– Хочу, чтобы ты ее убила. – Ты знаешь, что этого не произойдет. – Тогда тебя убьет она. Заодно с твоим ребенком. Словно по сигналу, во мне завозился младенец. Опустив на живот руку, я почувствовала, как он изнутри тычет ножкой мне в ветровку. – Извини, Джек, – сказала Синтия. Впрочем, особого раскаянья в ее голосе я не расслышала. Она кинулась вперед – три быстрых шага с одной рукой на ограждении, а в другой ножище. Особого потрясения не испытав, я поняла, что прежде орудовать клинком Мэтис не доводилось. Что и хорошо: у безоружного перед ножом особых шансов нет. Самый лучший вариант – бежать, если есть возможность. Если нет, то лучше поставить что-нибудь между собой и лезвием. Я не могла ни того, ни другого, что оставляло два варианта: обездвижить руку с ножом или ударить встречно. Против меня были моя беременность и изможденность; положение усугубляло еще и то, что речь шла не о каком-нибудь перочинном ножичке. Ножом, которым размахивала Мэтис, вполне можно было, изловчившись, отсечь и руку, и ногу. Расстояние между нами она покрыла быстрей, чем я ожидала, и стоя ко мне вполоборота левым плечом, бросилась вперед, острием целя мне прямиком в живот. Я шатнулась, поперхнувшись дыханием, слегка оглушенная тем, как близко острие прошло мимо моего вздутого живота. – Тебе лучше отнестись к этому серьезно, – сказал в ухе Лютер. Я едва оправилась от первого броска, когда Синтия Мэтис метнулась снова, на этот раз с диким рубящим ударом. В быстро темнеющем воздухе оценивать расстояние было сложно, и я отпрянула, едва успев не попасть под взмах в паре дюймов у меня перед глазами. Синтия, похоже, вполне осваивалась в роли атакующей. В тот момент как она выпрямлялась, я кое-что придумала: прикасаться к ней мне даже не нужно. Я повернулась и побежала со всей прытью, на какую только были способны мои распухшие избитые ноги, рискуя при этом поскользнуться и загреметь на мокрой металлической решетке. Мэтис, гремя по мосткам, кинулась следом, хотя мой маневр сбил ее с толку, и я таким образом отыграла пару шагов форы. По другую сторону цистерны я заприметила как раз то, что стремилась найти – болт, к которому крепилась цепь от ошейника Синтии. Я резко села на корточки, отчего в голову тут же вступило, а глаза ожег пот, и в такой позе изготовилась встретить фурию, размахивающую ножом, словно матерый головорез. Цепь я, схватив, намотала себе на предплечье. Пожалуй, впервые за все время свой нагулянный вес я не кляла, а, наоборот, благодарила. В тот момент как Синтия делала замах ножом, я изо всех сил дернула цепь. Голова моей преследовательницы дернулась, ноги по инерции пролетели вперед, и она плашмя грохнулась на решетку, шумно выдохнув весь запас воздуха. Вскочив, я поспешила занести руку для обездвиживающего удара ребром ладони, да так и застыла с отведенной рукой. «Эспада» валялась рядом с Мэтис на решетке, темная от крови. Синтия со стоном зажимала обеими руками правый бок, как будто пыталась что-то там удержать. Бесполезно: оттуда, как из крана с незакрученным вентилем, журчала, пенясь, кровь, через решетку падая каплями вниз, на бетонный остов. Даже в ущербном свете было видно, что кровь алая, из артерии. Придерживая живот, я опустилась на колени. Глаза Синтии были расширены – не от боли, а от удивления. – Я не хочу умирать, – выдавила она. Я протянула к ней руки: – Ну-ка дай. Приложив ладони к ране, я ощутила, как плотно пульсирует между пальцами кровь. Неудержимо. Порез крайне опасный. При более сильном нажатии Синтия страдальчески вскрикнула. – Лютер, она ранена, – сообщила я. – Я в курсе. Ты хоть знаешь, во сколько мне обошлись все эти беспроводные камеры? – Срать я хотела на твои камеры. Ей срочно нужна медицинская помощь. – Каково чувствовать себя ее убийцей, Джек? – Это была случайность. К тому же она еще жива. – Но все это сделала ты. – Нет, Лютер. Это ты все устроил. Помоги ей. Прошу тебя. – Видишь ее нож? Скинь его с мостков. Я послушалась. – А теперь отойди от нее, – скомандовал он. – Она умрет от потери крови. – Обещаю, что нет. Я замешкалась, но затем отвела от пульсирующей раны ладони и отошла на пару шагов. Послышался сухой хлопок – что-то вроде приглушенного выстрела, – вместе с которым голова Синтии отделилась от плеч и, скатившись по решетке, упала вниз. Над остатками ее ошейника курились ниточки дымка. – Взрывчатка в ошейнике, – пояснил Лютер. – Мгновенно и насмерть. Я же обещал, что кровью она не истечет. Горло мне распирал беззвучный вопль, из глаз катились слезы, а от усталости хотелось свалиться и замереть. И все это разом. – Ты по ней не горюй, Джек. Она из кожи вон лезла, чтобы тебя убить. В бизнесе всегда была разбойницей, все только для себя. Но чтобы так раздухариться с ножом… Я от нее, признаться, даже не ожидал. – Когда и как, Лютер, ты думаешь закончить всю эту безумную игру? – О-о. Это сюрприз. – Может, сюрприз для тебя выкину я, сиганув с этой башни? – Нет, Джек. Ты по сути своей борец. Даже я тебя не сломил. Пока. Невесть откуда в ноздри мне шибануло зловоние канализации. – Что это? – растерялась я. Из-за изгиба цистерны по мосткам сочилась вязкая слякотная жижа. Часть ее капала сквозь решетку, но основная масса неуклонно теснилась вперед со скоростью вулканической лавы. – На твоем месте, Джек, я бы с башни спустился. – Что это? – А чем пахнет? – Дерьмом. – Синтия в душе была подхалимкой. Эксплуатировала людей через словоблудие. В восьмом круге дантовского Ада, во второй его щели, чавкают в человеческих экскрементах льстецы. Среди них скоро окажется и Синтия. На твоем месте я бы начал спуск. Я поспешила обратно к лестнице, огибая сток нечистот, норовящих из напорного клапана расползтись по мосткам вширь. Держась за ограждение, я осмотрительно опустилась на ступени лестницы. Страх, безусловно, был, но на этот раз не было колебаний. Я спускалась быстро как могла и одолела уже половину спуска, когда мне на макушку шлепнулся первый полужидкий комок экскрементов. Я застыла лишь на секунду и продолжила спускаться, а экскременты уже стекали мне по волосам, струились по лицу и между глаз. Это был уже форменный ливень кала, град жирных бурых капель, падающих повсюду вокруг, кропящих мне руки и голову, делающих ступени осклизлыми. Соблазн поглядеть наверх и посмотреть, что там делается, пресекался опасением заполучить этих капель в глаза (или, чего доброго, в рот), и я на протяжении всего спуска держала голову книзу, пока не добралась до бетонного фундамента башни. Наконец, измазанная с головы до пят испражнениями, я коснулась твердой почвы, и стоило мне сойти с последней веревочной ступеньки, как ноги подо мной подогнулись, и я брякнулась на щербатый бетон. Каждая мышца безудержно тряслась, а руки я не могла сжать в кулаки, настолько у меня от хватания за ступени занемели сухожилия. Я лежала на боку и стонала; так я могла проваляться долго, но сверху на меня капала смердящая жижа. Держась за веревочную лесенку, я взволокла себя на ноги. Колени предательски дрожали. Я поглядела на запад, где над остовом мертвого городка садилось солнце, и ощутила, как во мне холодеет душа. Неизвестно, насколько еще меня хватит, но понятно, что это еще далеко, далеко не все. Лютер воссоздал дантовский Ад лично для меня. И оставалось еще шесть кругов. * * *