– Просил к телефону кого-то из соседей? И за это получал деньги? – Бледная версия, но другой пока нет. Видели, как он выходит из квартиры, названивает соседям? Третий этаж, люди ходят туда-сюда, его бы непременно засекли. Было такое? – Вроде нет, товарищ майор… – Вот и я о том. Но допустим. Опасный тип просил позвать к телефону кого-то из соседей. Очевидно, по площадке. Может, выше или ниже, но это маловероятно. Что выяснили по жильцам, Демаков? – Отработали весь подъезд, товарищ майор. В нем пятнадцать квартир. На площадке третьего этажа, помимо Золотарева, проживает одинокая пожилая женщина – думаю, вы ее видели. Восемь лет на пенсии. Третья квартира пустует. Хозяева перебрались в Полтаву. Одно время жила их племянница, потом съехала. Квартира закрыта на два замка уже два месяца. Коврик под дверью оброс пылью, на него не ступала нога человека. Этажом ниже – сплошные пенсионеры, словно сговорились. Дряхлая семейная пара – мужчина с больной психикой и полуслепая, но хорошо слышащая бабушка. Внизу – инвалид, девушка-студентка и еще одна пустая квартира. Выше Золотарева – работник прокуратуры низшего звена (квартира телефонизирована), молодая пара с грудным младенцем и одинокая работница текстильной фабрики – страшная, как первородный грех, – не удержался от ремарки Демаков. – На пятом этаже тоже сплошные пенсионеры. Бывший тренер клуба «Динамо», школьный учитель истории и отставной козы барабанщик… в смысле, бывший музыкант военного оркестра. Есть из чего выбрать, товарищ майор? Кто вам больше нравится? Лично мне – глухой дед, который по литаврам всю жизнь стучал… – Вот слушаю тебя, Демаков, и не могу избавиться от мысли, что ты издеваешься, – вздохнул Кольцов. – Дом полностью телефонизирован? – Шутите, товарищ майор? Это не Москва, здесь телефоны, мягко говоря, не у каждого. Скажу точнее: только в каждом четвертом жилище. В центре этот показатель выше, на дальних окраинах – вообще стремится к нулю. Новые номера подключают, но и население растет. В подъезде Золотарева телефоны есть только в трех квартирах: у прокурора, самого Золотарева и у барабанщика… в смысле, литавриста. – Хорошо. Спасибо, Демаков, не пропадай. Время бездарно уходило, дело обрастало новыми трупами, но с места не двигалось. Начальство в Москве пока терпело, ежедневно выслушивало отчеты и брало на заметку. Применять кардинальные меры пока не решались, все же сталинские времена канули в Лету, да и не всем они нравились. Но этим могло закончиться. «Аресты невиновных и расстрелы непричастных», – метко выразился Швец. Задержать всех фигурантов, включая директора и начальника первого отдела, обыскать жилища. Какой аппаратурой пользуется Звонарь? Миниатюрные фотокамеры «Пентакс», «Минокс», что еще? «Минокс» не столь миниатюрен, но легко помещается в кармане или, скажем, в женской сумочке. Пронести устройство в институт – дело техники. Вахтеры работают по инструкциям, но система безопасности архаична и несовершенна, ее можно обойти. Звонарь – в доску свой, никому и в голову не придет, что он способен преступить закон. Где он хранит аппаратуру, которой регулярно пользуется? Вывод очевиден: дома. Или на даче, но дачу тоже можно обыскать. Где еще? Остальные места ненадежны, трудности с извлечением, наличие посторонних. Это только на первый взгляд кажется, что небольшой предмет можно надежно спрятать. В реальности не так. Лучший способ – дома, с привлечением фантазии. Но у спецслужб наработан богатый опыт, в том числе и по таким «фантазерам». Теория вероятности в таких вещах, как правило, не подводит. Но пойти сейчас на кардинальные меры – значит вызвать цепную реакцию с непредсказуемыми последствиями… Очередное совещание состоялось вечером в пятницу. Часовая стрелка перевалила за 21.00. «Топтуны» устали – вытянули ноги, пили чай, курили. – Ну и как наша мышка-наружка, товарищи офицеры? – поинтересовался Михаил. Весь вечер он провел в управлении, впитывал поступающую информацию. – Есть чем похвастаться? Ирина Погодина ничем не отличилась. С утра пришла на работу, никуда не отлучалась. Но рабочий процесс не заладился: постоянно погружалась в задумчивость, меланхолично смотрела в окно. «Обороноспособность страны в опасности», – подумал Михаил. О чем или о ком она там думала? В кино после работы Ирина не пошла – хватило прошлого раза. Побежала домой, но окольной дорогой – через людные места. Сидит дома – иных сведений от местных «топтунов» не поступало. Лазаренко в течение рабочего дня был строг и принципиален. Сделал внушение ряду сотрудников за нерадивость, повздорил по текущему вопросу с Лилией Михайловной Голубевой. Победила дружба, но это было, скорее, перемирие, а не мир. Враждующие стороны разошлись, весьма недовольные друг другом. «Будут копить аргументы для будущих сражений», – подумал Кольцов. После работы главный инженер отправился домой, никому не звонил, в контакты не вступал. Дома он пробыл от силы минут двадцать. Потом вышел – расстроенный, подавленный, сделал круг вокруг собственного дома. «Вел себя странно, но в допуске», – оригинально высказался следивший за ним товарищ. Нагулявшись, вернулся в квартиру. Сотрудник стоял у двери, слышал женские крики, но слов не понимал: стены в доме толстые и дверь усиленная. Ссора продолжалась недолго, потом настала тишина, лишь иногда кто-то всхлипывал. Город влюбленных жил своей нескучной жизнью. А дальше начиналось интересное. Во-первых, исчез с радаров Штейнберг… – Это как? – встрепенулся Кольцов. – Понял, что за ним следят, – уныло сообщил Некрасов, – решил перестраховаться. Вошел в ЦУМ, поплутал по отделам, а когда у сотрудника закружилась голова, бесследно пропал. Там бесчисленное множество закутков, лестниц и сквозных переходов. С такой задачкой и школьник справится. Сотрудник бросился на улицу, но куда там. Из здания три выхода, и все сегодня работали. – Обидно, товарищ майор, – заключил Некрасов, – работник получил внушение, но его вины в случившемся нет, он столкнулся с неодолимым препятствием. Если Штейнберг так себя вел, значит, ему есть что скрывать… Начальника первого отдела Урсуловича вели, как обычно, по улице Советской. Несколько раз он проверялся – видимо, спина чесалась. На перекрестке с Гоголя снова замешкался, затем решился, пошел прямо, вместо того чтобы свернуть домой, надвинул на глаза кепку… и свернул в церковную калитку. Церковь Вознесения находится в центре города, между цирком и Красным проспектом, она рабочая, поскольку в Союзе верующих не преследуют. Сотрудник последовал за Урсуловичем и слился с немногочисленной группой верующих граждан, состоящей, в основном, из пожилых женщин. Урсулович вел себя неуверенно, колебался на входе, но все же вошел, стащив кепку. Внутри он словно переменился: лицо разгладилось, на щеках заиграл румянец. Сначала просто стоял, потом стал бродить, постоял у алтаря, купил свечки. Перекинулся парой слов со служителем, поставил одну свечку за здравие, другую за упокой. Стал молиться перед иконой Богородицы – нерешительно, неумело, но потом вошел во вкус и только что поклоны не отбивал. При этом он что-то шептал. Потом еще постоял, вдыхая запах оплавленного воска. Вышел из церкви весь перерожденный, перебежал дорогу по светофору, отправился домой с гордо поднятой головой… – О чем он говорил со служителем? – Сотрудник не слышал. Видимо, спрашивал, кому и как ставить свечку. Опыта-то нет. – Куда мы катимся? – покачал головой Швец. – Начальник первого отдела серьезного предприятия посещает церковь и молится как безграмотная старуха… Нужно доложить наверх. Таким персонажам не место на ответственных должностях. Пусть разбираются соответствующие товарищи. – Урсулович сына потерял в Афганистане, – напомнил Михаил. – Поди разберись, что на душе у человека… – Вот именно, – сказал Некрасов, – что-то натворил и побежал грехи отмаливать. Даже догадываюсь, что он натворил… Мог сломаться после смерти сына, дать слабину и связаться с нашими врагами. Он ведь буквально сидит на секретных материалах. Шпиономанией не страдаю, товарищ майор, но это крайне подозрительно. Даже если Урсулович непричастен, его надо брать на заметку. Подобные личности всегда в шаге от края… – Вы еще про Богомолова не знаете, – подал голос Славин. – Вот это точно ни в какие ворота… Следующая история была не менее увлекательной. Глеб Илларионович менялся на глазах. Это сказывалось даже на работе: он пропустил совещание, забыл связаться с министерством. В прошлый раз, когда он загадочно пропал, сотрудник не успел среагировать, но запомнил номер машины, которая увезла директора. В этом направлении и продолжили работу. Выяснили, кому принадлежит машина. Оказалось, бухгалтеру треста столовых, расположенного в Октябрьском районе. Стали прощупывать обстановку и обнаружили, что под прикрытием чиновников районной администрации, торговых работников и тамошнего отделения милиции несколько лет действует подпольный катран! Вход для особо проверенных, то есть – своих. Люди там играют в покер и проигрывают крупные суммы. Заманивают небольшими выигрышами, подсаживают на игру, и все – человек пропал, попал в долговую яму. Не все, конечно, есть везунчики: посещают заведение годами, приятно проводят время, общаются с интересными людьми. Глеб Илларионович был таким же, но однажды не повезло: проигрался заезжему гастролеру. Влез в долги – и покатилось. Зарплаты не хватает. Втихую от жены продал кооперативный гараж, и все равно оказалось мало. В данный момент кредиторы не зверствуют, но расплачиваться надо… – Ничего себе, – схватился за голову Михаил. – И таким людям мы доверяем оборону нашего государства? – Ну, бывает, – осторожно заметил Вишневский, – все не без греха. Пусть бросят камень в того, кто безгрешен… – В тебя, например, – хмыкнул Швец, – цитирующего Библию. – Или в тебя, – парировал Григорий, – знающего, что я цитирую Библию. – Так, хватит, – оборвал Кольцов. – Ситуация серьезная. Это не Урсулович с его новым увлечением. Человек посещает катран – ладно, это не по нашей линии. Попал в кабалу, отчаялся, находится на грани безысходности. Невыплата долгов – страшный грех, за него наказывают безжалостно. А если специально обчистили, а потом предложили поработать на одну из западных разведок? Хороший способ рассчитаться с долгами и заработать дополнительно. Наблюдение за Богомоловым надо продолжать. Надеюсь, катран не прикрыли? – Решили не спешить, товарищ майор, – сказал Некрасов. – Дело не только в Богомолове. Заведение посещают интересные лица: люди из криминального мира, работники райисполкома и даже райкома, засветился замначальника районного управления МВД… Будут собирать информацию, уж больно интересная лавочка. – Отлично. – кивнул Михаил. – Что еще? Удивите меня, товарищи. Странные дела на этом не обрывались. Поведение Галины Сергеевны Мышковец продолжало интриговать. Услугами такси в этот вечер она не пользовалась, вернее, пользовалась услугами стоящего такси. С работы ушла на нервах, привычно поругалась перед уходом. Двинулась к площади Ленина, но передумала, обошла старинное здание купеческого собрания напротив Городского совета, посидела на лавочке. Женщина волновалась. Затем все же добралась до площади Ленина, постояла у Госбанка, перешла дорогу к гостинице «Центральной» – таким образом, что чуть не попала под грузовой ЗИЛ. Была не в себе – растеряна, расстроена. У ресторана, находящегося в том же здании, стояли машины. Кто-то приоткрыл дверцу, окликнул. Мышковец забралась на заднее сиденье. Но машина не поехала. Напротив, водитель вышел, походил по тротуару, покурил, пристроился к очереди в киоск «Союзпечати», там народ расхватывал «вечерку». В машине был кто-то еще. Сотрудник пытался его рассмотреть, но такси стояло таким образом, что виднелись лишь невнятные силуэты на заднем сиденье. И окна были не очень чистые. Беседа продолжалась минут десять-двенадцать. Мышковец вышла из машины белая, как смерть, ноги подкашивались. Такое ощущение, что она забыла, кто она такая. Но потом справилась с собой, сориентировалась в пространстве и двинулась к Первомайскому скверу. Сотрудник растерялся: за кем следить? Подошел водитель с газетой, сел за руль – и вопрос решился сам собой. Такси развернулось и стало выезжать на Вокзальную магистраль. Номер сотрудник, естественно, запомнил, побежал за Мышковец. Та блуждала, как сомнамбула, долго сидела на скамейке, глядела в пространство. Потом пошла на остановку у театра Юного зрителя, села в троллейбус. Дальше ничего интересного: вышла на Восходе, отправилась домой. Немного успокоилась, но все равно была подавлена. – Завтра выясним, с кем она сидела в машине, – сказал Некрасов. – Быть не может, чтобы таксист не запомнил клиента. Могли бы сегодня, но не успеем, в этом городе восемь таксопарков. – То есть можно выбирать любого, – пробормотал Кольцов. – Все подходят на роль Звонаря. Будет мило, если выяснится, что в такси сидел Штейнберг. За сим все, товарищи офицеры? Голубева, как всегда, вне подозрений? – Вроде бы так, – сделал интересное лицо Славин. – Жизнь по заведенному распорядку. Но сегодня сорвалась с работы, побежала домой. Выяснилось следующее. Сын с приятелем затеяли мушкетерский бой на кленовых ветках. Сын оказался ловчее, проткнул товарищу глаз. Тут же позвонил на работу матери. Та примчалась, отпрыска оставила дома, схватила его приятеля за шкирку и повезла в больницу. У того матери дома не оказалось, дозвониться не смогли. Обошлось, наложили повязку, сказали, что глаз целый. Но пройдет не скоро. До выпускного точно не пройдет. Она взяла такси, отвезла пострадавшего домой. – Прямо мать Тереза, – удивился Кольцов. – Да нет. Потом она забежала домой, всыпала своему так, что стены тряслись, нашему сотруднику пришлось спуститься на этаж, чтобы не оглохнуть. Побежала на работу, оттуда позвонила сыну и еще добавила. Наш агент Староселов все слышал. – Вечером, поди, и ремня дала. Бедный юноша, – пробормотал Кольцов. – Не хочет взрослеть наше подрастающее поколение. Ладно хоть не на мечах дрались. А что не так? Все живы. Дети доводят так, что никаким шпионам не снилось. – С этим все нормально, товарищ майор, дело в другом. У Голубевой дача в Матвеевке. – Знакомое слово, – нахмурился Михаил. – Дачный кооператив «Волна», где Штейнберг прикончил Романчука. Помните гражданку Тобольскую? У Голубевой дача прямо за ней, через два участка. И в тот день – уже проверили – семья находилась на даче. Завтра суббота, снова поедут. – И что это значит? – спросил Михаил, переваривая услышанное. – Сами в тумане, – признался Славин, – возможно, ничего. – Мы верим в совпадения? – А совпадениям безразлично, верим мы в них или нет, – сумничал Вишневский. – Информация занятная, но куда ее приткнуть, ума не приложим. Голубева хоть и входит в круг подозреваемых, но… как-то особняком в нем, что ли. – Перестарались вы сегодня, друзья мои, – покачал головой Кольцов. – То ноль информации, то – полный обвал, попробуй это разгрести. Ладно, подождем утра. Говорят, оно вечера мудренее. Глава десятая Субботнее утро началось совсем не так, как его представляли. Оборвал телефон старший лейтенант Демаков. – Слушаю, Андрей, – Михаил прибежал в вестибюль и схватил трубку. – Что-то по Золотареву? – С Золотаревым все тихо, товарищ майор. Умерла так умерла… Тут другое. В дежурную часть поступило сообщение: на улице Восход с балкона на восьмом этаже спрыгнула женщина. Погибла на месте от многочисленных травм. Ее фамилия Мышковец… Заканчивать разговор пришлось уже в машине, которая мчалась по Красному проспекту. – …Вы упоминали эту фамилию, товарищ майор, – голос сотрудника милиции дрожал от волнения, – и я подумал, что вас этот случай заинтересует. Мы с ребятами находимся по ее адресу. Труп лежит под балконом, его прикрыли простыней. До вашего приезда решили не трогать. Соседи сказали, кто она такая и где живет. Пришлось выставить дверь и войти в квартиру. Балкон открыт, на столе лежит записка… Не возмущайтесь, товарищ майор, я все понял, дальше прихожей я ребят не пустил, вытолкал на площадку. Двое находятся у двери, двое на улице, любопытных отгоняют. А я у соседей на телефоне… – Хорошо, Демаков, молодец. Встречай гостей, мы уже на подъезде.