Они медленно спустились по лестнице под звуки оркестра, старательно пытающегося подражать Гленну Миллеру. Все остановились, чтобы полюбоваться триумфальным входом Розенталей: если они пришли на бал, значит, все в полном порядке. Мы без проблем высадимся в долгожданном порту Гаваны. Таково было послание, которое капитан хотел передать разочарованным пассажирам через чету Розенталей. Но в настоящей обстановке ни радостная музыка оркестра, ни яркие маскарадные костюмы, ни ореол исключительности вокруг моих родителей не могли развеять мрачную атмосферу бала. Спрятав лицо под маской, папа выглядел как герой какой-то дешевой мелодрамы. Мама, с застывшим лицом, тщетно пыталась улыбнуться. Она, казалось, говорила ему: «Ты заставил меня прийти, и вот я здесь, но не надейся, что я буду веселиться». Под звуки «Серенады» пары снова сошлись вместе. Папа вывел маму в центр зала. Она мягко опустила голову на его плечо, а отец делал короткие шаги, как будто танцевал вальс, не соблюдая ритм: он не знал этой музыки. Пока они кружились, папа кивнул нескольким мужчинам. Мама не обращала на них внимания и избегала любого зрительного контакта. Двенадцать дней – вот сколько продлилось наше счастье. Мне пора было идти. Как раз сейчас я должна была обыскать каюту. Телеграмма из офиса компании «Гамбург – Америка Лайн» на Кубе Суббота, 27 мая Наступил день, когда мы должны были высадиться в Гаване. Многие пассажиры ожидали воссоединения с членами семьи, которые уже переехали на Кубу: другие отправлялись к себе домой или собирались снимать номер в гостинице. Люди надеялись обосноваться на острове, выучить испанский язык, открыть свой бизнес. Многие планировали прожить там всего несколько месяцев, ожидая поездки на остров Эллис и разрешения на въезд в Нью-Йорк, конечный пункт назначения. В Гаване мы могли бы создать больше семей, и остров постепенно заполнился бы нечистыми. Но, несмотря на то что мы намеревались найти там жилье и работу, мы все равно всегда должны быть начеку, потому что у огров очень длинные щупальца, и кто знает, не дотянутся ли они в один прекрасный день до Карибского моря. Судьба 936 душ, находившихся на борту «Сент-Луиса», теперь зависела только от одного человека. Кто знает, какое у него будет настроение поутру и, в зависимости от него, скажет он «да» или «нет». Президент Кубы может запретить нам причаливать и изгнать нас из своих территориальных вод, как вонючих крыс. Затем нас вернули бы в страну огров, где нас отправили бы в тюрьму, и там мы бы встретили свою преждевременную неизбежную смерть. Я проснулась в четыре утра, когда корабельный гудок возвестил, что мы входим в гавань. Последние два дня я искала капсулы и ночью засыпала только на два-три часа. Я перевернула мамину комнату вверх дном, а затем мне пришлось все очень аккуратно сложить. Я ничего не нашла. Лео пришел к выводу, что папа спрятал их в подошвах своих ботинок. Вальтер и Курт были уверены, что нам наконец-то разрешат высадиться, но Лео сомневался. Что касается меня, то я не знала, чего ожидать. Все пассажиры вынесли свой багаж в коридоры, и стало невозможно пробраться мимо них, не споткнувшись. У нашей каюты чемоданов не было, и это меня тревожило. Между гудками прозвучал сигнал к завтраку. Обычный распорядок, казалось, предполагал, что все проблемы решены, хотя у нас в каюте по-прежнему царила неопределенность. Родители не собрали вещи. По-видимому, они были уверены, что мы не сойдем с корабля. Завтрак прошел очень быстро. Все были очень возбуждены, а дети бегали туда-сюда. Пассажиры разоделись в пух и прах. Но только не я. Я чувствовала себя комфортно в блузке и шортах: жара и духота из-за влажности были просто невыносимы! – Подожди до лета. Вот тогда будет совсем ужас, – сказал Лео, чтобы подбодрить меня. Как всегда в своей манере. Но он знал, что я пойму скрытый смысл: если в будущем будет так нестерпимо жарко, это значит, что мы высадимся на берег. Лео сел на пол рядом со мной, так же поступили Вальтер и Курт. За столами места уже не осталось. – Все уже решено, – сказал нам Курт. – Мой отец говорит, что газеты во всем мире пишут о том, что с нами происходит. – Для меня это было пустым звуком. Газеты не выигрывали сражений. На борт поднялся кубинский врач. Поскольку собирались проверить всех пассажиров, нам пришлось остаться в столовой. Кто знает, что они искали. Оставив друзей завтракать, я побежала предупредить маму. Я добежала до каюты так быстро, как только могла, перешагивая через чемоданы, и открыла дверь, не постучавшись. Родители были уже одеты и готовы к медицинскому осмотру. Мама сидела в углу, прячась от солнца в тени. Она была очень бледной, и это испугало меня. Ко мне подошел папа: – Побудь с мамой. Меня ждет капитан. Его голос был не таким мягким, как обычно. Это был приказ. Я больше не была его маленькой девочкой. Я обняла маму, но она оттолкнула меня. Потом она извинилась, улыбнулась и начала убирать локоны мне за уши. Она не смотрела на меня. Мы сидели вдвоем, ожидая новых распоряжений от папы. Корабль стоял на якоре в порту, но его продолжало покачивать из стороны в сторону. – Я прилягу ненадолго, – сказала мама и, мягко отодвинув меня, пошла к кровати. Мама устроилась среди подушек, а я вернулась в столовую. Лео увидел меня и подошел, держа в руках какой-то фрукт, сочащийся липким желтым соком: – На, попробуй. На борт погрузили кубинские ананасы. Я откусила маленький кусочек: было вкусно, но потом у меня во рту защипало. – Сначала жуешь, чтобы вытек сок, а потом выплевываешь мякоть, – сообщил Вальтер невеждам наставительным тоном. Теперь мы были в тропиках, и наши рецепторы пребывали в шоке от вкуса кубинских фруктов. – Сегодня из Гамбурга в Гавану отправился корабль, который был вынужден изменить курс, когда пришло сообщение о том, что кубинское правительство не позволит пассажирам сойти на берег, – сказал Лео, всегда узнававший последние новости. Я не могла понять, какое это имеет отношение к нашей ситуации. Возможно, корабль заставили изменить курс, потому что мы уже были здесь и власти просто не могли справиться с таким количеством пассажиров. К счастью, у всех пассажиров «Сент-Луиса» были разрешения на высадку, подписанные и зарегистрированные Кубой, а у многих, как у моей семьи, даже были визы в Канаду и Соединенные Штаты. Нас включили в список ожидания, и на Кубе мы не планировали долго задерживаться, только проездом. Это должно было успокоить власти. Все будет в порядке. На это я и надеялась: у меня не было причин думать иначе. Конечно, все будет хорошо. Мы вышли на палубу, откуда до нас с ветерком доносились запахи Кубы: сладкая смесь соли и бензина. – Посмотри на кокосовые пальмы, Ханна! – В один миг Лео превратился в маленького мальчика с широко распахнутыми глазами, завороженный новым открытием. * * * Когда взошло солнце, мы смогли разглядеть на горизонте величественные здания Гаваны. Мы увидели группу из трех человек, затем к ним присоединились еще четверо. А теперь уже десять человек бежали к причалу. Мы здесь! Они не могут отправить нас обратно! Мы с друзьями принялись прыгать и кричать. А Лео уморительно танцевал джигу. Члены семей многих пассажиров «Сент-Луиса» вскоре узнали о нашем прибытии, и уже через несколько часов порт кишел людьми. Маленькие лодки, набитые отчаявшимися родственниками, направились к нам, хотя они были вынуждены держаться на безопасном расстоянии от нашего карантинного судна. Береговая охрана окружила нас, как преступников. Через громкоговорители нас оповестили о том, что нужно приготовить документы. Кубинцы собирались проверить, действительны ли все наши визы, а также разрешения на высадку. Вальтер прибыл бегом. Едва отдышавшись, он взорвался новостями: – За каждого пассажира в качестве гарантии требуют залог в размере пятисот песо, – сказал он, повторяя то, что узнал из подслушанного разговора родителей. – Сколько это? – спросила я. – Около пятисот американских долларов. Но это невозможно. – Лео всегда хорошо считал. Мы потратили те небольшие деньги, которые у нас остались в Германии, на покупку ценных предметов, которые мы могли бы перепродать на Кубе. – Это какой-то кошмарный цирк, – сказала сидевшая рядом с нами женщина в белой шляпе от солнца. Слово «кошмарный» она выделила голосом, словно надеясь, что кто-то услышит и отреагирует. Должно было быть какое-то решение. Капитан не позволил бы отправить нас обратно. Он был на нашей стороне, он не был огром. Я смотрела на длинный проспект вдоль набережной и почему-то не могла представить себе, что когда-нибудь окажусь там вместе с Лео и моей семьей. Гаванская газета «Морской ежедневник» 28 мая 1939 года Вторник, 30 мая Бывают моменты, когда лучше смириться с тем, что все кончено и уже ничего нельзя сделать. Сдаться и отказаться от надежды: сложить оружие. Вот так я себя чувствовала к тому времени. Я не верила в чудеса. С нами все произошло именно так, потому что мы хотели изменить судьбу, которая уже была написана. У нас не было никаких прав, мы не могли переделать историю. Мы были обречены жить в иллюзии с момента нашего появления на свет. Если Лео останется на корабле, останусь и я. Если папа останется, останется и мама. Ранее только двум кубинцам и четырем испанцам позволили сойти на берег. Мы никогда их не видели во время путешествия через Атлантику. Они держались особняком и ни с кем не разговаривали. Если бы наши документы продолжали проверять с такой же скоростью и разрешали высадку только шестерым пассажирам зараз, мы бы пробыли на борту более трех месяцев. К тому моменту корабельная качка совсем бы меня доконала. Когда я смотрела сквозь иллюминатор на Гавану, она казалось туманной, маленькой и недосягаемой, как старая открытка, оставленная каким-то заезжим туристом. Но я не открывала окно, потому что не хотела слышать крики родственников, копошащихся вокруг «Сент-Луиса» в ветхих деревянных шлюпках, которые волна легко могла бы опрокинуть. Фамилии и имена неслись с палуб нашего огромного лайнера, стоявшего на якоре в гавани, к утлым вертлявым лодчонкам. Кеппель, Карлинер, Эдельштейн, Болл, Рихтер, Вельман, Мюнц, Лейзер, Джордан, Вахтель, Гольдбаум, Зигель. Каждый искал кого-то, но никто никого не находил. Я не хотела больше слышать никаких имен, но их продолжали выкликать. Ни у Лео, ни у меня не было никого, кто мог бы выкрикнуть наши имена. Никто не спешил нас спасать. На проспекте вдоль набережной я видела машины, проносящиеся с такой скоростью, словно ничего не происходило: для них это был очередной корабль с иностранцами, которые по тем или иным причинам настойчиво стремились поселиться на острове, где мало работы, а солнце полностью лишает силы воли. Кто-то постучал в дверь. Я, как всегда, вздрогнула: вдруг они пришли за папой. Огры были повсюду, даже на этом острове, который мой разум пока отказывался принимать как часть нашего будущего.