– А когда начнут совершать? – Когда начнут уходить от преследования, не остановятся по требованию – будет хотя бы формальный повод их задержать. И лучше это делать за городом. «Тройка» пронеслась через площадь, снова углубилась в жилые районы. Площадь Станиславского, кирпичный завод в Юго-Западном поселке. Машина шла без остановки. «Хвосты» менялись – местные товарищи подтянули значительные силы. «Волга» с Кольцовым двигалась сзади, выдерживая дистанцию. «Тещин язык» – крутой поворот под железнодорожным полотном, прямая дистанция, кольцо, длинная Толмачевская трасса, ведущая к аэропорту. Преступники не замечали преследования: охотники прятались за редкими попутными машинами. – В Толмачево едут? – размышлял сам с собой Некрасов. – Но аэропорт перекрыт, должны понимать. Думаю, свернут на кольце, не доезжая до аэропорта, выедут на омскую дорогу… Так и произошло. На кольце за городом машин было сравнительно много: сказывалась близость круглосуточно работающей воздушной гавани. «Тройка» вырвалась из потока, ушла на пустую Омскую трассу. Оборвались урбанистические пейзажи, вдоль обочин потянулись перелески, редкие открытые участки. Трасса была прямая, прижиматься к объекту не имело смысла. Теперь определились, появилась ясность: преступники пытаются сбежать! Можно брать! Соответствующий сигнал ушел в эфир. Водители утопили педали газа. «Тройка» двигалась неспешно, водитель предпочитал ничего не нарушать. Дистанция сокращалась. За окном проплывали небольшие населенные пункты, сельскохозяйственные угодья. Освещение на загородной трассе отсутствовало – ничего удивительного, наличие фонарей не гарантировало иллюминацию. Разбежались облака, робко выглянула луна, озарив сибирские просторы. Тянуть резину было бессмысленно. Водитель идущей впереди машины включил сирену, ускорился. Это был не предел скоростного режима: Некрасов переключился на последнюю передачу – «Волга» с ревом обогнала коллег и понеслась, как ракета. Стрелка спидометра зависла над отметкой «120». Дорога была пустая – только два красных огонька мерцали впереди. Работали профессионально, преступники до последнего не выявили наблюдение! Теперь всполошились, стали дергаться. Водитель до предела выжал акселератор, и «Жигули» понеслись, как очумелые. Дистанция перестала сокращаться и в какой-то миг даже увеличилась. А вот теперь настал предел – «Волга» рванулась как пришпоренная! – Приготовились к взлету, – пошутил Некрасов. – Осторожнее давай, – проворчал Швец, – помни: одно неверное движение – и мы узнаем, есть ли жизнь после смерти. – Да помню я… Михаил вцепился в ручку над головой. Возникло отчаянное желание зажмуриться. 130 километров в час, 140… Преследуемые «Жигули» бежали бодро, но подобные скорости для тольяттинской продукции были критическими. И все же «тройка» уходила от преследования. Трещала рация, кто-то взволнованно кричал, что впереди поселок Брагино, тамошняя инспекция уже в курсе и за пределами населенного пункта примет меры. Осталось лишь догадываться, что за меры. Двигатель «жигуленка» явно издыхал, скорость падала. Промелькнули дома населенного пункта. «Волга» тоже была не двужильная – Некрасов чертыхался, опасливо вслушивался в работу мотора. Красные «стопари» вновь приближались. Но преступники не сдавались, им нечего было терять. Голос в рации предупредил: в километре от Брагина сотрудники ГАИ разворачивают шипованную ленту… К населенному пункту примыкали заброшенные цеха. Выплывали из мрака коробчатые строения. Сразу за ними начинался лес. Преступники словно почуяли, что впереди их ждут: водитель резко свернул вправо. Там была проселочная дорога. Но то ли опыта не хватило, то ли переоценил свои лихаческие качества. Машина криво вписалась в поворот, заднюю часть занесло, она съехала в кювет и накренилась. Не удержался Швец – издал победный клич. Но злоумышленники еще рассчитывали на удачу. Они не пострадали, покинули машину. «Волга» первой подлетела к месту остановки. Двое бежали через колдобистый пустырь. В лунном свете выделялись лишь размытые силуэты. Один из них прихрамывал, но бежал. Второй пошел в отрыв. Пещерный страх гнал этих людей, неотвратимость наказания за измену Родине нависла дамокловым мечом. Михаил выстрелил в воздух, закричал, чтобы остановились. Это не подействовало. Отстающий споткнулся, но поднялся, засеменил дальше. Оружия у них, похоже, не было, по крайней мере огнестрельного. Сотрудники бросились в погоню. За спиной ревела сирена, подъезжали товарищи. Шансов у преступников не осталось, но они об этом пока не догадывались. Погоня бежала развернутой цепью, кто-то припустил напрямую к лесу, чтобы перерезать дорогу. Снова захлопали выстрелы, упал, споткнувшись о кочку, мужчина. Он тяжело дышал. А когда поднялся, на него, как коршун, налетел Швец, повалил на землю. Тот отчаянно сопротивлялся, пришлось применить «болевой прием». Мужчина откинул голову, заскрипел зубами. Свет электрического фонаря озарил перекошенное лицо, лысоватый череп. – Полюбуйтесь, товарищ майор! – вскричал Швец. – Передача «Мы с вами уже встречались»! Субъект кривился, щурился от яркого света. Персона знакомая – вахтер института «Сибмашпроект», отзывающийся на Валентина Сергеевича. Видимо, он и проживал в доме на улице Космической. Чудны же дела… Теперь понятно, почему шпионская аппаратура беспрепятственно попадала в институт… – Вяжи его, Алексей, и в машину… Оставался еще один. Он отбежал на порядочное расстояние. Но дорога к лесу оказалась отрезана. На зрение злоумышленник не жаловался. Фигура свернула к заброшенным промышленным постройкам. Здание находилось в нескольких десятках метров – несуразный короб с дырявой крышей. Готовая западня, но куда еще? Михаил помчался наперерез. Но когда подбежал, фигура уже пропала. Он ворвался внутрь здания, включил фонарь. В лучшие времена здесь работали механические мастерские. Все ценное давно вывезли, остались стены, ржавые перекрытия из двутавровых балок и гора металлолома. Наверху находилось что-то вроде антресолей, там же стояли железные стеллажи, свешивался мусор. На верхотуру вела проржавевшая лестница. Раздался шум, что-то покатилось, упало сверху. Плохо закрепленная лестница еще тряслась. За секунды, что оставались в его распоряжении, злоумышленник пробежался по цеху, понял, что запасного выхода нет, решил использовать последний шанс. Бледный, надо признаться, шанс – с антресолей точно не было выхода на улицу… Михаил подбежал к лестнице, запинаясь о чугунные болванки. Наверху кто-то возился, стонал, трещала ткань. Убедившись, что лестница не отвалится, Михаил полез наверх. Что-то покатилось по рифленому полу. Он вовремя отстранился – мимо пролетел огрызок трубы. – Ирина Владимировна, прекращайте! – крикнул Кольцов. – Что вы как маленькая? Голливудские погони – это не ваше, хотя вы и любите американские фильмы! Наверху стало тихо. Только всхлипывала женщина. Странное ощущение – неловкость, что ли. Он поднялся наверх, включил фонарь. Женщина лежала на полу между пустых скособоченных стеллажей. Сил сопротивляться не осталось, умоталась до крайности. Она лежала на боку, подтянув под себя ноги, размазывала слезы по щекам. Волосы были всклокочены, плащ испачкался, от элегантного демисезонного ботинка отлетел каблук. Все в ней выражало обреченность. Никакой ненависти, злобы – только щемящая печаль и безмерная усталость. Он поймал себя на мысли, что испытывает жалость к этой особе. Впрочем, быстро прошло – всего лишь минутная слабость. В заброшенное производственное помещение вбежали несколько человек, все сразу поняли, стали мяться у входа. – Вставайте, Ирина Владимировна, не плачьте, – вкрадчиво сказал Кольцов, – раньше надо было плакать. – Думаете, я раньше не плакала? – всхлипнула преступница. – Плохо плакали. Лучше надо было плакать. Давайте руку, поднимайтесь. Сами сможете спуститься? Только, чур, не бросаться вниз головой, как Галина Сергеевна, договорились? Это ведь тоже не ваше? Спать не хотелось. Успешно завершенное дело – лучшее тонизирующее. Ошибки в расследовании, погибшие люди – неизбежные сопутствующие факторы. А если и нет… победителей не судят. – Гражданин Болдырев Валентин Сергеевич, 59 лет, – отчитывался Вадик Москвин, уже оправившийся от испытания своего скелета на прочность. – До выхода на пенсию по выслуге лет служил во вневедомственной охране. В институте – четыре года. Невозмутимый добросовестный сотрудник, мы сами это видели. Причины предательства пока не выясняли, успеем. Дальний родственник Погодиной – двоюродный дядя по отцовской линии. Проживает за стенкой от Золотарева. Телефона в квартире нет, а как пособнику шпиона без телефона? Много лет на очереди, но так и не дождался. Проявил творческий подход, договорился с алкашом из соседнего подъезда. Сделка взаимовыгодная, тому вообще по барабану. Протянул незаметно провод под плинтусами, а за софой, где спал Золотарев, просверлил отверстие, через него и протянули связь. Фактически только Болдырев этим номером и пользовался – по своим темным шпионским делам. Если алкаш у себя из любопытства снимет трубку, раздастся щелчок – станет ясно, что подслушивают. Обматеришь – смутится, положит трубку. Не любопытный был Золотарев, плевать он хотел, кто звонит на его номер. Штейнберг подбрасывал деньжат Болдыреву, а тот – Золотареву. И все довольны. Так и жили, пока на горизонте не замаячил Комитет. Штейнберг из будки звонил – ну, тогда, перед вашей битвой в заброшенном доме… Болдырев вас по голове отоварил – за инструкциями пришел к тайнику (не все же можно по телефону). Тут Штейнберг и просек: следили за ним, видели, как он из будки звонил. Выяснить спецслужбам, на какой номер – плевое дело. Понятно, станут копать, неизвестно, чем кончится – в общем, приняли решение. Провод убрали, Болдырев в сквере презентовал Золотареву бутылку с метилом – из лучших дружеских побуждений. Тот, понятно, не дурак – выпил. Дальше мы знаем… Кстати, о смешном, – Москвин хихикнул. – Как выяснилось, очередь все-таки подходит: Болдыреву через неделю должны установить городской телефон. Жена будет пользоваться, а он – нет. Нехорошо, в общем, вышло, товарищ майор, – рядом была разгадка, а не догадались. Вернее, вы догадались, но дело уже к финалу шло… Ирина Погодина сидела на табурете, съежившись, прятала глаза. Ей позволили помыться, причесаться, дали щетку для одежды. Но чудесной метаморфозы не случилось – в комнате для допросов сидело жалкое подавленное существо, утратившее последние жизненные силы. – Поправьте меня, если ошибусь, Ирина Владимировна. Вы делали снимки секретных документов, например, утром, когда коллеги еще не подошли, или в обед, когда все расходятся. Кассеты передавали Болдыреву на проходной, а он их доставлял в тайник на Фабричной. – Да, в основном, так и было… – голос ее звучал слабо, безжизненно. – Ну что ж, неплохое поступление адреналина в кровь. И сколько лет вы этим занимались? – Больше двух лет… – Вы представляете, какой урон вы нанесли государству? Арестантка молчала, только ниже опустила голову. – Вы неплохо себя чувствуете за рулем, Ирина Владимировна. У вас же нет машины? – Это машина соседа. Иногда он оставляет ключи, а я довожу его до дачи. Сам уже не может, зрение село. Однажды договорился до того, что собрался переписать машину на меня… Я обучалась в школе ДОСААФ четыре года назад, считала, что в жизни может пригодиться: когда-нибудь приобрету собственную машину… – И куда вы, интересно, бежали с гражданином Болдыревым? Это же не секрет? – Поселок городского типа Марьинск на Омской трассе… Есть адрес, Отто Штейнберг дал его еще год назад. Безопасное место, где можно отсидеться в случае опасности. По трассе всего два часа езды… Он говорил, что от провалов никто не застрахован, надо лишь вовремя все предвидеть и принять упреждающие меры… – У вас же мама, сын, которого вы любите? Готовы были их бросить? – Нет… – Арестантка утерла слезу указательным пальцем. – Штейнберг обещал, что при таком раскладе надежные люди вывезут из Н-ска моих родных, и мы все равно воссоединимся. Обещал новые документы и отъезд за границу через Казахстан и Армению – в Турцию… – И вы такая наивная, что поверили? – Почему я не должна была верить? – Погодина стрельнула глазами. – Потому что вранье. Вы неглупая женщина, а настроили себе иллюзий. Не буду спорить, Ирина Владимировна, в Турцию так в Турцию. Кстати, аплодисменты: блестяще отвели от себя подозрения тогда, в кинотеатре. Топорно, без подготовки, с проклятым русским «авось». Но результата достигли. Все решили, что западная разведка неумело подставляет невиновного человека, чтобы вывести из-под удара настоящего агента. И даже я поверил. Вы вели себя естественно и непосредственно. Вы отличная актриса. Кто на выходе из «Победы» притворился Штейнбергом? Ваш сообщник Болдырев? – Нет, не думаю… Риск отчаянный – его ведь могли задержать. Даже не знаю, правда, это не мое дело. Спросите у Штейнберга, вы же его задержали? Кольцов поморщился. На подхвате у шпионов работали не только Болдырев и покойный Романчук. Были и другие согласные заработать и не задавать вопросов. Ничего, когда-нибудь выявят всех участников. – Зачем убили Запольского? – Я не убивала… – Погодина вздрогнула. – Я не говорю, что вы убивали. Вы по другой части – не менее преступной. Штейнберг приказал некоему Романчуку, и тот избавился от человека, после чего Штейнберг лично устранил Романчука. Зачем понадобилось ликвидировать Запольского? Только для того, чтобы опять отвести от вас подозрения? – Мне об этом не докладывали, честное слово… Может, и так. На позапрошлой неделе произошел неприятный инцидент. Я успела отснять некоторые материалы, убрала в сумочку камеру, но собрать документы не успела, заглянул Запольский… Он ничего не сказал, но он не мог не видеть эти бумаги. Потом очень странно на меня смотрел… – И вы сообщили об этом Болдыреву, а Болдырев – Штейнбергу. Решили убить двух зайцев одним выстрелом… Ну что ж, разумно. Это вы сообщили Болдыреву, что Запольский в субботу собирается на рыбалку со своим родственником Гурским. И все сходит с рук. Болдырев химичит с машиной Гурского, благодаря чему тот задерживается, Романчук в это время убивает Запольского… – Поверьте, я не знала, что эти люди собираются кого-то убить… – Охотно верю, Ирина Владимировна, но что это меняет? Так, с Мышковец Галиной Сергеевной все понятно, и вы опять же к этому принудительному самоубийству непричастны. Признайтесь, хулиганы, что на нас напали, – работа Болдырева? Не убьют, так покалечат? – Да… – женщина с усилием выдавливала слова, – но тогда я об этом не знала. Он признался только сегодня, когда мы находились в машине… Скажите, Михаил Андреевич, что со мной будет? – Это расстрельная статья, Ирина Владимировна. Мне жаль. Женщина закрыла лицо руками. Слезы просочились сквозь пальцы. – Вашего сына отдадут на воспитание бабушке. Если она не сможет выполнять эти обязанности или выяснится, что ваша мать тоже причастна к преступной деятельности, – отдадут в детдом. Не волнуйтесь, там из него вырастят нормального члена общества. Детская память податлива – со временем он забудет, что у него была мать-предательница. – Моя мама ничего не знала… – Тем лучше. Сколько же денег вы заработали за эти два года? Тратить не пытались? – Раз в два месяца мне выдавали по шестьсот рублей, независимо от выполненной работы… Деньги лежат на сберегательном счете в Госбанке… Кроме этого, копятся средства в одном из банков Франкфурта-на-Майне. Там лежит примерно сто двадцать тысяч долларов. Я тратила деньги в рублях, но немного, чтобы не вызвать подозрений…