— Хорошо, действуйте. — Только берегите их от журналистов, это все, о чем я прошу, — бурчит Экен. Один за другим дети из лагеря прибывают в полицейское управление. Их вместе с родителями проводят внутрь разными путями, чтобы избежать излишнего внимания. По решению Экена беседу с ними должны проводить Санна и Алис, и женщины располагаются в комнате для допросов. Алис выкладывает на стол фотографию детей, ждет какое-то мгновение, потом переворачивает ее лицевой стороной вниз. — Так? — Конечно, — ободряет ее Санна. — Начнем. Первым заходит Даниель Орса, утонченного вида, строго одетый юноша с тихими манерами. На снимке он изображает свинью. Сев напротив Санны и Алис, он встречается с ними быстрым взглядом и мило улыбается. Его мама, так же строго одетая дама в бежевой блузе с бантом на шее, темно-синей плиссированной юбке и блестящих сапогах, усаживается рядом. Санна думает, что никогда бы не узнала его по этой фотографии. Не только по той очевидной причине, что его лицо на снимке скрыто маской, но и потому, что весь он сильно вырос и изменился. Даже надеяться нечего, думает она, найти того мальчика, не разузнав его имя. Его внешность могла очень сильно поменяться за прошедшие годы. Только когда Даниель Орса, чуть склонив голову в вежливой и участливой позе, начинает слушать ее объяснения о причине вызова, ей начинает казаться, что она узнает его глаза, этот взгляд. Между ними возникает теплое чувство симпатии. Он отвечает на все вопросы мягким спокойным голосом. Но только не на вопрос о том, кто изображает волка на фото. Когда Санна переворачивает снимок и спрашивает о нем, он отвечает, что не помнит. После Даниеля в комнату заходит Сванте Линд, пятнадцатилетний парень с чудаковатым выражением лица, у него пронзительные зеленые глаза и размеренные манеры. Он сидит в компании своей мамы и едва отвечает хоть на один вопрос. Реагирует на все вяло и утомленно, а временами, когда Санна что-то говорит, кажется, что он вообще вот-вот уснет. Алис спрашивает его про волка, вместо ответа он закидывает в рот жвачку и выдувает большой пузырь, чтобы позлить мать, потом, позевывая, сообщает, что помнит только, что тот пацан на фото был немного тормознутый. Во всяком случае, довольно тупой. Алис и Санна обмениваются разочарованными взглядами. Когда Санна обращается к маме Сванте и интересуется ее мнением о лагере «Рассвет», та вздыхает. — А что тут скажешь? — отвечает она. — Во всяком случае, это не сильно хуже многого, что детки вытворяют. — Что вы хотите сказать? — не понимает Санна. — Ну, игры и есть игры. Дети и есть дети. — Сванте и других детей на фото заставили инсценировать расстрел, — произносит Санна. — Вы это играми называете? — Так ведь понарошку. Все было понарошку. Вы не видели, что нынешние дети вытворяют? Игры, в которых они по людям палят? Руки-ноги им отрубают? Насилуют? В наши дни они во что угодно могут играть. Я учитель, много чего повидала, знаю, о чем говорю. Санна смотрит на Сванте Линда, потом на его изображение в маске козы. Она хочет поспорить с его матерью, спросить, почему та не подала заявление в полицию, но понимает, что это бессмысленно. Когда Сванте Линд выходит из помещения, ведомый матерью, она просто просит их вернуться, если они вдруг вспомнят что-то существенное, например имя того мальчика. Сельма Карлсдоттер, девочка-павлин, вплывает в комнату в сопровождении обоих родителей и тихонько закрывает за собой дверь. От нее исходит сильный аромат простенького свежего парфюма. Волосы тщательно расчесаны и уложены на пробор. Несмотря на свои пятнадцать лет, у нее взгляд совсем маленькой девочки. Неуверенный. Ищущий. Когда ей наконец задают вопрос о мальчике на снимке, она аккуратно, почти робко, придвигает фото поближе к себе. Склоняется над ним и вглядывается в изображение. Потом серьезно смотрит на Санну. — Зачем вы хотите его разыскать? — спрашивает она. Неприязнь встает стеной между ними. Взгляд ее глаз внезапно становится враждебным, настороженным. — Мы просто хотим поговорить с ним, — мягко поясняет Алис. — Он что-то натворил? — спрашивает Сельма, глядя на Алис. — Ты так думаешь? — спрашивает Санна. Сельма продолжает рассматривать Алис. — Простите, но я не могу припомнить его имя. — Почему ты не хочешь сказать нам, кто он? — спрашивает Санна. — Ты его боишься? — Он был очень недобрым человеком, — отвечает девочка. — Но клянусь, я не вру вам, когда говорю, что не помню его имя. Его бы я защищать не стала. Если бы я могла вам помочь, то помогла бы, но это было так давно, а с тех пор я его не видела. Предпоследним заходит мальчик-осел, Йеспер Берг. Он отвечает на все вопросы с безучастным равнодушным видом, а его мама то и дело перебивает сына, громко задавая Санне и Алис встречные вопросы. Она хочет знать, почему ее ребенок должен отвечать на вопросы, получит ли она компенсацию за то, что пропустила рабочий день и не получила зарплату и прочее в том же духе. В конце концов Санна выходит из себя и повышает голос. Тогда мать Йеспера Берга берет его за плечи и выталкивает из комнаты. Санна идет за ними и пытается показать ему снимок с детьми. Йеспер Берг только пожимает плечами в ответ. Он выжидает секунду, поднимает голову и встречается с ней взглядом. — Ты ведь знаешь его, так? — спрашивает она и указывает на мальчика рядом с Мией. Он мотает головой. — Но я знаю, что он кусается, — успевает он сказать, прежде чем мать увлекает его за собой. Проходит еще пара часов, прежде чем последний ребенок, Елена Йоханссон, прибывает в управление. Место Алис теперь заняла Эйр, они с Санной сидят в комнате для допросов, ближней к стойке администратора. Эйр опускается на стул и придвигает к себе фото. — Это, значит, Елена, — говорит она, разглядывая девочку в маске собаки. Во всем облике девочки сквозит какая-то истеричность. В сравнении с ней Мия Аскар кажется похожей на фею. Красивые огненно-рыжие волосы Мии обвивают ее худенькие плечики. Она выглядит словно сошедшей с картин Йона Бауэра, и только испуганные глаза контрастируют со сказочным образом. Санна звонит Алис, чтобы узнать, есть ли какие-то новости от мамы Мии, Лары Аскар. Алис отвечает, что все еще не может с ней связаться. — Местная полиция поедет к ее друзьям завтра утром и попробует установить с ней контакт. — Попроси их заехать сегодня вечером. Нам нельзя тянуть, — отвечает Санна и кладет трубку. Она скрещивает руки на груди. — С тобой все нормально? — спрашивает Эйр. — О чем ты думаешь? У Санны изможденный вид. — Никто из детей, с которыми мы говорили, не сказал нам, кто он. Почему? — Уж не знаю, как вы с Алис до сих пор вели беседу с этими детишками, но, может, попробуем теперь быть понапористее? — отвечает Эйр. Санна как раз собирается ответить, но в этот момент администратор просовывает голову в дверь. Он докладывает, что Елена и ее мама Клаудия ждут у стойки, но Клаудия хочет сначала поговорить с ними наедине, без дочери. Это женщина средних лет, худощавая и мускулистая, на ней спортивный костюм. Щеки красные, она входит, отхлебывая энергетический напиток из баночки. Санна и Эйр представляются. Клаудия Йоханссон нервно поглаживает шею. — В общем, ваша коллега по телефону сказала, что это просто беседа, но больше ничего не объяснила. О чем речь? Я вообще не понимаю, о чем вы хотите поговорить с моей дочерью. Эйр показывает ей фото из лагеря «Рассвет». Глаза Клаудии грустнеют, она откашливается, придвигает стул и садится. Потом тихо разглядывает снимок. — Откуда это у вас? Санна указывает на мальчика. — Вы или Елена знакомы с этим мальчиком? Знаете, как его зовут? Она придвигается ближе к фотографии, потом пожимает плечами. — Увы. Можете рассказать, в чем дело? Иначе я не могу позволить дочери беседовать с вами. — Мы занимаемся расследованием нескольких убийств, — спокойно отвечает Эйр. Клаудия поеживается. — Мы в опасности? — взволнованно спрашивает она. — У меня есть причины переживать за мою семью? Санна смотрит на нее успокаивающе. — Вам не о чем волноваться. Мы хотим только задать ей несколько вопросов. Клаудия откидывается назад на стуле, видно, что она немного успокоилась. — Можете задать ей любые вопросы. Но Елена ничего не помнит из того времени. — Как это? — У нее была потеря памяти после лагеря. — Вы хотите сказать, что она вообще ничего не помнит о проведенных там днях? — удивленно спрашивает Санна. — Она вообще не помнит ничего о своем детстве. Ее воспоминания начинаются со дня возвращения из лагеря. Эйр и Санна вопросительно смотрят друг на друга. — И вы просто приняли все как есть? — спрашивает Эйр. — Что случилось? — Не то чтобы приняли, — отвечает Клаудия. — Елена отключилась в машине по дороге домой. У нее было что-то вроде эпилептического припадка. В больнице нам сказали, что это потому, что в машине было слишком жарко и что ей еще повезло пережить приступ без серьезных последствий для мозговой активности. Так что потеря памяти оказалась довольно низкой ценой за случившееся. Санна облокачивается на спинку стула и рассматривает Клаудию. Эйр делает новый заход с фотографией. — Вы точно не знаете его? Вы уверены в этом? Та мотает головой. — Увы. В дверь стучат: администратор сообщает, что Елена Йоханссон хочет поговорить с Клаудией. После этого в комнату входит сама девочка, она тоже в спортивном костюме, волосы собраны в хвостик. Она нежно обнимает мать и целует ее в щеку. В облике девочки сквозят теплота, искренность и невинность. — Можно я возьму твой телефон? — шепотом спрашивает она у Клаудии. — На моем опять интернет кончился.