набиралась решимости, это было видно по ее глазам. – Синтия… Лютер в моем ухе: – Готовься, Джек. Сейчас она набросится. Тебя я бы тоже вооружил, но при твоей подготовке и ее почтенном возрасте бой был бы не на равных. Хотя щучка она еще та. При желании может обратиться в акулу. Берегись. Мэтис приблизилась на шаг, держа нож обеими руками, как будто это был меч. В принципе, по клинку от него действительно недалеко. – Я помогу тебе освободиться от цепи, – поспешно сказала я, но еще не договорив, поняла, что Лютер ее при этом убьет. Или кого-нибудь из тех, кто мне дорог. – Лютер, чего ты хочешь добиться? – спросила я, когда эта женщина совершала движение.