— Ревность Бенджамина, она не совсем такая, как у других людей. — О чем вы? Метте смотрит в одну точку и пытается подобрать слова. — Когда ему было пять, он стал слишком назойлив и привязчив, — произносит она наконец. — Звучит, может быть, не так ужасно, но это было очень изматывающе. Его нельзя было оставить одного. Если он не мог находиться рядом со мной, то делал странные вещи. С отцом Бенджамина мы развелись за год до того, вот тогда, пожалуй, все и пошло наперекосяк. А может, у него это всегда было внутри, даже не знаю. — Что вы имеете в виду под «странными вещами»? Метте колеблется. — У нас была кошка, — говорит она чуть погодя, — хотя скорее это у меня была кошка. Она у меня появилась намного раньше, чем мы познакомились с папой Бенджамина и задолго до его рождения. Она спала со мной в кровати, сидела у меня на коленях, когда я смотрела телевизор. Как-то вечером он утопил ее, пока я была на кухне и готовила ужин. Мерзко… Он сказал, что она сама грохнулась в ванну, но я-то знаю, что он соврал. Санна кивает, ищет, что бы сказать в ответ. — Вскоре после этого я познакомилась кое с кем, с одним парнем с материка, он был очень добр ко мне, — продолжает Метте. — В конце концов я позволила ему переночевать у нас, чтобы он побыл рядом, познакомился с Бенджамином. Все, казалось, идет хорошо. Но ночью Бенджамин проник в комнату и расцарапал ему лицо, так разодрал, что кровь шла. Метте начинает рыдать. — У него с головой что-то не так, — шепчет она. Санна достает из кармана упаковку бумажных носовых платков. — Какую помощь вы смогли получить после этого? — спрашивает она. — Было расследование. Нас пустили по системе. Считалось, что у него сложности с общением, синдром навязчивых состояний и неспособность считывать социальные сигналы… Потом все успокоилось, и ему не стали ставить никакой диагноз. Бенджамин пришел в равновесие, все стало хорошо. — До настоящего момента? Она кивает. — Такого с ним уже очень давно не было. Все было хорошо. — Да, я понимаю, ведь вам позволили заниматься патронатом. Но вам необходимо обратиться за помощью. И вы наверняка понимаете, что произошедшее сегодня будет иметь последствия. Этого не избежать. Метте кивает, не глядя на нее. — Я понимаю, конечно. Она отворачивается и плачет. — Послушайте, — уговаривает ее Санна, — Бенджамин никогда прежде не обвинялся в правонарушениях. Вероятнее всего, он вернется с вами домой еще до конца дня. Метте вытирает слезы и поднимает на нее глаза. — Не я принимаю такое решение, но, во всяком случае, я думаю, что так и будет, — продолжает Санна, пока Метте сморкается. Она чуть распрямляется и начинает поглядывать на дверь, за которой ждет Бенджамин. — Но он прав? — спрашивает Санна. — Джек действительно ваш любимчик? Метте вздыхает и сокрушенно трясет головой. — Когда я впервые увидела Джека, он был совсем маленьким, — начинает она. — Ему был всего три с половиной годика. Тогда он еще говорил. Он вошел в комнату, когда мы с несколькими детьми, бывшими под опекой, как раз доигрывали в игру, им нужно было смотреть на картинки и находить, чего там не хватает. Я показывала им картинку с перчаткой, на которой один палец был отрезан. Я спросила Джека, чего там не хватает. Остальные дети прыснули со смеху, они-то уже ответили и очень гордились тем, как быстро это сделали, там же все понятно. И знаете, что ответил Джек? Санна молчит. — Он сказал «другой перчатки», — произносит Метте, и ее глаза наполняются слезами. — Я всегда знала, что он особенный. Санна кивает. Мысль о том, что Бенджамин ненавидит Джека за то, что тот стал частью семьи и его любят на тех же условиях, кажется логичной, даже нормальной. Особенно теперь, когда Джек потерял собственную маму. — Зеркало там, в комнате, — спрашивает Санна, не дав себе времени поразмыслить, — Бенджамин разбил его нарочно? — Я возмещу вам все убытки, — быстро откликается Метте и качает головой. — Можно мне обратно к нему? Пожалуйста… Санна кивает. — Кто-нибудь придет к вам в ближайшее время. Метте кивает и неуверенно обводит взглядом коридор. — Вы как-то спрашивали меня про Ребекку, — говорит она. — И? — Я кое-что вспомнила. Один раз, когда она оставляла у меня Джека, она забыла в прихожей одну вещь, мне пришлось догонять ее. Она села в машину, и казалось, будто она с кем-то разговаривает. Хотя рядом никого не было. Санна кивает. — У нее были проблемы. — Дело не в этом. Она была в полном порядке, когда оставляла у меня Джека. Никаких галлюцинаций. Я в этом уверена. Она просто что-то нервно повторяла про себя, как будто была напугана. — Что вы хотите сказать? — Ну да, как будто ее напугал какой-то парень. — Кто же? — Не знаю, но мне кажется, она повторяла имя Лука. 23 — Ну и цирк, блин, — произносит Эйр, когда Санна заходит обратно в кабинет опергруппы. — И что служба опеки теперь собирается делать с Джеком, раз он не может больше оставаться у Метте? Санну поражает то, насколько она права. У него ведь больше нет патронатной семьи. Он наверняка проведет в больнице еще пару дней, но потом его запустят по системе, от одной патронатной семьи к другой, пока не найдется относительно постоянное решение. Она думает о том, что Метте только что рассказала ей: как Ребекка упоминала некоего Луку, и пишет имя на доске рядом с именем Ребекки. — Лука? — проговаривает Эйр. — Почему у меня такое ощущение, что я должна знать, кто это? — Помнишь рассказ Инес Будин? О том, что, когда она пришла к Ребекке в тот самый вечер, та несла что-то про какого-то Луку? — Точно. Но мы же проверили всю ее родню, всех знакомых и сделали детализацию ее звонков. Не было никого с таким именем. И Инес сказала, что она была не в себе. — Может, и не была. — Да? — Метте Линд как раз рассказала мне, что тоже слышала от Ребекки это имя. Эйр чешет ухо и размышляет. — А мы проверяли, был ли какой-нибудь Лука среди знакомых Мари-Луиз? — Да, Бернард этим занимался. Ни у Мари-Луиз, ни у Франка не было друзей по имени Лука. Эйр с досадой машет рукой, Санна качает головой. — Можем позже снова к этому вернуться, — говорит Санна. — Что у нас сейчас, появилось что-то новое? — Только Фабиан звонил насчет Франка, — отвечает Эйр. — Та же причина смерти, что и у остальных, и мы были правы, предположив, что он просидел там несколько дней. Судден провел экспертизу плеера. Диск самый обычный, из тех, что продаются большими упаковками, мог быть куплен в любом магазине. Ничего примечательного. Отпечатков на нем тоже никаких. А все найденное на плеере непригодно к экспертизе. Кстати, Судден до тебя дозвонился? Алис сказала, что та неидентифицированная кровь на ноже, который нашли рядом с домом Роозов, принадлежит Франку. Так что теперь мы это знаем. — Хорошо, то есть мы теперь не можем даже… — …предполагать, что преступник мужчина, все верно. Наступает тишина, Эйр проводит руками по волосам и вытягивает руки за спиной, потом вновь склоняется над столом. — Итак, у нас есть деньги, которые связывают все жертвы с одним и тем же летним лагерем. «Рассвет». Он просуществовал одно лето, семь лет назад. Мари-Луиз жертвовала им большую сумму денег. А Ребекка и Франк оба получали от них выплаты примерно в то же время. Алис сейчас пробивает этого Кранца, попытается его разыскать. Санна кивает.