Я поежилась. Да, здесь прохладно. И только потом возник вопрос: а где картины? Я обежала взглядом помещение. Вокруг пустые мольберты и крюки на стенах. Но полотен нет. В полной растерянности я обошла зал, который имел две двери, через одну я вошла. Я открыла вторую и обнаружила небольшой туалет. Мне стало не по себе, находиться дольше в галерее Егора не имело ни малейшего смысла. Я вернулась в квартиру и села на диванчик в прихожей. Что делать? Сообщить Лене об отсутствии картин? Куда они делись? Никто понятия не имеет, что Егор активно работает. Яковлева вознесла супруга на высокий пьедестал и поклоняется своему божеству. Жена прощает ему все. Забыл про день рождения супруги? Егорушка великий художник, он не думает о земном. Позволяет свекрови изводить невестку? Егорушка великий художник, он не думает о земном. Точка. Все! Других ответов у Яковлевой нет. Если же кто-то посмеет сказать ей: «Творчество Куркина мне непонятно. Он не Суриков, не Васнецов, не Репин. Похоже, у него с психикой проблемы, видит только чудовищ вокруг. Мне его картины не по душе», – то Лена объяснит этому человеку, что он ничего не смыслит в искусстве, а потом вычеркнет его навсегда из списка знакомых. Но! Она не попыталась защитить Егора, когда я спросила, почему он так мало пишет. Лена завела речь об особом вдохновении супруга. Яковлева определенно поняла, что я осуждаю живописца, держу его за лентяя, трутня, который едет на закорках у работающей жены. Но не рассердилась, не сказала: «Не говори о том, чего не знаешь». А потом сообщила, что Егор не хочет расставаться с любимыми произведениями, правда, финансовое положение семьи от того, что супруг все время стоит с палитрой в руке, не меняется. Деньги, вырученные от продажи картин по заказу, расходуются быстро. Яковлевой опять приходится одной тащить семейный воз. Она сделала вид, что не замечает в моих словах скрытого упрека в адрес обожаемого Егорушки. О чем это говорит? Подруга очень хочет, чтобы я продала картину, чтобы Егор после кончины жены некоторое время продолжал жить, как у Христа за пазухой. Дверь в квартиру распахнулась, появился Егор. Увидев меня, он остановился. – Привет! – Добрый день, – отозвалась я. – Уже вернулся из Питера? – Как ты сюда попала? – осведомился Куркин, игнорируя мой вопрос. – Вошла, – ответила я. – Знаешь код? – напрягся художник. Я кивнула. – Откуда? – не отставал Куркин. Мне не хотелось выдавать подругу. – Лене совсем плохо. – Она в надежных руках, – отмахнулся Куркин, – вылечат. – Не понимаешь, что БАС – это стопроцентная смерть? – парировала я. – Лена не поправится. Речь идет лишь о продлении ее жизни. Не на годы, а на месяцы или даже дни. У твоей жены ураганная форма. – Любят женщины преувеличить, из всего трагедию делать, – усмехнулся Егор, – врачи склонны утрировать ситуацию. Чем дольше лечат, тем больше денег получают. Ты зачем без предупреждения в мой дом ввалилась? Я не звал никого. Я сказала правду: – Лена попросила кое-что взять. – Головы совсем нет, – рассердилось божество Яковлевой, – направо, налево код раздает, уходи. Я устал, отдохнуть хочу. В доме бардак! Скорей бы Ленку выписали. – Найми прислугу, – посоветовала я, – это недорого стоит сейчас. – А жена зачем? – фыркнул Куркин. – До свиданья. Я выбежала на лестницу. Правильно ли я поступила, не сказав Егору об отсутствии картин в квартире ниже этажом? Не знаю. Зато в другом я уверена: художник сейчас звонит жене, чтобы отругать ту за сообщение мне кода от входной двери. Сев в машину, я поставила телефон в держатель и увидела на экране кучу эсэмэсок от Энн. Беседовать с продюсером, наверное, уже не стоит. Лена не сможет работать, а мне совсем странная девушка, которая поет странные песни, не нравится, даже несмотря на то что у нее неожиданно обнаружился прекрасный голос. Эсэмэски же продолжали прилетать стаей. «Привет, ты где?», «Эй, куда ты подевалась?», «Договаривались о разговоре», «Отзовись!», «Что случилось?», «Ты нас бросила?», «Нельзя меня вон прогнать». Трубка зазвонила, это Энн! Я поколебалась, но ответила: – Привет. – Почему ты легла на дно? – закричала продюсер. – Занималась другими делами, – ответила я. – Ты на нас работаешь! – пришла в еще большее негодование собеседница. – Я нашла место, где можно репетировать. Приезжай сию секунду. Концерт на носу. Нечего лентяйничать! Тон Энн мне совсем не понравился. И зачем я ее слушаю? Лене трудно стоять, ходить она почти не может, работать пиар-агентом ей уже не придется. Надо спокойно завершить общение, без скандала, тихо и аккуратно. – Ты платила мне за услуги? – осведомилась я. И услышала: – За несделанную работу лавэ не отсыпают. – Аванс я тоже не получила, – на всякий случай уточнила я. – Никогда никому ничего вперед не даю, – взвизгнула трубка, – и не мечтай отгрызть хоть рубль до того, как Танька окажется в ротации топ-радиостанций. – Разве я это обещала? – удивилась я. – Договаривались о помощи в проведении концерта, на который зрители не спешили. Сколько билетов уже продали? – Ну, триста, – слегка сбавила тон нахалка. – Вроде ты говорила, что в зале всего сорок мест. Или около того, – удивилась я. – Нам дали другое помещение, большое, – призналась продюсер, – владелец прифигел. Такого ажиотажа он в своем заведении еще не видел. – Я подсказала сменить псевдоним, подобрала для Татьяны одежду, – напомнила я о проведенной работе, – но мне ни копейки не заплатили. Результат моей инициативы: большой приток зрителей. Договор мы не оформляли. Считай все, что я для вас сделала, дружеской услугой. Можешь не платить. Но больше на меня не рассчитывай. Дальше работайте сами или нанимайте другого человека. До свидания. – Стой! – закричала Энн. Но я быстро отсоединилась, заблокировала контакт Энн и выдохнула. Прекрасно знаю, как доставить себе большую радость. Сначала надо согласиться на какую-то неприятную работу, а потом отказаться от нее. Пара Энн-Таня мне сразу не очень понравилась, но я хотела помочь Лене и поэтому общалась с ними. А сейчас получила возможность откреститься от грубиянки. Денег не брала, документы не оформляла, прощайте, Энн и Таня, я вам ничем не обязана. Понимаете, какое на меня счастье нахлынуло? А не согласись я помочь Татьяне, не ощутить бы мне сейчас восторга! Телефон снова зазвонил, на этот раз меня искал Костин. – Ты где? – Ну… – замямлила я, не желая сообщать о визите в квартиру Лены, – ну… – Пошла на маникюр, – предположил Вовка. Я воспользовалась подсказкой. – Да, все ногти обломала. – Надеюсь, это потому, что ты утром исцарапала Вульфа за его неожиданный и спешный вылет в командировку, – развеселился Володя. – Ничего не знаю о поездке, подожди, как раз Макс звонит, – удивилась я и переключила телефон. – Лампудель, – заговорил муж, – я уже сел в самолет. У Реутовой беда, лечу к ней. Извини, сегодня вечером мы никуда не пойдем. – Мужчина, прошу вас отключить телефон или перевести его в авиарежим, – произнес женский голос. – Лю. Це. Скоро вернусь, – скороговоркой произнес Вульф и отсоединился. Я удивилась. Мы собирались сегодня вечером куда-то идти? Совершенно не помню об этом! Надо вернуться к беседе с Костиным. – Вова, ты здесь? – Тут, записывай адрес. Виктория Ганзуэман ждет тебя в кафе. Я бросил на рабочую карточку деньги. Заранее сними сумму в банкомате, сейчас напишу сколько Вике за рассказ обещано, – проинструктировал меня Володя, – еще и обед оплатишь. Глава двадцать четвертая – Господин Костин пообещал, что я могу заказать здесь все что пожелаю, – предупредила меня худенькая, почти прозрачная старушка, – что не съем, заберу домой. – Меня зовут Евлампия, – улыбнулась я, – все, о чем говорил Владимир, непременно выполню. Виктория повеселела, к столику подошел официант, госпожа Ганзуэман заказала все, что было в меню, я ограничилась чаем. – Аппетита нет? – посочувствовала мне женщина. – Я постоянно хочу вкусно поесть, но с моей пенсией по трактирам не походишь. – Да, рента от государства невелика, – посочувствовала я, – хорошо, что у вас квартира есть. Да еще в центре. – Есть неподалеку, – вздохнула бабуля, – но я ее сдаю, живу в другом месте, адрес по прописке использую только для получения посылок. Раньше я презирала окраину, там же одни лимитчики жили в основном. Горько плакала, когда была вынуждена перебраться далеко от метро «Смоленская». А сейчас иначе думаю. Вблизи Садового кольца воздуха нет, одни выхлопные газы. А мой район лес окружает. Дом малоэтажный, соседи приятные, в магазинах цены ниже, в поликлинике врачи вежливые. Спасибо Йосе, что он купил избенку в деревне. Вскоре после смерти мужа стройкомпания предложила денег за дом. Мне хватило на трехкомнатную неподалеку от села. Тогда там квартал строить начинали. Взяла жилье на стадии котлована. Потом оно резко подорожало. О! Супчик! Виктория схватила ложку и начала с жадностью уничтожать куриную лапшу. – Ваш муж сын врача? – я решила сразу перейти к нужной теме.