— Почти все прошло. — Хорошо. К пальто Санны пристало несколько листиков. Вид у нее взъерошенный. — Что такое? — спрашивает Санна, когда Эйр начинает хохотать. — Посмотрела бы ты на себя. — А что? — Видок у тебя хреновый. — Ну спасибо. — Поезжай к себе, поспи пару часиков. — У меня все нормально. Я прогулялась немного, когда припарковала машину. Эйр недоверчиво смотрит на нее. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы мы гнали дальше. Но, может, стоит рассматривать то, что случилось там, у рыбацких сарайчиков, как предупреждение? — А где Алис? — спрашивает Санна, стаскивая пальто. — Я видела ее снаружи, так что она точно скоро вернется. На магнитной доске висит рисунок, который Джек набросал во время первого допроса. Волчьи глаза, обведенные жирной черной линией, смотрят прямо в комнату. Санна снимает рисунок и подставляет под свет. Эйр думает про Мюлинг, про все, через что прошел Джек, и гадает, что же он мог увидеть. На несколько секунд у нее возникает ощущение, что коллега вот-вот расплачется, но потом та крепит рисунок обратно на доску. Вернув его на место, она возвращает себе свой обычный стерильный взгляд. — Как там у Джека дела? — осторожно спрашивает Эйр. — Он остается в больнице, — отвечает Санна. — Ему не очень хорошо, но он стабилен. Бенджамин несколько раз сильно ударил по нему. Она отыскивает фото из лагеря и кладет на стол. — Что ж, давай начнем. Алис, наверное, скоро подойдет. Эйр берет фотографию в руки, потом кладет обратно на стол. Она не знает, как это сказать. Ведь Джек мог знать что-то еще. Интуитивно она понимает, что Санна не согласится на еще один допрос. — Что это за снимок? — спрашивает она в итоге. — Какая-то дешевая любительская фотография. Эйр внимательно смотрит на нее. — Слушай, — она внезапно переводит тему, — а Джек не мог знать что-то про лагерь? Его мама ведь работала на Кранца. Может, нам следует его опросить? — Он сейчас в плохом состоянии, — отрубает Санна. — Не получится. — Ладно, — отвечает Эйр. — И что делать будем? — Вернемся назад. Проанализируем все с самого начала. Посмотрим, где окажемся. Она указывает на фото. — Мия. Семь лет назад. Эйр вздыхает. — Надо, блин, чтобы кто-нибудь вернул смертную казнь за причинение вреда детям. — Прежний священник, — продолжает Санна, — Хольгер Кранц. Он, получается, хотел научить детей ценности жизни. Прибавим к этому то, что он сделал с Мией… — Да, всем на этом снимке досталось, они все наверняка получили какие-то психологические травмы, — добавляет Эйр. — И нам нужно разыскать всех, чьи имена у нас на руках, — Санна указывает на мальчика рядом с Мией. — Побеседовать с каждым, кто побывал в лагере, кто-то должен знать, кто он такой. — От Алис что-то новое было? — Полная тишина с тех пор, как я передала ей имена. — Да где она бродит? — Эйр допивает воду из своей бутылки, кидает ее в ведро и идет к двери на поиски Алис. В этот момент из коридора в комнату входит Алис с подносом, заставленным чашками, кроме того, на нем кофейник со свежезаваренным кофе и большой стакан воды. Под мышкой у нее, как обычно, пачка бумаг, больше напоминающих стопку аккуратно сложенных простынок. — Добро пожаловать обратно в бункер, — приветствует она их с улыбкой. Она наливает в две чашки дымящийся горячий кофе и садится за стол, одну чашку передает Санне, другую Эйр. — Так что, мы взяли художницу? — спрашивает она. — Она задержана за нападение на Инес Будин, — отвечает Санна. — Далее наверняка последуют другие обвинения, потому что она разыграла собственную смерть, напала на Эйр… — А ее алиби в последние дни? — спрашивает Эйр. — Это не приоритетный вопрос, — отметает ее комментарий Санна. — В убийствах мы ее не подозреваем. — Но все равно ведь надо проверить, — вскидывается Эйр. Алис прокашливается: — Бернард разыскивает того арт-дилера, который, как она утверждает, жил у нее. — Но? — спрашивает Эйр. — Ждем, пока он даст о себе знать. — Ладно, — отвечает Санна. — А мама Мии, Лара Аскар, с ней удалось связаться? — Ее мобильный выключен, друзья, к которым она собиралась, не перезванивают. Я оставила им сообщения и связалась с местной полицией. Если мы хотим, они могут съездить туда сегодня днем и поискать ее. — Окей. Хорошо. Что еще? — О собаках Дорн позаботятся, как ты просила, — обращается она к Эйр. — Я созвонилась с соседями, они прямо сейчас поедут туда и присмотрят за ними. — Спасибо, — откликается Эйр. — Да, — продолжает Алис, — дети в лагере. Мы проверили всех и связались с родителями каждого. Так или иначе, но, кажется, мы сможем побеседовать со всеми, кто там был. Правда, это займет какое-то время. Особенно это касается одной девочки, Елены Йоханссон. Она сейчас на каком-то волейбольном турнире. Эйр тыкает пальцем в девочку в маске собаки на фото. — Вот эта? Дорн на нее показывала, когда это имя называла. Алис пожимает плечами. — Я же не видела других снимков этих детей, только с родителями говорила. Пухленькая девочка-собака значительно ниже ростом, чем остальные дети на фото. Маска плохо сидит на ней. Она почти полностью скрывает глаза. Жилы на шее натянуты, как струны, что говорит о том, что под маской она плачет навзрыд. — Вся эта религия хренова, — бормочет Эйр. — Основное внимание нам нужно сконцентрировать на нем, — произносит Санна, указывая на мальчика, стоящего рядом с Мией. — Он может оказаться ключом ко всему. — Я все еще считаю, что ты не права, — сухо возражает Эйр. — А ты что думаешь? — Санна поворачивается к Алис. — Не знаю, — задумчиво отвечает та. — Немного странно, что ни Инес Будин, ни Ава Дорн не захотели назвать его, несмотря на наши расспросы. Ведь они обе должны его знать? — Ладно, — реагирует Эйр, — я готова принять, что единственный потенциальный свидетель нарисовал волка. И что Бергман утверждал, что мальчик, изображавший волка, рассвирепел, дрался с другими и помогал Мие. Волк, волк, волк… Я слышу, что вы говорите. Но… — А как дела со школой? — прерывает ее Санна и поворачивается к Алис. — Учителя Мии и остальные в школе могут что-то знать. Алис мотает головой. — Бернард и Йон ездили туда. Поговорили со всеми, кто имел какое-то отношение к Мие, от учителей до работников кухни. Даже получили согласие от родителей побеседовать с некоторыми из учеников. Никто не смог сказать, с кем общалась Мия. Похоже, она держалась в стороне от всех, никогда не ходила в кружки и на дополнительные занятия, всегда сразу после школы ехала прямо домой. — Так, значит, ничего? — огорченно подытоживает Санна. — И ее никогда ни с кем не видели? — Ничего.