– Да, две новости, – кивнул капитан Некрасов. – Хотя и сомневаюсь в их прикладной ценности. Обнаружен тайник в заброшенном доме на Фабричной. Он находится в стене под лестницей, добраться до него элементарно – если знаешь, где он. «Карман» в стене, прикрытый лохмотьями утеплителя. Тайник, естественно, пуст. Дежурит наш человек, но вряд ли кто-то придет. Специалисты проверили стену и «карман» на отпечатки пальцев. Парочку нашли, в данный момент их проверяют. Сомневаюсь в результате. Человек из нашего круга в тот дом не пойдет. Можете представить, чтобы кто-то из этих людей лазил по аварийным домам, в грязи и антисанитарии? Богомолов, например, или та же ваша Погодина? – Моя? – Михаил нахмурился. – Виноват, вырвалось. Считаю, действовал невыявленный подручный, отпечатков которого в милицейской базе нет. Сейчас эти «пальчики» сверяются с теми, что есть в личных делах фигурантов. Вторая новость: определен номер, на который из телефонной будки на Красном проспекте звонил Штейнберг. Есть адрес, по которому зарегистрирован данный номер. Это один из жилых домов на улице Космической. Левый берег, район площади Маркса. Квартиросъемщик – некий Золотарев Вадим Спиридонович. – Так чего ты молчал? – Михаил резко поднялся. – Надо ехать! – Тут дело такое… – капитан смущенно кашлянул. – Может, ошибка, не знаю… Мы пробили этого гражданина. Золотарев – запойный пьяница. Живет один, жену и детей давно растерял. Посетителей принимает редко, и можно догадаться каких. Пьет на пенсию, которую получает третий год. У человека больная нога, он сильно хромает, вряд ли он ходит на длинные дистанции и лазит по развалинам. До пенсии работал слесарем в НИИ «Аппарат» – это комплекс закрытых зданий недалеко от площади Ленина. Вспомните Гошу из «Москва слезам не верит» – тот работал в схожей организации. Но Гоша был положительным персонажем, а этот… в общем, бирюк, бухарик и мизантроп. Хотя в лучшие годы был мастером на все руки. – А такая красивая фамилия, – вздохнул Москвин. – О, мы не знаем, кто такой золотарь? – встрепенулся эрудированный Гриша Вишневский. – А кто такой золотарь? – не понял Вадик. – Специалист по золоту… – …а также по уборке выгребных ям и общественных туалетов. Ассенизатор тоже красивое слово, веет от него чем-то весенним, да? – Да иди ты, – насупился Москвин. – Подождите, Виктор Алексеевич, – подал голос Славин. – «Аппарат» – это же оборонное предприятие? – И что с того? – пожал плечами Некрасов. – В нашем городе каждое второе предприятие – оборонное. А в каждом первом – закрытые цеха, где производят секретную продукцию. Это ничего не значит. Золотарев давно пропил свои знания. Да и что мог знать обычный слесарь? Производство нестандартных изделий, каждое из которых не несет в себе никакой информации. Зачем этому странному персонажу звонил Штейнберг? Ошибся номером и проговорил с незнакомым человеком несколько минут? Бред. – Может, есть договоренность позвать кого-то из соседей? – начал фантазировать Москвин. – Все равно надо ехать, – вновь заторопился Кольцов, – пусть сам расскажет. Двор был тихий, уютный, с трех сторон окруженный типовыми кирпичными пятиэтажками. С четвертой стороны двор подпирала газораздаточная станция. Пейзаж портили изуродованные деревья: от старых тополей остались лишь двухметровые обрубки. «Деревья спилили, стало некому поглощать углекислый газ», – почему-то подумал Кольцов. Группа устремилась в подъезд, взволновав мирно отдыхающих на лавочке старушек. Золотарев проживал на третьем этаже, за обитой рваным дерматином дверью. Звонок не работал. На стук никто не отозвался. Снова постучали – бесполезно. – Так и будем тут мяться как погорельцы? – проворчал Славин. – Он нам до Нового года не откроет, даже если дома. Справа за соседской дверью раздался шорох: кто-то подглядывал в дверной глазок. Михаил приставил к глазку удостоверение и внятно произнес три «заветные» буквы, добавив: – Откройте, пожалуйста. Дверь, подумав, приоткрылась, показался острый нос, украшенный бородавкой. – Ваш сосед дома? – строго спросил Кольцов. – А мне откудова знать? – ответствовала пожилая женщина. – Я его не сторожу… Вадька обычно дома, куда ему ходить? Напьется, мычит что-то. Он вообще тихий, почти не дебоширит… А что он натворил-то? Вопрос был интересный. Снова постучали. Некрасов отбил кулак о ржавую заклепку, глухо выругался. Потом задумался, подергал дверь. Она непрочно сидела в створе. Капитан извлек из кармана перочинный ножик, отогнул тонкое шило, потянул на себя дверь и просунул инструмент в щель. Провел вниз, вверх, во что-то уперся – видимо, в крючок. Резко ударил – и крючок, звякнув, выскочил из скобы. Дверь приоткрылась. Некрасов вопросительно уставился на майора: – Входим, Михаил Андреевич? – Ну нет, мнемся дальше. Чего спрашиваешь? Надеюсь, не пальнет он в нас из берданки? – Нет у него никакой берданки, – скрипнуло за полуоткрытой дверью, – ножи есть, но все тупые… – Благодарим, гражданка, за содействие, – буркнул Кольцов. – Дверь закройте, сидите дома и ждите, пока мы не придем. Квартира была неплохая, во всяком случае, имела вместительную прихожую, две полноценные комнаты и просторную кухню. Но состояние жилплощади было ужасающим. Обои отваливались, с потолка свисала штукатурка. Дверь на балкон была завалена мусором: туда, похоже, не выходили. Мебели в квартире остался самый минимум: шкаф, колченогий стол, стулья. Сохранились книжные полки и даже книги – старые, потрепанные. Искать среди них «Моральный кодекс строителя коммунизма», видимо, не стоило. В дальней комнате вплотную к стене стояла софа. Из развлечений – пыльная радиола на подоконнике, старый черно-белый телевизор. Мужчина в трико и тельняшке лежал на софе, разбросав в стороны руки. Запах в помещении стоял убойный – впрочем, не трупный. Такую вонь производят, как правило, живые. Помещение давно не проветривали. Под софой – консервная банка с окурками, под окном – живописная галерея пустых бутылок. «Я так и знал», – с досадой подумал Кольцов. Лицо лежащего на софе человека было спокойным, глаза закрыты, но впечатление живого он не производил. Субъекту явно перевалило за шестьдесят. Плюс сложный образ жизни – это еще десяток лет сверху. Морщинистое лицо отливало синевой, но это ничего не значило – таким оно могло быть и при жизни. Алексей Швец склонился над телом, приподнял веко: – Мертв. – Вообще мертв? – насторожился Вадим Москвин. – Вообще мертв, – подтвердил Алексей. – Отдал богу душу твой тезка. Допился. Возможно, давление резко упало. Какое удивительное совпадение. – Как-то он не взволнован тем, что умер, – Гриша Вишневский озадаченно почесал переносицу. – Лицо спокойное, я бы даже сказал, умиротворенное. – Трупного запаха практически нет, – подметил Швец, озирая обстановку. – Но и свежим наш друг не выглядит. Умер вечером или ночью. Эксперт точнее скажет, но примерно так. «В то время, когда я гулял с Погодиной», – подумал Михаил. – Его рвало в ванной, – сообщил из глубины квартиры Славин. – Весь унитаз залил, уже высохло. Мазила… – Удивительно, но вроде сам откинулся, – пожал плечами Швец. – Дверь изнутри была заперта на крючок. А окна и балкон сто лет не открывались. Не любил гражданин свежий воздух. – Швец двумя пальцами поднял бутылку, стоящую у кровати. Бесхитростное изделие – водка «Русская», правда, этикетка приклеена как-то криво. В бутылке оставалась примерно треть. Швец осторожно поднес ее к носу, понюхал и поморщился. – Ты еще попробуй, – посоветовал Кольцов. – Поставь на место, пусть эксперты работают. Сотрудники потянулись в зал. Не та картина, чтобы наслаждаться. Славин полез в книжную полку, что-то с интересом перебирал, разглядывал. – Что ты там нашел? – проворчал Михаил. – Бухгалтерию резидента? – Книги, Михаил Андреевич, представляете? Непроста, видать, судьба резидента. Был приличным человеком, читал интересные книги. «Посол урус-шайтана» Владимира Малика, Беляев, Алексей Толстой, даже «Двадцать лет спустя» лохматого года издания… – Не поверишь, Николай, – ухмыльнулся Некрасов, – все опустившиеся люди некогда вели праведный образ жизни, во всяком случае, большинство. Кого-то женщины довели, других гибель близких или еще какие напасти… Объясните, Михаил Андреевич, за каким, извиняюсь, хреном Штейнберг звонил этому персонажу? Ошибка исключается: на АТС проверили и перепроверили. – Понятия не имею. – Как сказала бы моя дочь: «Маразм крепчал, и танки наши гнулись», – хмыкнул Швец. – Вы пока пофантазируйте, а я милицию приглашу, – сказал Кольцов. От былой роскоши у квартиросъемщика остался только телефон. Аппарат находился в прихожей на ветхой тумбочке – старый, перевязанный изолентой. К удивлению, он работал, в трубке раздавались гудки. Михаил сначала не поверил, нажал на рычаг, отпустил. Снова пошли гудки, теперь уже короткие. Маразм действительно крепчал. Что-то щелкнуло в голове, но как-то тихо и неопределенно. Майор набрал осевшие в голове цифры, дождался, пока ответят. – Комитет государственной безопасности беспокоит, майор Кольцов. Демакова мне. – Нужный товарищ оказался неподалеку, быстро взял трубку. – Приветствую, товарищ старший лейтенант. Соскучился по настоящей работе? Бросай свои дела и дуй к нам – с операми и криминалистами. Подозреваю, убийство, хотя и достаточно хитрое. Гриша Вишневский привел пожилую особу из соседней квартиры. Пенсионерка пугливо озиралась, втягивала голову в плечи. К покойнику подходить не стала, только посмотрела. – Да не тыкайте вы в него, – пробормотала старушка. – Он это, Вадька Золотарев, кто еще… Отмучилась грешная душа наконец-то… – Соседка безбоязненно перекрестилась, потом вышла из комнаты… Опергруппа прибыла через полчаса – практически рекорд. Опера недоуменно пожимали плечами: дело житейское, зачем нас построили? Один неловко пошутил: – Неважно гражданин выглядит, к врачу бы обратиться. Но Демаков в задачу вник, понятливо кивнул: отработаем, товарищ майор. Группа в полном составе вернулась в управление. В течение дня работали по фигурантам, добывали недостающие звенья в информационной цепи. Старший лейтенант Демаков отчитался только вечером по телефону. – Сделали, что могли, товарищ майор. Смерть действительно подозрительная. Но имелся ли злой умысел, сказать трудно. Золотарев отравился, в бутылке из-под водки – разведенный метиловый спирт. – Ну что ж, предположение подтвердилось… Как-то тихо он умер, нет? – Не сказал бы, товарищ майор. Типичные симптомы от приема метанола внутрь. Там же не чистый спирт – его развели. Выхлебал стакан – ничего. Повторил – началось. Всю ванную забрызгал. Потом, видать, легче стало, вернулся в комнату, еще махнул полстакана. Сам не понял, что произошло. Остановись на достигнутом – мог выжить, но эта публика не из таких. Пока не допьют, не успокоятся. Но допить уже не смог, снова побежал к унитазу – вырвало, живот скрутило, потом это самое… психомоторное возбуждение – так медики говорят: голова сильно закружилась. Покуролесил, до софы дополз. А далее картина поменялась: возбуждение сменилось заторможенностью, слабостью, зрение поплыло, дышать стало трудно, а тут и сердечно-сосудистая недостаточность подтянулась… В общем, умер не в конвульсиях, особо не мучился – все же пьяный был, возможно, привиделось перед смертью что-то приятное, поэтому и лицо такое спокойное… – Где он взял метанол? Раньше такого не случалось: пил бурду, но на этиловом спирте – судя по тому, что дожил до наших дней. В городе действует подпольный цех по розливу метанола? – Пару лет назад накрыли, товарищ майор. Быстро поступил сигнал, отравились немногие. Это тяжкое преступление, умышленное убийство. На такое цеховики не пойдут: статья однозначно расстрельная. Левак по черному рынку гуляет, но левак съедобный. То есть если кто-то всучил Золотареву бутылку, то это адресно, именно для него. Метанол добыть несложно, он применяется в промышленном производстве. Установлено, что вчера вечером Золотарев выходил из дома: сдавал бутылки. – Но в доме целая галерея… – Значит, было больше. За раз все не сдал. Его видел работник в пункте приема стеклотары. Затем, уже облегчившись, Золотарев заглянул в местный сквер. Люди видели, как он оттуда выходил. Но встречался ли с кем, неизвестно. Скорее всего – да, в сетке что-то булькало, завернутое в газету. С этой же ношей его видели старушки у подъезда. Золотарев был возбужден, в приподнятом настроении, даже поздоровался с соседками. Похоже, в сквере получил бутылку. Опросили весь район – никто не видел, с кем он встречался. Идеальное убийство, товарищ майор. Вопрос: зачем? – Тебя не удивил функционирующий в квартире телефон? – Еще как удивил. Я вам больше скажу: Золотарев исправно оплачивал все коммунальные услуги, не только телефон. Приходил в кассу ЖЭУ каждый месяц и оплачивал. Словно подбрасывал ему кто-то на безбедную жизнь. С продуктами в доме, конечно, швах, но алкоголикам этого и не надо: необходимые калории они получают с водкой. Хлебушка с луком пожуют – и достаточно. Тип вообще был странный. Запойный, опустившийся, но не буйный, не сквернослов, не сидел никогда, то есть угрозы обществу не представлял. Получал пенсию – небольшую, но все же. Участковый по этой причине ему не докучал – удивился даже, когда мы про него спросили. Абсолютно тихий бесконфликтный тип. Не интеллигент, но спокойный. Напьется и спит себе, телевизор никогда громко не включал. Привлечь за тунеядство невозможно: пенсионер уже. В квартире, кстати, нашли кучу грамот с работы. Толковый был слесарь. Гости не приходили – даже ему подобные, выпивать предпочитал в одиночестве. Опросили жильцов, соседей во дворе – народ пожимает плечами, многие даже не в курсе, что был такой жилец. – Но именно ему звонил опасный тип, которого мы пасем. Есть соображения?