Джек 31 марта, 10:30 – У нее преэклампсия, – сказал кто-то. Голос показался знакомым. Я открыла глаза, но вместо дома и кровати увидела себя привязанной к каталке в «Скорой». За руку меня держал Фин. – Ничего подобного. Женщина. Парамедик. Щекастая, с суровым лицом. – Это спазм. Но не преэклампсия, а самая настоящая эклампсия, в разгаре. Почему у этой женщины не постельный режим? – Эта женщина вас слышит, – сказала я, но язык оказался до странности шершавым, и вышло размазано, как у пьяной. «Бип-бип-бип-бип», – тревожно зачастил датчик, прикрепленный, как оказалось, к моему непомерному, голому, раздутому животу. – Кардиограмма нормальная, – сказала врач. – Плод не потревожен. Но вам надо быть дома, в постели. С вами разговаривали насчет сохранения? Я попробовала сесть, но ремни на плечах мне этого не дали. Было видно, как в задние двери «Скорой» на меня таращатся Херб, Том и Макглэйд, каждый неодобрительно на свой манер. Хотя у Макглэйда вид скорее похмельный. – Вообще-то, мне по делам, – зашевелилась я. – Вы меня выпустите? – Не по делам вам надо, а в клинику под наблюдение. Ваш муж сказал… Я метнула в Фина взгляд. – Он мне не муж. Расстегните меня. Врач не пошевелилась. – Послушайте, – сказала я. – Я обещаю, что прямо сейчас поеду домой и лягу. Об эклампсии мне известно все. Ее не вылечить ничем, кроме родов. А мне до этого срока еще три недели. Поэтому ехать в больницу мне нет никакой необходимости. Со мной все хорошо. – Как раз ничего хорошего, – сказала врач. – При следующем спазме вы можете вообще не очнуться. Вы понимаете, о чем я? Если вам все известно об эклампсии, то вы должны быть знакомы и с таким термином, как полиорганная недостаточность. И вы, и ваш ребенок в серьезной опасности. Вам нужно в больницу. – Это мой выбор, – сказала я, – а не ваш. И не его, – кивнула я на Фина. Тут я заметила, что в руку мне вживлена капельница. – Это еще что? – Магнезия. От спазмов. – Меня от нее тошнит. – Тошнит вас не от нее, а от токсикоза. Вы сейчас просто фабрика по выработке ядов. Пока у вас не пройдут роды… Я ее не дослушала. Слезы вдруг хлынули ручьем таким неудержимым, что того гляди произойдет паводок. Да, я упряма, но ведь не идиотка. А веду себя как последняя, эгоистичная козлина. Сохранение – действительно то, в чем я нуждаюсь. И перед Фином мне надо повиниться. Да и не только перед ним. Но я сумела зажмуриться и удержать все внутри себя. Дело было не только в моей неготовности к материнству. А в том, что за мной по пятам крался гибельно опасный человек. Которому несомненно известно и о медиках моих, и о предполагаемой дате родов; может, он на меня в эту самую минуту смотрит. А я… Я не подготовлена к противоборству, когда грудью вскармливаю малыша. И в таком уязвимом состоянии мои друзья, если что, меня вряд ли уберегут. Но может, у меня хотя бы получится выскользнуть из-под удара. – Женева, – ломким голосом, сквозь слезы произнесла я. – Я поеду на Женевское озеро. Чувствовалось, как Фин сдавил мне ладонь. – Правда? – голосом, полным радостной надежды, прошептал он. – Ты согласна? Я закивала молча, порывисто, понимая, что могу разреветься. – Спасибо, Джек, – целуя мне лоб, промолвил он. – Пожалуйста, отвези меня домой, – все-таки сумела промямлить я, сохраняя остатки запаса прочности. Реджинальд Маркетт 31 марта, 11:30 Был примерно полдень. На третьем этаже Льюисон-Холла сквозь жалюзи сочился скудный свет, полосами ложась на обстановку тесного, загроможденного кабинета Реджинальда Маркетта – доктора кафедры древней литературы Колумбийского колледжа. Стук в дверь вынудил его оторваться от чтения курсовой работы – двадцати пяти страниц на тему «Пословиц Ада» Уильяма Блейка. Работа читалась так гладко, что можно было с уверенностью сказать: самому автору не принадлежит в ней ни слова. Эту студентку Маркетт помнил. Весь семестр она тянулась ни шатко ни валко, а потому произвести что-либо подобное по калибру не могла решительно никак. Видимо, по своей опрометчивости попрыгунья раскошелилась на вариант для отличников, а не для хорошистов – что, собственно, и подрежет крылья ее взлету к вершинам успеваемости. Маркетт отложил работу и стал пробираться между штабелями бумаг, книг и ископаемой корреспонденции (кое-что со штемпелями еще прошлых десятилетий). Вся эта сумбурность его нисколько не тяготила. В хаосе он обретался и процветал. Единственной мыслью на его пути к двери было отследить, какой именно сайт о Блейке лег в основу купленного этой вертихвосткой опуса. Возможно, на следующем занятии он огорошит ее устной экзаменовкой с пристрастием. Посмотрим, как она будет рдеть, лепетать и метаться. Таких плутишек надо выставлять напоказ, чтоб другим неповадно было. Подвергать болезненной, беспощадно наглядной и унизительной экзекуции. А иначе никак. Открыв дверь, на пороге Маркетт увидел бледного брюнета с хвостом на затылке, в черном блейзере и синих джинсах. Необычность антуража довершали черные ковбойские сапоги. – Чем могу служить? – Профессор Маркетт? – Так и есть. Мужчина протянул руку. – Роб Сайдерс из издательства «Эншент». Я вам на прошлой неделе посылал имейл о нашей заинтересованности в публикации книги о Данте. Маркетт с легкой подобострастностью пожал гостю руку. – Ах да, разумеется. Прошу прощения. Вы, кажется, сообщали, что будете проездом? Прошу вас, заходите. Хозяин завел гостя в кабинет и прикрыл дверь. Подняв со стула стопку поверженных курсовых работ, Маркетт кивнул на освободившееся место: – Прошу вас, присаживайтесь. Извините за беспорядок, но в нем, смею вас заверить, наличествует своего рода система, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Когда они наконец сели друг напротив друга за столом, Маркетт засуетился: – Как насчет чашечки кофе или чая? Воды? Можно, в принципе, организовать: у нас внизу есть автомат. – Благодарю, воздержусь. Для меня большая честь с вами познакомиться, доктор Маркетт. – Давайте просто Реджи. – Ваша книга, Реджи, просто изумительна. – Да что вы. Спасибо. – Как утро? Хлопотное? – Да вот, проставляю оценки в ведомость за мой курс английской литературы восемнадцатого века. Ваш имейл меня, признаться, заинтриговал, но… не расскажете ли вы мне о вашем издательстве чуточку подробней? А то Интернет насчет этого скуповат. – Издательство небольшое. Публикуем только академические работы, и притом элитного качества. Я ответственный директор и соучредитель. И при этом давно уже ищу такого, как вы. – Что значит, такого как я? – Истинного ученого, способного донести «Божественную комедию» до читателя двадцать первого века в таком виде, в каком она прежде еще никогда не представала. – Постойте… вы говорите о переводе? А что, разве Пински уже не выдал его еще бог весть в каком… – Я не говорю об очередном заумном подстрочнике. Я говорю об адаптации. Маркетт выпрямился, припав лопатками к спинке стула: – Извините, не вполне понимаю.