Но Джек так не поступит. Да, она боится, но контролирует свой страх. Он снимает очки, кладет палец на выключатель и ждет. Джек Я остановилась. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Пусть сердце слегка поуспокоится. На месте мрака, где клубился ужас, я воссоздала родные лица Фина, Херба и Гарри. Представила, как Фин сидит наискосок от меня на краешке дивана, натирает мне разбухшие ноги и с озорным огоньком в глазах рассказывает что-то из своего прошлого; как он впервые на меня запал и не давал покоя, увивался за мной по вестибюлю бассейна. Увидела Херба с крошками от рогалика на седых моржовых усах, как он излагает мне постулаты своей новой и, по его словам, крайне действенной диеты. Как Гарри – мой безбашенный, дурашливый, запальчивый, расчудесный Гарри – пыжится приляпать моей дочурке какое-нибудь экзотичное модное ликеро-водочное имечко. Пусть любовь и привязанность к моим мальчикам влекут меня и дальше. Спустя два шага я обо что-то ударилась и отпрянула, сдавив в себе визг. Нет, не обо что-то. Об кого-то. Упругость кожи под тканью не спутаешь ни с чем. – Лютер, это ты? Все еще пятясь назад, я спохватилась, что рука у меня потеряла соприкосновение со стеной. Кружа, ворвалась дезориентация. Чтобы не упасть, я хотела схватиться за пол, но кое-как устояла в согбенной позе. – Кто здесь? Никто не отозвался. Какое-то время из-за барабанного гула сердца я ничего не слышала. Попыталась двинуться, но столкнулась со стеной. Повернулась. Снова тронулась вперед. Я считала, что направляюсь обратно к дверям, но вместо этого ткнулась еще в кого-то, а когда вскрикнула, то получила от него удар. Гниль разложения… О нет. В следующую секунду коридор озарился синим лучиком стробоскопа, и ноги у меня подкосились от тошнотного ужаса. Подвешенные к потолку, в считаных сантиметрах от пола сонно покачивались пластиковые мешки с телами мужчин и женщин, общим числом с дюжину. – Есть кто живой? Ответа не последовало. А при следующей вспышке стробоскопа через пластик я различила следы их умерщвления: раны от пуль и ножей, размозженные головы. Местами из прорывов в пластике сочилась гнилая сукровица; линолеум непосредственно впереди меня был скользким от трупной жидкости. Мне вступило в голову. Чувствовалось, что ум балансирует на грани бездонной пропасти безумия. Нет. Нет! Нет!!! Это как раз то, чего он хочет. Жаждет. Увидеть мой страх. Чтобы сломить меня. К черту с ним, а со страхом и подавно. Нужно идти, вперед. Ради моих друзей. Для моего ребенка… Мертвых мне бояться нечего. Уж с ними я как-нибудь совладаю. Я немного воспряла духом и начала пробираться между подвешенными на цепях трупами, которые, стоило их ненароком задеть, приходили во флегматичное кружение. Тем не менее я шла, огибая лужи натекшей крови и стараясь не вдыхать трупное зловоние. Наконец мерзостная сцена оказалась позади. Стоило мне свернуть за угол, как стробоскоп погас. Вытянув руки, я заковыляла быстрее, стремясь по возможности отдалиться от тех… Колени стукнулись обо что-то еще. Оно шевельнулось и жалобно вскрикнуло. Вместе с тем я содрогнулась от ударившего по ушам железного грохота. Наверху замелькал прямоугольник мягкого синеватого света. Я находилась в бетонном боксе размером с санузел. Источник света – светодиодная панель – находился над головой как минимум метрах в трех, а бетонные стены поднимались выше и растворялись во мраке. За мной замкнулась черная металлическая дверь. Ни ручки, ни клавиатуры. У моих ног корчилась пожилая женщина в золотистом халате в блестках, как слезы переливающихся на неярком свету. Первое, что бросалось в глаза, это что ее пальцы на руках и ногах сплошь, впритирку унизаны перстнями. Шея, запястья и предплечья без зазоров укрыты золотыми браслетами – не женщина, а живая инкрустация. Она ежилась на каменном полу, усыпанном медяками. На моих глазах женщина попыталась подняться, но стоять могла лишь в согбенной позе. Цепной ошейник прихватывал ее к чугунному ядру размером с арбуз, на одной стороне которого виднелось трафаретное «50 КГ», а на другой «МУЖ № 6». Чтобы заглянуть ей в глаза, мне пришлось опуститься на корточки. Уже в годах, но красивая. Лицо в корке обильной, проточенной слезами косметики. – Меня зовут Джек Дэниэлс, – тихо сказала я. – А вас? – Амина, – прошелестела та тихим, будто сорванным воплями голосом. – Упрятал Лютер? – Имени не знаю. – Брюнет с длинными волосами? – Да. Я оглядела бокс, ища, чем можно разделать цепь, но на гладких бетонных стенах, разумеется, ничего не было. Даже таблички, что почему-то настораживало. – Для чего он это делает? – спросила Амина. – Больной на всю голову, спускает пар, – ответила я, зная, что он наверняка подслушивает. Я еще раз, внимательней, оглядела стены. Только что толку. Выхода отсюда, по всей видимости, действительно не было. Погоди-ка. А это что, наверху? В неярком свете панели я пропустила проем на трехметровой высоте. Отсюда, снизу, он смотрелся как вентиляционный ход. Только как туда, черт возьми, влезть? – Ты должна меня отсюда вытащить! – крикнула во все горло женщина. – Я пытаюсь, – отозвалась я. – Дайте только секунду подумать. Может, встать ей на плечи и так дотянуться до воздуховода? Нет, в таком случае ей надо было стоять прямо, да и то вопрос, не раздавлю ли я ее своим брюхом. А приделана эта дама крепко-накрепко к ядру из чугуна, чтобы не сдвинулась. Нагнувшись, я потрогала эту штуку – вес солидный. Попытка потянуть за цепь увенчалась тем, что у меня хрупнуло в спине. Толкать ядро в моем беременном состоянии было небезопасно, да и что это даст, кроме считаных сантиметров. – Отсюда есть выход? – спросила Амина. – Есть воздуховод в трех метрах от пола. Может, внутри лежит пульт или какая-нибудь клавиатура, через которую открывается дверь.